Федор Московцев - Карибский кризис Страница 17

В такой ситуации только материальная заинтересованность могла заставить заводчан предпочесть Экссон другим компаниям. Для замов мы установили таксу 500 рублей на двоих за каждую выбранную с завода тепловозную батарею 32ТН450 (это 16 аккумуляторов с перемычками на поддоне общим весом 1250 кг, стоимостью около $1000 по состоянию на осень 2001 года, самая ходовая позиция); + 500 рублей за каждую тонну заведенного на завод свинца. Для генерального директора — по 1000 рублей и за то и за это.

(предприятие было полугосударственным, форма собственности — ОАО, впоследствии — ЗАО, доля государства — 52 %, остальные акции распределены между членами трудового коллектива, которым было запрещено продавать их на сторону, а если заводчанин увольнялся, то согласно устава терял свои акции — обычное наебалово, в ходе которого акции вымывались у простых работников и оседали в директорате. Кроме того, во избежание форс-мажора, все более-менее ценное имущество перебросили на карманную структуру).

Логичнее всего, чтобы зацепить заводчан еще и нематериальными якорями, устроить офис и склад прямо на заводе — так же, как это сделано у меня в кардиоцентре. Я предложил Артуру такой вариант на обратном пути, когда ехали с Балт-Электро, и эта простая, но вместе с тем гениальная мысль, так поразила его, что он развернулся через две сплошных и рванул обратно на завод. Ему без труда удалось уговорить руководство выделить помещения. На территории предприятия находилось шестиэтажное здание (точный адрес значился как улица Калинина, 50а, корпус 39, помещение 3Н, комнаты 11 и 12), на первом этаже которого располагалось производство моноблоков, на втором — «представительство заказчика» (госприемка из министерства обороны), на третьем — инженерные службы, половина четвертого этажа пустовала, пятый и шестой этажи занимали инженера, лаборанты, научные работники, и эти этажи тоже наполовину пустовали. Экссону выделили два кабинета на четвертом этаже — помещения общей площадью 55,9 квадратных метров с пятиметровыми потолками и гигантскими окнами, начинающимися от высоты примерно 1,5 метра и до самого потолка. Стоимость аренды — 9978 рублей в месяц.

Чтобы не париться в пробках, я переехал поближе к заводу, в гостиницу, расположенную в конце Рижского проспекта, недалеко от порта. Игорь самоустранился от бытовых вопросов, и обстановкой офиса пришлось заниматься мне и Алексею. Мы обошли магазины, торгующие офисной мебелью, выбрали всё, что нужно, но Артур с Владимиром так и не решились на покупку. В итоге Артур приобрел ДСП черного цвета, которое ему распилили по размеру, крепёж, привез эти материалы в своей БМВ на завод, и объявил, что из этого нужно собрать мебель. Размеры были все попутаны, пришлось на месте всё подпиливать, и за целый день три человека — я, Алексей и Артур, собрали один только стол, удобный разве что для великана — с высотой не угадали, а дополнительно подпиливать уже было лень. К тому же самодельный стол шатался, и из-за разных по высоте стоек поверхность столешницы не была параллельно полу, и с нее неизбежно должно всё скатываться.

Больше к вопросу самопального изготовления мебели не возвращались, а поскольку деньги на приобретение материалов израсходовали, настоящую мебель покупать уже не на что (впоследствии, постепенно мебелью разжились на самом заводе). Я взирал на эту мебельную кутерьму с удивлением, ведь пятерым небедным компаньонам ничего не стоило взять да и нормально обставить офис; но вскоре мне стало понятно, что это является фирменным стилем Ансимовых-Быстровых. Однако, хоть в чем-то они и перегибали, но всё компенсировалось высокой рентабельностью предприятия, четкостью взаиморасчетов, и полностью прозрачной экономикой. Тут было то, чего я никогда не видел у себя на Совинкоме в модно обставленном офисе — провели сделку, раскидали прибыль, свели баланс, посчитали складские остатки, и решили вопрос об инвестициях. В Волгограде управленческий учет всегда хромал, и я привык к тому, что периодически возникают финансовые дыры — необъяснимые задолженности перед поставщиками или клиентами, долги, которых еще вчера не было. Я тщательно записывал все свои расходы, кроме меня, никто не имел доступ к деньгам, бухгалтер добросовестно вела учет, и тем не менее хозяин не мог точно сказать, какой чистый доход получен за истекший месяц (и был ли он вообще — доход).

Однако, при всех достоинствах, были видны и недостатки. Кроме неудобств жизни большого города — еда и женщины на скорую руку — открылись некоторые пугающие обстоятельства. Я дважды сталкивался с Фаридом в коридорах административного корпуса Балт-Электро, а однажды, когда шел по улице Трефолева, за мной на медленной скорости следовала затонированная машина почти до проспекта Стачек. Я не верил в то, что Фарид, владелец крупного бизнеса — «ссыкун и лох», и понимал, что подставляюсь и в случае неудачи проекта в лучшем случае буду вынужден вернуться в Волгоград, потеряв $20,000, а в худшем… засветившись в местной сводке происшествий, удалюсь в сад вечного уединения. Такая получается поездочка — экскурсия в заповедник отваги.

Самая главная причина сомнений была в том, что уставные деньги внесены на 50 %, и нет не только возможности добавить остальное, также нет способа возместить изъятие первой суммы из оборота Совинкома. Приходилось затыкать дыры — ждать поступления денег от клиентов, чтобы ими закрывать горящую задолженность перед поставщиками, а клиентам отгружать товар, взятый у других поставщиков на реализацию. А Ансимовы требовали внесения оставшейся суммы — ведь именно им пришлось заплатить за меня недостающие $20,000 на Рязцветмет.

Станислав Халанский, главный врач кардиоцентра, упорно допытывался у сотрудников Совинкома, куда пропал их директор (то есть я), и те не могли ему внятно ответить. Я был на связи, но всего по телефону не объяснить, к тому же Халанский начал увязывать в одно целое отъезд заведующего кардиохирургией Игоря Быстрова и отсутствие директора Совинкома.

«Если забрать $20,000, что я внес, то этими деньгами можно решить все проблемы, — рассуждал я. — И не только это. После отъезда Игоря отсекаются многие обязательные платежи: 5 % за поставки в реанимационное отделение, 5 % за лабораторию, и т. д. В кардиоцентре я пошел на взлет, глупо отказываться от таких перспектив».

И если в Петербург я уезжал с хорошим настроением, то за две недели пребывания в северной столице настроение поменялось на противоположное. Чем больше я вникал в дела, тем больше мной овладевало сомнение: правильно ли поступил, уехав осваивать новые территории, когда собственный бизнес не функционирует, как заведенные часы. Что называется, почувствовал, как призрачны мечты и как жестока явь. Появились нехорошие предчувствия.

В конце второй рабочей недели, в пятницу, в обед, мы впятером собрались в ЛДМ (Ленинградский Дом Молодёжи на Петроградской стороне), в баре на первом этаже. Настроение у меня было тягостное, меня уже почти физически тянуло в Волгоград, там накопилось множество вопросов, требующих личного присутствия. В этот раз интуиция подсказывала мне, что нужно уезжать насовсем — именно так, забрать свои деньги и уехать. Но как это сказать компаньонам и как на меня посмотрит Игорь, с которым мы сильно сблизились?!

Вначале под пиво обсуждали дела — отгрузку свинца на завод, обустройство офиса, первую выбранную с завода партию аккумуляторов, первые заявки от клиентов (Владимир тайком от Фарида скидывал заказы на Экссон, и уже пошли отгрузки, Артур подговорил секретаршу, чтобы она переводила звонки клиентов на наш офис и шпионила в нашу пользу; а в тот день мы как раз раскидали на пятерых первую прибыль).

Внезапно прервав обсуждение обстановки на заводе, Артур сказал, обращаясь к «братьям меньшим» — ко мне, Алексею и Игорю:

— Условия мы с Володей создали вам медовые. Вспомни, Вовок, как мы начинали. Жили, как лохи, на тысячу-полторы баксов, носились на моём «москвиче» по городу, да что по городу — исколесили полстраны! У вас, пацаны, всё готово, берите и работайте. Хорошо работайте — под лежачий камень хуй не засунешь.

Он почувствовал моё настроение, этот монолог предназначался для меня одного:

— …ты прикинь хуй к носу, Андрюхо, что тебе даст твоя медицина в Волгограде, и что ты получишь здесь. Тут все прозрачно — вот мы, вот наш бизнес. В Волгограде ты один, и куча жуликов вокруг. То, что твой друг Халанский тебя сейчас прикрывает, это еще ни о чем не говорит. Если сомневаешься, мы тебе вернем твоё лавэ, но ты сперва подумай. Давай решай, в понедельник ты будешь в своём кардиоцентре.

Четыре пары глаз смотрели на меня выжидающе, я чувствовал на себе сонм вопрошающих взглядов. У меня, видимо, было на лице всё написано — потому что Владимир неожиданно произнёс утверждающе:

— Он уже не сомневается.

У меня действительно резко переменилось настроение — есть вещи, которые понимаются не то что с полуслова, а полувзгляда. Слова Артура свалили с плеч половину сомнений, возникшие колебания мгновенно рассеялись, как пепел, подхваченный ветром. Осталось найти место, где можно подлататься, чтобы заштопать на Совинкоме все дыры. Вне всякого сомнения, оперировать деньгами клиентов, пуская их в оборот в туманном Петербурге — тропа скользкая, но для отважного путника не безнадежная.