Сергей Арутюнов - Запах напалма по утрам (сборник) Страница 14

– Приобретаете? Чек, наличные, карточка?

– Наличные.

Колычев положил его на пол сразу, вложившись как молодой бог, почти не целясь. Завыла сирена. Он оглянулся на Веру, стучащую в блокированные двери. Взглянул на крепления и, подпрыгнув на балюстраду, повис на креплениях титанического фаллоса, стараясь раскачать его. Выбежавшие жуки-охранники надрывались в хрипящие рации. Ощущая пружинистую поверхность, он засмеялся и в последний момент заорал Вере: «На пол!» Фаллос не подвел. Стекляшки рассыпались звонким крошевом, и он спрыгнул, уложив еще двоих.

Посланные им вдогонку резиновый медведь и пластиковый тигр промахнулись, проткнули шкуры и съежились.

После они сидели на ковре в Вериной комнате, и она снова смотрела ему в глаза. Как он любил.

Подшипник целеполагания

«Кутафья», – раздалось в наушниках, и кортеж, повизгивая, но не притормаживая, вынесся по пустой площади к Спасским воротам. Подъезжали, напротив, медленно, как бы оглядывая принимающих.

Алапин, министр только что сколоченного кабинета, вышел из бронелимузина, демонстрируя спокойствие: к первому заседанию у него «имелись кое-какие наработки», и он рассчитывал красануться по полной, как в недавней молодости, с блеском в глазах и расчетом на какое-то будущее, так некстати наступившее.

Референты обступили его с боков, бобики указывали направление плавными уважительными жестами. Пока он шел, с него сняли пальто и прошептали обо всех, кто будет.

– А, явился!

– Николаю Федорычу наше!

– Как сам?

– Нормулек, нормуленочек!

Эти бодряческие заклинания не отвращали Алапина, он жил среди них, так же вращая оторопелыми глазами по сторонам, стараясь сквозь пелену ничего не значащих словес разглядеть маневры и козни завистников и претендентов. В зале стоял еле слышный гул.

– Идет!

Повисло молчание. Президент возник стремительно и мгновенно сел.

– Так, добрый день, собрались… вроде бы все. (Угодливый смех.) Ну что ж, очень приятно видеть кабинет обновленным, помолодевшим. (Угодливый смех.) Надеюсь, наша совместная работа будет осуществляться еще более энергично, с еще большей ответственностью за страну, за все, что мы делаем. Механизм управления нуждается в серьезной корректировке. Я сейчас попрошу показать нам… (Стена зала, закрытая шторкой, стала раздвигаться.)

Алапину показалось, что он сошел с ума. За шторкой под кое-где поцарапанным плексигласовым покрытием бился и булькал огромный черный агрегат, поблескивая заметно битыми коричневыми бачками, насосными отводами. Это напоминало двигатель, но рабочих органов от него не отходило. Или, может быть, они были за стеной. Над уродищем было золотой кириллицей выведено «Россiя». Алапин побледнел и приготовился не понимать.

– Сырье, – указал Президент на ведро, из которого брызгала черная гадость и вился сизый дымок. – Фонды, – ткнул он лазерной указкой в тухлые ящики с омерзительно шевелящимся бумажно-монетным содержимым. – Промышленность, – повел по бетонным загородкам, наскоро выложенным по металлу словно бы детской рукой. – Все это у нас есть. Неполадки в одном – вот здесь. – Президент резко встал и притронулся к полуоткрытому под демонстрационной поверхностью кожуху в центре. – Подшипник целеполагания. Нет смазки. Купить пробовали. Не работает. Нужна наша марка. Всю систему лихорадит. Предложения?

Всех как-то заткнуло. Рот Алапина непроизвольно открылся. Президент метнул в него взгляд и наклонился ко всем.

– Русские есть? – проговорил он довольно внятно.

– Е…е…е… – раздалось с разных сторон.

– Кто? Кто?

Алапин сидел ни жив ни мертв. Президент склонился над ним.

– Ты мне скажи. Ты – русский?

– Да, я, да, да, русский, какой же.

– Встал.

– А… да.

– Ко мне пошел. Так, стоять. Стоять не падать!

Алапин попытался улыбнуться, но решил в таком состоянии не пробовать. Рядом лязгнул люк.

– Спасибо за работу. Мы… ценим, – предельно отчетливо, по слогам произнес Президент и отечески нежно подтолкнул Алапина в пахнувший острой вонью проход с ползущей в сторону Подшипника податочной лентой с бурыми потеками ржавчины.

Рейки

Секция оказалась обычным московским полуподвалом с небольшим тамбуром перед ступеньками вниз. Люда успела заметить стенд с надписью «Социалистические», со следами ободранных черно-белых фото. Рядом висел на скобе грустный ободранный огнетушитель, тоскующий по своей вечной подруге, красной лопате, влюбленной в дородный красный ящик с песком…

Нежданный простор за дверями пахнул сыростью и половой тряпкой. Пахло, видимо, от простыни, на которой гуашью было нарисовано что-то восточнокитайское, причем художник специально постарался, чтобы его кисть была неряшливой и даже по-детсадовски недоразвитой. Люда задумчиво постучала по косяку и вошла.

В полумраке, проистекающем от сводчатого потолка, она увидела таких же, как сама, молодых и не слишком людей, наряженных так, словно они всем своим видом говорили, что не принадлежат ничему земному. В результате получалось что-то не слишком пристойное: тренировочные брюки с адидасовскими лампасами не шли к страусовым ожерельям, вязаные треухи не сочетались с «казаками».

Люда еще раз вздохнула и стала уступать «пространство» возбужденно накрашенной женщине, составлявшей какие-то списки и нахваливающей какую-то «верховую школу», не забывая желчно ругать какую-то «забегаловку и обдираловку» то ли по соседству, то ли просто сравнивая их.

У притолоки толкались угрюмые бритоголовые молодые люди с нунчаками. Они поминутно сплевывали вокруг себя, словно разбрасывая споры.

Мастер вошел стремительно и подал знак садиться. На нем был спортивно-деловой костюм, олимпийка с галстуком, в который была всажена китайская брошь в виде позолоченного иероглифа. Все стали усаживаться, захватывая низкие и узкие физкультурные лавки.

Мастер заговорил.

– Добро, – сказал он, очертив нечто неопределенное. – Добро и Добро. Добром, добра, добру, добром, добрым. – Он на глазах провалился в транс, встреченный полным пониманием суровых эзотерических мужчин и восхищенными взглядами метафизических женщин. Их головы стали раскачиваться. – Добра! Круг! Проникновение! Космос! – выкрикивал Мастер Рейки. – Энергия! Вслушивание! Манипуляция! Бросьте Зло, возьмите Добро! Оно здесь! – Лида не успела увидеть, куда показала рука Мастера, но живо почувствовала себя на вечере авангардных поэтов, пьющих горькую со времен кончины Маяковского.

Медитация была приятной, никто не дергал, никто не заставлял мыть полы, идти гулять с собакой, отвечать на телефонные звонки от опостылевших вадиков и саш, идти на работу, подписывать ведомости, составлять и перепроверять отчетность. Мурлыкал что-то японское дорогой магнитофон «Санье». Трещало несколько изгоревших свечек. Одна и со всеми. Один и с миром. В щеку задувал сквозняк. Люда бдительно держала руку в карманах и думала о своем. В карманах катались монетки. Первое занятие заявлялось бесплатным, так что должно было хватить на обратный троллейбус. Люда приоткрыла левый глаз и увидела в углу подвала пеструю занавеску. За ней что-то зеленело.

Вот бы попасть отсюда, из слякоти этой, жути – на летний луг, на котором кто-то там щебечет, и пойти, пойти, думалось ей.

После вступительной части рассказывали о себе. Люда чувствовала внимательный взгляд учителя и неожиданно для себя сказала, что Добро у нас, русских, странное, будто тебе Зла хотят. Учитель оживился и после прохождения посвятительных практик и оглашения стоимости всех ступеней попросил ее лично остаться на дополнительное посвящение.

Зал медленно опустел, возбужденная женщина все еще задавала Мастеру вопросы, меча на Люду по-женски ненавистнические взгляды. Наконец и она ушла. Вернее, Мастер выставил ее за дверь, подпихивая в круп. Выпихнул и закрыл дверь на щеколду. Кажется, женщина что-то кричала Люде и Мастеру, в чем-то их заранее подозревала, но Люда так отогрелась мечтами о медведе, что не прореагировала.

Мастер обернулся к Люде и позвал за собой. Занавеска раздвинулась. Люда увидела штакетник. Обычный дачный штакетник, выкрашенный потрескавшейся зеленой краской. Он был косо прислонен к двуцветной стене и имел тот же отчаявшийся вид, что и пожарные инструменты полуэтажом выше.

– Что это? – спросила Люда.

– А это рейки, – буднично и вместе с тем торжественно сказал Мастер и резко отломил одну штакетину на себя. – Хочешь пятого уровня? Сразу? – Мастер прицелился и дал Люде штакетиной по голове плашмя.

– Ой, да вы что!.. – взвизгнула Люда. Голова загудела и стала жужжать. Восприятия в ней оставалось на самом донышке.

Мастер, уже с откровенно жестоким лицом, говорил о космосе и Добре. Он прицелился еще раз, и Люда поняла, что сейчас будет второй уровень. Но сил убежать уже не было.

Погром