Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь Страница 15

— Андрюша! А почему у нас ориентировка на девочку Марину Мезенцеву?

— Так у них дача под Озерском. Успеть она вроде бы не могла, но на всякий случай… Папаша у неё новорусский, всех на ноги поднял, денег, небось, насовал, вот и стараются. Это не совсем у нас, Мельниковский район, но там, сами знаете… прислали, если вдруг что всплывёт… Хотите, позвоню сейчас, спрошу, посмотрел Игорь адрес или нет. Хотя чего ей здесь делать?

Да, странно всё. Двенадцатилетняя девочка из богатой, благополучной семьи ушла из дома в десять часов вечера, ничего никому не сказав, и пропала. А где родители-то были? Почему не заметили, не остановили? Может, кто по телефону позвонил? Потребовал что-то, пригрозил, посулил? Нет, это бы папаша сказал, если бы сам знал. А он бы знал? Да что этим родителям про своих детей вообще-то известно?! Ребёнок, девочка, одна на улицах ночного Питера… Дай Бог, чтоб обошлось!

— Виктор Трофимыч! Отбой, снимайте ориентировку с Мариной! Я позвонил, им только что сообщили, что девочка вернулась. Сама! А шороху-то было! Папаша всю ночь по городу метался и по мобильнику чуть не каждые пятнадцать минут везде звонил… Наши все едва не озверели. У них ведь не одна дача, а три, и все в разных концах области…

— А дети?

— Что — дети?

— Ну, дач у них три, а детей — сколько?

— Не знаю, — растерялся Андрюша. — Вроде бы говорил: единственная…

— Ну вот, — желчно пробормотал Виктор Трофимович. — Дач понастроили, а за одним ребёнком уследить не могут… Слава Тебе, Господи, обошлось!

Марина скорчилась под нежно-голубым шёлковым одеялом и мелко тряслась от страха. В комнате горела лампа на тумбочке и ещё верхний свет — люстра из шести рожков. Не помогало.

— Всё, теперь всё! — побелевшими губами шептала Марина под одеялом. — Теперь точно — напустит. Она может, я знаю. Но я же не хотела. Я же только так, намекнула, и слово с Лильки взяла. А она ещё напридумывала, чего и не было, и, главное, Никите рассказала. А он уж, пока всем не разболтает, не остановится. Уже, наверное, разболтал. А я получаюсь виноватая. Что же мне теперь делать?!

Марина вспомнила, как на украденной из серванта связке не оказалось ключа от верхнего дачного замка и тоненькая девочка с голубоватым лицом прижала узкую ладошку к замочной скважине. Р-раз — и замок открылся. Как будто у неё в ладошке — ключ. Она может. Она может не только порчу напустить! Она может — вообще…

— У-у-у! — тихонько завыла Маринка под одеялом. — Лилька — противная! А я — дура! Могла бы догадаться, что она Никите скажет, чтобы выпендриться перед ним. Правильно мама говорит: сначала думать надо, а потом — говорить. А у меня всегда наоборот. Ну почему я такая несчастная! И никто-то мне не поможет, и посоветоваться-то мне не с кем! Лилька — предательница, Ветлугина эта противная и так меня дурой набитой считает, Витёк-то вроде добрый, но ведь он же своей Капризке сразу разболтает… И мама с папой на какую-то «пати» ушли, приедут, наверное, как всегда, ближе к утру. Да что папа с мамой! Начиталась, скажут, и насмотрелась своих ужастиков, вот и боишься всего. Видик запретят смотреть — и вся помощь. Вот если бы Клавдия Николаевна была! Она бы ругаться не стала и посоветовала что-нибудь. Она всегда говорила, что кто зла в душе не держит, тому Бог помогает. А я же никакого зла не держу, ни в душе, ни ещё где, у меня просто язык такой… Может, мне Богу помолиться? — Маринка нащупала под рубашкой маленький золотой крестик. — Так я же не умею. Клавдия Николаевна вот знала — как, она бы подсказала… Где-то теперь Клавдия Николаевна? Как живёт? Я ведь обещала ей звонить, а звонила-то всего один раз — в самом начале. Нехорошая я. Клавдия Николаевна меня по правде любила. А теперь у нас эта Лена с холодными пальцами, у неё ничего не спросишь, и не любит она никого, только себя в зеркале, а перед папой-то, как там мама подруге говорила? — а вот, «вьётся мелким бесом»… Ой, зря я про бесов-то вспомнила, на ночь ещё! И так всё плохо!

В этом месте Маринка почувствовала себя такой несчастной, что проголодалась. Осторожно встала, выглянула из комнаты в просторный коридор. Зеркала, арки, скрытые светильники, чёрные африканские маски в простенках. На мгновение девочке показалось, что она очутилась в каком-то древнем храме, полном наблюдательных и мстительных богов. Тут же вспомнился фильм, в котором героев засыпало землёй в каком-то индейском пещерном храме… Постукивая зубами от страха и с опаской поглядывая на подвесной потолок, Маринка на цыпочках прошла в кухню, открыла холодильник, отхлебнула йогурта прямо из пакета и зажевала слоёным пирожным, похожим по вкусу на холодную сладкую бумагу.

— А Клавдия Николаевна пироги пекла, вкусные, — жалея себя, вспомнила Маринка и горько усмехнулась.

Совершенно невозможно было представить себе нынешнюю домработницу Лену пекущей пироги. Только и может, что кофе варить. Зато престиж! Так папа говорил, когда Клавдию Николаевну увольнял. Мама-то не хотела, и Марина не хотела (хотя её и не спрашивал никто), а папа говорил:

— Я не против — она хороший человек и Маринку любит, но ведь восемь классов в деревне, они и есть восемь классов в деревне. Ни принести, ни подать не умеет, и объяснять бесполезно. Старую собаку новым штукам не научишь. А манеры, а речь! Что ж мне, прятать её, когда ко мне гости приходят, и самому со столиком бегать? Нет, как хочешь, но этот вопрос надо решать!

Теперь «решение вопроса» — Лена — лежит на софе и смотрит телевизор, а Марина на цыпочках крадётся мимо двери по коридору. У Лены — высшее образование, но Марина никогда не видела в её руках книгу (а Клавдия Николаевна, между прочим, каждый день на ночь Библию читала или Пушкина из Марининой «Библиотеки школьника»!). А у Лены только глянцевые журналы, которые от Марины прячут. Ха! Чего она там не видала! Каждый день такие в школу приносят. И не больно-то интересно. То ли дело — журнал НЛО — «Невероятное, легендарное, очевидное»! Там и про призраков пишут, и про инопланетян, и про всякие тайны… Ой, ой, ой — не надо про это думать! Но что-то же делать надо! Если просто лежать в кровати и бояться, то можно к утру вообще с ума от страха сойти. И никакой порчи не понадобится. Интересно, а Аи уже знает, что Марина Лильке проболталась, или нет? Наверное, ещё нет. А когда узнает?

Вот самое простое решение. Надо поехать на дачу и самой ей всё рассказать. И сказать, что не хотела ничего плохого, что оно само так получилось. И прощения попросить. Аи, кто бы она там ни была, вроде бы девочка не злая. Не будет она напускать порчу, если Маринка сама перед ней честно повинится. А как поехать на дачу? Когда? Да вот прямо сейчас и ехать. Чего откладывать? Всё равно дома никого, кроме Лены, нет, а спать и бояться одновременно не получается. Последняя электричка в пол-одиннадцатого, Марина на неё вполне успевает. И деньги на билет есть. Надо только одеться потихоньку, чтобы Лена ничего не услышала, и что-нибудь вкусненькое для Аи взять. Чтоб она не очень сердилась…

Через пять минут тепло одетая Марина в зимних сапожках стояла перед распахнутым холодильником. Из комнаты, где Лена смотрела телевизор, доносились громкие крики, стоны и треск автоматов, заглушающие любую Маринину возню. Что взять-то? Подумав, Марина остановилась на икре. Икра — это дорого и шикарно. Аи, наверное, оценит. И в карманы хорошо войдёт. Одна баночка — чёрная, другая — красная. Вот как хорошо поместились. Теперь — в дорогу.

Бояться Марина начала ещё в подъезде. Сразу вспомнились все истории про бандитов и маньяков, которые, если верить родителям и телевизору, бегают по вечернему городу на манер волков — стаями.

Ночной город и впрямь не похож на дневной. Другие люди в метро и у ларьков, другой свет, другие краски. Всё это Марина уже видела, но из окна машины. Теперь по-другому, изнутри. Голод и нервы у Марины всегда были связаны. Не удержалась, купила шаверму[43] в ларьке у черноусого араба. Араб оскалил синеватые зубы, окликнул убегающую Марину:

— Эй, деточка, не бойся, не укушу, салфетки возьми, запачкаешься!

Ночные люди смотрят на куда-то бегущую девочку, но вроде бы не хотят ничего плохого.

В электричке почти не было народу. Марина очень удачно пристроилась на деревянной скамейке напротив немолодых супругов — огромной тётки с баулом и сухонького мужика с рюкзаком. Супруги сначала играли в пьяницу, раскладывая на бауле засаленные карты, но после Кавголово[44] откинулись на спинку скамейки и задремали, причём тётка тоненько свистела курносым носом, а маленький мужичок храпел трубно, басом. В конце Марина сама почти заснула и едва не проехала свою остановку.

Ночной дачный посёлок казался совсем вымершим. Да и кому тут быть — будний день, ночь, осень… Пахло прелыми листьями, дождём и почему-то вином. Тени от редких фонарей метались по опустевшим участкам.