Аньес Дезарт - Съешь меня Страница 15

— Вода на улице, — сказал он.

— А где мыть посуду?

— Посуду моют ребятишки.

В «Санто-Сальто» абсолютно взрослыми считались с двенадцати лет — ни больше ни меньше. Зимой я наблюдала из окошка прицепа, как четырехлетний Жорж и пятилетний Родриго подставляли тарелки под брызжущую ледяную струю колонки. Я боялась, как бы они не простыли. Но они ни разу не заболели. «А как, по-твоему, раньше люди жили?» — ответили мне, когда я удивилась вслух такому обращению с детьми. И этот вопрос-ответ вместо того, чтобы повергнуть в недоумение, снял с моей души камень. Люди в прошлом, настоящем и будущем одни и те же. Все, что было, может повториться, все, что существовало, никуда не денется.

Я села. Провела рукой по волосам, подождала, пока уймется боль. Рано или поздно она всегда унимается. Пригляделась к дальней стене кухни. Попыталась понять, существует волшебная голубая дверь или нет. Вообще-то я точно знала, что у меня нет никакого гаража, никакого сарая, похожего на просторный бальный зал. Трудно сказать, на что я надеялась. Может быть, хотела снова увидеть призрачную мадам Коэн, посланницу другого мира, где пожелания сбываются. Хотела, чтобы дверь была на самом деле, сейчас, вчера, всегда. Разве сны менее реальны, чем то, что мы видим проснувшись? Какая разница между сном и явью? В самом деле какая? Не знаю.

В мире снов нет забот, вспомнила я. Нет, неправда, какие гнетущие снятся порой кошмары! В реальном мире каждый шаг ведет к каким-то последствиям. А в снах разве нет? Что-то я совсем запуталась. И все-таки, кажется, набрела на верный ответ: последовательность — вот главное отличие. В жизни все приходит одно за другим: вчера ты ошибся, завтра можешь исправиться, в прошлом согрешил, а расплата наступит в будущем. В сновидениях все вперемешку. Все не так. Время не имеет значения. Там поправляют непоправимое, избегают неизбежного, там нет места смерти. Мысль о том, что часть жизни я провожу в совершенно ином пространстве, где ничего не значат дневные законы и обычаи, ошеломила меня. Я почувствовала, что не могу решить, что важней. Кто сказал, что дневной мир главный? Почему мы всегда отдаем предпочтение бодрствованию? Вернись, призрачная дверь, умоляла я, пристально глядя на голую стену. Вернись и выпусти меня из гнетущего настоящего. Но нет, невозможно, я в плену у времени.

Вчерашний день — хотя чем он, собственно, плох? — не доставил мне радости. Я поняла, что не хочу быть собачкой среди собачек. Не хочу, чтобы «У меня» был проходной двор. Пусть люди приходят ко мне не случайно, пусть чувствуют, что здесь все иначе. Пусть лучше воплотятся мои сны, мои мечты. А если им мешает воплотиться успех, не нужен мне такой успех.

Впрочем, успех — громко сказано. Вчера, несмотря на наплыв посетителей, у меня набралась лишь часть той суммы, что я должна откладывать ежедневно, чтобы расплатиться с долгами. Только часть, а я уже без сил, едва держусь на ногах, ни на что не годна.

Я приняла холодный душ, стоя в раковине. Чуть не заорала под ледяной струей. Тело вмиг одеревенело. Сжала зубы, когда жгучие стрелы впились мне в кожу, она пошла пупырышками, по спине и рукам побежали мурашки, мускулы напряглись, защищаясь, округлости затвердели, впадины втянулись глубже. Само собой, я подумала о крещении и стала ругать себя за дурацкую привычку вспоминать детство по каждому поводу. Никак я с ним не расстанусь, цепляюсь за него, как пират за карту, где обозначен путь к сокровищам. Чего я ищу на необитаемом острове? Зачем превращать ресторан в столовую? И подавать жареную колбасу, умея готовить бараньи отбивные? Все надеюсь вернуться в прошлое, по-новому его пережить, исправить ошибки. Не то чтобы мне там нравилось, просто я не могу отвлечься. Теперь, когда гениальные мысли записаны, нужно приняться за их воплощение. Выгоню солидных посетителей, закрою дверь перед носом у служащих банка и соберу у себя всех ребятишек с ДЦП. Извините, любезный, мне некогда вас обслуживать, все столики заказаны, вот-вот прибудут восемнадцать славных малявок. Потеха! Еще бы! Вместо кушаний по двадцать евро каждое, жалкие бутерброды в сто раз дешевле. Посторонитесь, идет королева бизнеса! Она научит вас новой системе приумножения капитала, изменит ваш фактор роста! Если в один прекрасный день кому-то пришло в голову, что кратчайшее расстояние между двумя точками вовсе не прямая, как думали на протяжении сотен лет, почему бы и мне не опровергнуть общепринятое заблуждение? Я утверждаю, что первоначальное накопление капитала — не единственная гарантия выгоды. И уверена, что докажу это на примере моего крошечного королевства.

Я достала из ящика оба списка и внимательно изучила собственные предложения. Плоды моего ночного пьяного бдения яркими красками расцветили серое утро. Каждое прочитанное слово вспыхивало цветной лампочкой, озаряло меня лучом надежды. Теперь бы постранствовать по интернету в поисках расценок и адресов, но — увы — у меня больше нет компьютера. Я продала его за бесценок, когда голодала. Оделась и вышла в зябкую сырость, пошла на рынок. На бульваре никого. Зеленщики еще только разгружали товар. В затишье, предвещающем скорый наплыв покупателей, я накупала килограммами овощи, мясо, рыбу. Не по списку, не из соображения выгоды и дешевизны, а так, интуитивно, даже без мысли о будущем меню. Как призрак, я скользила от одного прилавка к другому, и вот сумка-тележка полна и рюкзак набит доверху. Сгибаясь под тяжестью купленных продуктов, напрягая все мускулы, как штангист, шаг за шагом я продвигалась к дому. Наконец я у цели.

В этот миг солнце, пробившись между домами, нарисовало на железной шторе золотой треугольник. Опустила рюкзак на землю, отпустила ручку тележки — перевела дух. Восемь часов, а все продукты уже куплены. Я выиграла немножко времени. И успею заглянуть в интернет-кафе, хоть что-то узнаю.

— Разрешите, я вам помогу, — произнес у меня за спиной мужской голос.

Я подпрыгнула от неожиданности.

— Разрешите, я вам помогу? — повторил он снова.

Так приходят ангелы, бесшумно слетают на землю и говорят немыслимые слова, которых ты дожидалась всю жизнь. Я расхохоталась, как Сара, что смеялась от души, когда ангел рассказывал, будто она в девяносто девять лет родит сына. Я тоже чувствовала себя ни на что не годной старухой. Кто мне может помочь? И чем?

Молодой человек подошел и поднял рюкзак. Он был высоким, очень худым, в расклешенных брюках, синих в белую полоску. Ноги слегка кривоваты, и голову он держал как-то странно, склонив к плечу, словно пытался пройти в слишком низкий проем двери. Что-то в нем было нескладное, неуклюжее — спина сутулая, голова набок. Или у меня перед глазами плывет?

— Вам плохо? — спросил он участливо.

— Нет, все в порядке. Сумки тяжеловаты, в этом все дело.

— Подержите, пожалуйста, дверь, я сам отнесу на кухню ваши приобретения.

«Приобретения!» Разве молодые люди так говорят? Не юноша, а пожилой джентльмен. Только мой дедушка мог сказать: «Отнесу ваши приобретения». В костюме, при шляпе, дедушка никогда не выходил из дома без плоской корзинки для покупок. Я подумала, может, и в моей речи застряли устаревшие словечки, что без моего ведома выдают окружающим тайную принадлежность Мириам к прошлому? А я ни словечек, ни этой принадлежности не замечаю, как не знаю, какая у меня спина, какой профиль. Остальные отчетливо видят меня со всех сторон, только я сама с собой незнакома.

Молодой человек, изъясняющийся как старичок, назвался Беном. Его прислали ко мне на помощь Симона и Анна.

— Симона и Анна? — недоуменно переспросила я.

Не могла сообразить, о ком это он.

— Симона и Анна, — подтвердил он. — Они мне сказали, что вам нужен помощник.

— А вам, стало быть, нужна работа?

Мы сели за столик в моем ресторане, и солнце полными пригоршнями лило свет прямо на нас.

Бен не ответил.

— Я не могу нанять помощника, — призналась я с отчаянием.

Он опять промолчал. Встал и принялся убирать продукты в холодильник. Так плавно, неторопливо. Приседал, поднимался, наклонялся, выпрямлялся, брал, укладывал. И все с таким изяществом. А на вид неуклюжий. Паяц паяцем.

— Не стоит, бросьте! — заговорила я. — Я сейчас вам все объясню, у меня совсем нет денег. Ваши приятельницы превратно меня поняли. Они не знали. Не представляли истинного положения вещей.

— Они сказали, что вам нужен помощник, — упрямо повторил он.

На это мне нечего было возразить. Что правда, то правда.

Я смотрела, как Бен расхаживает по моей кухне, казалось, он знает ее наизусть. Прекрасно разложил продукты, мясо и рыбу разместил поближе к морозилке, а фрукты и зелень, наоборот, — подальше от холода. Пустую тележку закатил под стойку, рюкзак сложил и сунул в шкаф.

Вытер губкой стол.

— Вы разве официант? — спросила я.

Ни слова не говоря, он достал из стенного шкафа четыре тарелки и поставил их себе на правую руку от плеча до кисти, потом поднял левой рукой два длинных блюда — я-то знала, какие они тяжелые, — передвинул поближе к локтю и сумел еще ухватить два высоких бокала. И с этой громоздкой бьющейся ношей принялся вальсировать между столиками. Тарелки, бокалы и блюда взлетали, опускались, исчезали из виду. Я поморщилась, ожидая грохота и звона разбитой посуды. Бен поначалу казался таким неуклюжим, нескладным и слабосильным! Однако, закончив балетный номер, он поставил тарелки на место в целости и сохранности, блюда расположил с двух сторон от стойки, подбросил бокалы в воздух и ловко поймал их в последнюю секунду, проследив, как они описали дугу в лучах неяркого утреннего солнца. Один бокал Бен вручил мне, мы чокнулись.