Исаак Зингер - Последняя любовь Страница 14

— Разве смерть — глупость?

— Белла, не уходи! — крикнул Марк Мейтельс, подчиняясь тому, что было сильнее его. — Нам нельзя будет оставаться в Варшаве, но мир велик. Мы поедем в Краков или за границу. Я слышал, что можно получить визу на Кубу или в Гондурас. Какая разница, если мы будем вместе.

— С тобой я готова ехать хоть на край света.

Они стояли в темноте совсем близко. Он чувствовал жар ее дыхания. Его снова охватило желание.

— Не уходи.

— Подожди. У мамы слабое сердце. Она умрет от беспокойства.

— Не умрет. А умрет, ей же хуже.

— Ах, ты мой сладкий убийца.

— А ты на самом деле ведьма?

— Да. Только не говори никому.

— А как ты колдуешь?

— Я молюсь Богу, а может, дьяволу. Сама не знаю кому. Я только чувствую, что во мне есть эта сила. Ты не сможешь освободиться от меня, не сможешь. Мы как две собаки, которых заперли вместе…

— Останься.

— Если ты действительно хочешь уехать из Варшавы, давай уедем немедленно, — сказала она.

— Прямо сейчас?

— Сегодня.

— А мои вещи, книги?..

— Брось все. Родители умрут от неизвестности, но, в конце концов, раз уж я убила одного человека…

— Не умрут. Мы пошлем им телеграмму с дороги.

— Хорошо. Понимаешь, я мечтала о тебе с того самого дня, когда ты впервые вошел к нам в класс; я все время думала о тебе, каждый день, каждую минуту. Где Гондурас, в Африке?

— Ты изучала географию, должна знать.

— Я ничего не помню. Все эти годы я изучала только тебя.

— Идем.

Он взял ее за плечи и, через гостиную, снова повел в спальню. Восходящее солнце сквозь стекла бросало на все красноватые отсветы. Казалось, что лицо Беллы залито кровью. Отблески пламени плясали в ее глазах. Они остановились перед зеркалом. Он стоял сзади, в одном белье.

— Если на свете есть черная магия, — сказал он, — может быть, Бог тоже есть.

Он не смог дождаться, пока они войдут в спальню, и повалил ее на ковер в гостиной, ведьму, забрызганную кровью и семенем, уродину, которую рассветное солнце преобразило в красавицу.

ПОКЛОННИЦА

Сначала я получил от нее длинное восторженное письмо. Среди прочего она писала, что я помог ей «найти себя». Потом она позвонила, и мы договорились о встрече. Потом раздался новый звонок оказалось, что на этот день у нее уже назначена другая встреча, и мы перенесли наше свидание на другое число. Через два дня пришла многословная телеграмма. Выяснилось, что в день предполагаемого визита ко мне ей придется посетить парализованную тетю. Я никогда еще не получал такой длинной и столь изысканно написанной телеграммы. Последовал новый звонок, мы назначили новую дату. Во время нашего предыдущего телефонного разговора я упомянул о своей любви к Томасу Харди. Вскоре посыльный принес роскошно изданное собрание сочинений Томаса Харди. Мою поклонницу звали Элизабет Абигель де Соллар — примечательное имя для женщины, чья мать, по ее словам, была дочерью раввина польского местечка Клендева.

Наступил назначенный день, я прибрался в квартире и сложил все свои рукописи и письма, на которые еще не успел ответить, в корзину для белья. Моя гостья должна была появиться в одиннадцать. В двадцать пять минут двенадцатого зазвонил телефон, и я услышал громкий взволнованный голос Элизабет Абигель де Соллар:

— Вы дали мне неправильный адрес! Здесь нет такого дома!

Оказалось, что вместо Уэст-Сайд она по ошибке записала Ист-Сайд. Я опять принялся подробно объяснять, как меня найти. Когда она окажется на моей улице, ей нужно будет войти в арку, на стене тот номер, который у нее записан. Из арки — во двор. Затем ей нужно будет подойти к моему подъезду (номер у нее есть) и подняться на одиннадцатый этаж. К сожалению, пассажирский лифт не работает, поэтому ей придется воспользоваться грузовым. Элизабет Абигель де Соллар повторила все мои инструкции, но ей нечем было их записать — пока она рылась в сумочке в поисках карандаша и бумаги, голос оператора потребовал доплатить монетку. У Элизабет Абигель де Соллар монет больше не было, и она в панике выкрикнула номер телефонной будки, из которой звонила.

Я тут же перезвонил, но никто не ответил. Видимо, она дала мне неверный номер. Я взял с полки книгу и начал читать там, где открыл, с середины.

Раз у нее есть мой адрес и телефон, рано или поздно она объявится. Не успел я прочитать и несколько строк, как телефон снова зазвонил. В трубке послышалось какое-то меканье, кряхтение и покашливание. Наконец звонивший справился с голосом и сказал:

— Меня зовут Оливер Лесли де Соллар. Я бы хотел поговорить с моей женой.

— Ваша жена неправильно записала адрес. Она недавно звонила и должна появиться с минуты на минуту.

— Извините за беспокойство. Дело в том, что наша дочь внезапно заболела. Она страшно кашляет и задыхается. Я не знаю, что делать. У нее приступ астмы. Элизабет в таких случаях дает ей специальные капли, но я не могу их найти. Я просто в отчаянье.

— Вызовите врача! Позвоните в «Скорую помощь»! — закричал я.

— Дело в том, что сейчас нашего врача нет на работе. Секундочку, извините.

Я подождал несколько минут, но Оливер Лесли де Соллар не возвращался, и я положил трубку. Вот и связывайся после этого с людьми, подумал я, сразу же возникают проблемы. «Всякое действие есть грех» — как сказано в какой-то священной индийской книге — но в какой? «Бхагавадгите» или «Дхаммападе»? Если ребенок — не дай Бог — задохнется, я, хотя и косвенно, тоже буду виноват.

Раздалось несколько долгих настойчивых звонков в дверь. Я бросился открывать и увидел молодую женщину со светлыми распущенными волосами, в соломенной шляпке, украшенной цветами и вишнями, какие носили в те времена, когда я ходил в хедер. На ней была белая блузка с кружевом вокруг шеи и на рукавах, черная юбка с вышивкой и туфли с застежкой-пуговицей. Хотя на улице было солнечно, в руках она держала зонтик с ленточками и бантиками — в общем, ожившая фотография из старого альбома. Не успела она закрыть за собой дверь, как я сказал:

— Только что звонил ваш муж. Не хочу вас пугать, но у вашего ребенка приступ астмы, а ваш муж не может дозвониться до врача. Он не знает, где лежат капли.

Я был уверен, что моя гостья тут же кинется к телефону, который стоял на столике в прихожей, но вместо этого она несколько раз оглядела меня с головы до ног, и ее лицо осветилось счастливой улыбкой.

— Да, это вы!

На ней были белые перчатки до локтя. Она протянула мне нечто завернутое в блестящую черную бумагу, перетянутую красной лентой.

— Не беспокойтесь. Он всегда так поступает, стоит мне уйти. Не выносит, когда меня нет дома. Это просто истерика.

— Да, но ребенок?

— Биби такая же упрямая, как ее отец. Она тоже не хочет отпускать меня. Это его ребенок от первого брака.

— Пожалуйста, проходите. Спасибо за подарок.

— О, вы заполнили пустоту в моей жизни, я себя совсем не понимала. Однажды в книжном магазине я случайно наткнулась на ваш роман и с тех пор не пропускаю ни одной вашей книги. Я, кажется, вам уже говорила, что я внучка клендевского раввина. Это — по материнской линии. Предки моего отца были авантюристами.

Мы прошли в гостиную. Женщина была маленького роста, стройная, с белой гладкой кожей, какая редко бывает у взрослых. Глаза у нее были бледно-голубые с желтоватым оттенком, нос — довольно длинный, губы — узкие, подбородок — острый и срезанный. Она чуть-чуть косила. Косметики на ней не было. Обычно какое-то представление о человеке складывается у меня сразу, стоит мне увидеть его лицо, но на этот раз я не мог бы сказать ничего определенного. Не очень здоровая, решил я, впечатлительная, светская. Ее английский показался мне не американским. Я предложил ей сесть, а сам развернул сверток и обнаружил планшет для спиритических сеансов, очевидно ручной работы, из дорогого дерева, обрамленного слоновой костью.

— Из ваших рассказов, — сказала она, — я поняла, что вы интересуетесь оккультизмом, и подумала, что это как раз то, что нужно.

— Вы меня просто завалили подарками.

— Вы заслужили их все.

Я начал задавать ей разные вопросы. Она охотно отвечала. Ее отец — адвокат на пенсии. С матерью Элизабет он развелся и теперь живет в Швейцарии с другой женщиной. Мать страдает ревматизмом и перебралась в Аризону. Там у нее есть друг — восьмидесятилетний старик. Элизабет Абигель познакомилась со своим мужем в колледже. Он там преподавал философию. Еще он был астрономом-любителем и полночи просиживал с ней в обсерватории, разглядывая звезды. Еврей? Нет, Оливер Лесли — христианин, родился в Англии, хотя сам родом из басков. Вскоре после свадьбы он заболел, впал в хроническую депрессию, бросил работу и поселился в доме в нескольких милях от Кротона-на-Гудзоне. Он сделался совершенным отшельником. Сейчас пишет книгу по астрологии и нумерологии. На губах Элизабет Абигель заиграла улыбка человека, давно осознавшего тщету всех человеческих начинаний. А порой ее взгляд становился грустным и даже испуганным.