Пол Боулз - Нежная добыча Страница 17

За ужином над ней подшучивали: проспала весь день, — теперь ночью снова глаз не сомкнет.

Она сосредоточенно ела.

— Тем хуже, если так, — ответила она, не поднимая глаз.

— После ужина я устраиваю небольшой концерт, — объявил дон Федерико. Луча пришла в восторг. А ее брат продолжал: — У наших пастухов тут есть друзья, родом из Багасеса, а Рауль как раз доделал свою маримбу.

Вскоре после ужина мужчины и мальчики начали собираться. Звучал смех, с темной террасы доносились гитарные переборы. Сестры заняли места с краю у входа в столовую, дон Федерико и его вакерос устроились в центре, а слуги выстроились поближе к кухне. После нескольких песен разных солистов с гитарами Рауль и его приятель заиграли на маримбе. Роберто сидел на полу с теми, кто не выступал.

— Не потанцевать ли нам? — сказал дон Федерико, вскочив со стула и увлекая за собой Лучу. Некоторое время они двигались вместе на одном конце террасы, но больше никто не поднялся.

— A bailar![17] — засмеявшись, крикнул дон Федерико.

Несколько девушек пошли робко танцевать парами, громко хихикая. Мужчины даже не шелохнулись. Музыканты выбивали из маримбы простой мотив снова и снова. Дон Федерико потанцевал с Чалией, которая еще не отошла после утренней прогулки, а потому вскоре извинилась и ушла. Но не поднялась к себе и не легла, а вышла на переднюю веранду и села, глядя на широкую поляну в лунном свете. Ночь густо налилась вечностью. Чалия ощущала ее совсем рядом, за воротами. Только монотонное блямканье музыки удерживало дом в границах времени, не давало ему кануть без следа. Прислушиваясь к несмолкавшему веселью, она догадалась, что и мужчины, в конце концов, не остались в стороне. «Не иначе Рико выставил им бутылку рома», — с яростью подумала она.

Скоро топот стоял такой, словно в пляс пустились все. Любопытство ее распалилось, она уже совсем было хотела встать и вернуться на террасу, но тут в дальнем конце веранды возникла чья-то фигура. Она сразу догадалась, что это Роберто. Он бесшумно двигался к ней; подойдя, остановился в нерешительности, потом сел на корточки возле ее стула и посмотрел на нее снизу вверх. Она не ошиблась: от него пахло ромом.

— Добрый вечер, сеньорита.

Ей очень хотелось промолчать. Тем не менее она сказала:

— Добрый вечер. — Она сунула руку в карман, говоря себе, что главное — все сделать четко и быстро.

Он сжался перед ней, и лицо его сияло в лунном свете, а Чалия нагнулась и провела рукой по его гладким волосам. Не отнимая пальцев от его затылка, она склонилась еще ниже и поцеловала его в губы. Ром был очень крепок. Парень не шевельнулся. Она зашептала ему в ухо, очень тихо:

— Роберто, я люблю тебя. У меня есть для тебя подарок. Сорок колонов. Вот.

Он быстро повернул голову и громко спросил:

— Где?

Все так же придерживая его, она вложила деньги ему в руку и снова зашептала:

— Ш-ш! Никому ни слова. Сейчас мне надо идти. Завтра вечером получишь еще. — Она отпустила его.

Роберто встал и вышел за ворота. Чалия сразу отправилась в постель и, засыпая, слышала, что музыка не смолкает.

Много позже она проснулась и зажгла лампу. Половина пятого. Скоро день займется. Чалию переполняла необычная энергия, и она оделась, погасила лампу и вышла за ворота, захлопнув за собой калитку. В загоне шевельнулись лошади. Она прошла мимо и двинулась по дороге к деревне. Час был очень тихий: ночные насекомые смолкли, а птицы еще не подняли свой рассветный гвалт. Луна висела в небе низко и почти не виднелась из-за деревьев. Впереди луной помельче горела Венера. Чалия шла быстро, лишь иногда в бедре дергалась боль.

Что-то темное лежало впереди на дороге, и Чалия остановилась. Оно не двигалось. Чалия присмотрелась, осторожно приблизилась, готовая отскочить и убежать. Когда глаза привыкли к очертаниям, она поняла, что перед ней человек, и лежит он совершенно неподвижно. Подходя ближе, она уже знала: это Роберто. Носком Чалия тронула его руку. Он не отозвался. Чалия склонилась и положила руку ему на грудь. Он глубоко дышал, и запах перегара был почти невыносим. Она выпрямилась и легонько ткнула его ногой в голову. Откуда-то изнутри донесся слабый стон. И это, сказала она себе, тоже нужно сделать быстро. Она ощущала поразительную легкость и всемогущество, постепенно подталкивая его к обочине. Та обрывалась невысоким утесом, футов двадцать в высоту. Подтащив Роберто к самому краю, она помедлила, глядя на его лицо в лунном свете. Рот его был приоткрыт, из-под губ выглядывали белые зубы. Она несколько раз провела рукой по его лбу и мягким толчком перевалила тело через край. Он упал очень тяжело, испустив при ударе странный звериный звук.

Очень быстро она зашагала назад, к ранчо. А когда пришла, уже занимался рассвет. Она заглянула на кухню и велела подать завтрак, обронив:

— Я сегодня рано.

Весь день она провела дома — что-то читала, болтала с Лучей. Ей показалось, дон Федерико чем-то озабочен, когда утром, заперев лавку, отправился инспектировать владения. И позже, когда вернулся, ей почудилось то же самое; за обедом она его спросила прямо.

— Пустое, — ответил он. — Кое-какие цифры не сходятся.

— Тебе же всегда хорошо давалась математика, — сказала Чалия.

В середине дня пастухи принесли в дом Роберто. Она услышала суету в кухне, крики слуг: «Ау, Dios!»[18] Она вышла посмотреть. Парень был в сознании, лежал на полу, а остальные индейцы на него пялились.

— Что случилось? — спросила она.

Один рассмеялся:

— Ничего особенного. Он слишком много… — Пастух показал, как пьют из горлышка. — …и упал с дороги. Только синяки остались, наверно.

После ужина дон Федерико пригласил Чалию и Лучу в маленький кабинет. Он заметно осунулся, а говорил медленнее обычного. Войдя, Чалия увидела, что в комнате стоит Роберто. Он не смотрел на нее. Луча и Чалия сели, дон Федерико и Роберто остались стоять.

— Со мной впервые так поступают, — произнес дон Федерико, не отрывая взгляд от ковра и сцепив за спиной руки. — Роберто украл у меня. Пропали деньги. Часть их и сейчас у него в кармане, это больше его месячного жалованья. Я знаю, что украл он, потому что еще вчера у него денег не было, и потому, — тут он повернулся к Чалии, — что объяснить их появление он может, только прибегнув ко лжи. Он утверждает, что деньги дала ему ты. Ты вчера давала Роберто деньги?

Чалия вроде бы удивилась.

— Нет, — ответила она. — Я, правда, хотела дать ему колон вчера утром, когда он проводил меня до дому. Но потом решила, что лучше будет подождать до нашего отъезда в город И много он взял? Он же совсем еще мальчишка.

— Сорок колонов, — сказал дон Федерико. — Но хоть и сорок сентаво, разницы никакой. Воровство…

— Рико! — перебила его Чалия. — Сорок колонов! Это же много! Сколько он успел истратить? Это можно постепенно вычесть из его жалованья. — Она знала, что Федерико скажет то, что он и сказал мгновение спустя.

— Ни за что! Он уедет сегодня же. И брат его вместе с ним.

Даже в тусклом свете Чалия могла разглядеть огромный лиловый кровоподтек на лбу у Роберто. Парень стоял, опустив голову, и не поднял ее, даже когда она и Луча по сигналу брата встали и вышли из комнаты. Они вместе поднялись наверх и сели на веранде.

— Подумать, какие дикари! — сказала возмущенно Луча. — Бедный Рико, может и научится когда-нибудь с ними управляться. Только боюсь, как бы раньше кто-нибудь из них его не прикончил!

Чалия покачивалась вперед и назад, лениво обмахиваясь веером.

— Еще несколько таких уроков, и он может измениться, — сказала она. — Ну и жара!

Они услышали голос дона Федерико внизу, у ворот:

— Adios,[19] — твердо сказал он. Послышались невнятные ответы, и ворота закрылись. Дон Федерико поднялся на веранду к сестрам. Уныло сел.

— Не хотелось мне отсылать их пешком на ночь глядя, — покачал он головой. — Но Роберто совсем пропащий. Так что правильнее было проучить его раз и навсегда, и побыстрее. Хуан — другое дело, но и от него, конечно, пришлось избавиться.

— Claro, claro,[20] — рассеянно сказала Луча. Вдруг она озабоченно повернулась к брату. — Надеюсь, ты не забыл взять у него деньги — те, что у него в кармане, как ты говорил.

— Нет-нет, — заверил ее брат, однако по его тону Луча поняла что он оставил их мальчишке.

Дон Федерико и Луча сказали «спокойной ночи» и пошли спать. Чалия немного посидела, ни о чем не думая, смутно глядя на стену с пауками. Потом зевнула и внесла лампу в комнату. Горничная снова придвинула кровать к стене. Чалия пожала плечами, улеглась — пусть стоит, где стоит, — задула огонь, послушала несколько минут ночные звуки и мирно уснула, подумав, как удивительно мало времени понадобилось ей, чтобы свыкнуться с жизнью в Пасо-Рохо и даже — теперь этого нельзя не признать — начать ею наслаждаться.