Люси Невилл - О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико Страница 18

Октавио что-что буркнул по-испански, и они заспорили.

В машине, по пути домой, Октавио извинился за прочитанную мне его матерью лекцию по безопасности.

— Не нужно извиняться. Очень мило с ее стороны, что она обо мне беспокоится, – заверила его я.

— Мексиканские мамы любят беспокоиться обо всех вокруг – сказал он.

Меня подмывало спросить у него, какого происхождения его мать, но я хорошо усвоила урок. В природе существуют мексиканцы-блондины.

— Круто, у нее безупречный английский.

— Еще бы – она училась в Оксфордском университете.

Я спросила, чем она занимается сейчас. Октавио рассказал, что она состоит в различных благотворительных организациях, а также всерьез коллекционирует произведения искусства.

Моя общественная жизнь набирала обороты: теперь я получила приглашение в еще один частный дом.

Когда мы с Эдгаром встретились для очередного обмена знаниями, он спросил, как я отнесусь к тому, чтобы побывать у него дома и познакомиться с его семьей. Мне уже было ясно, что знакомство с семьей – это важный компонент отношений, когда дело касается дружбы с мексиканцами, поэтому я согласилась.

Две остановки на метро и одна на автобусе, и вот мы на мощеных улочках колониального пригорода Койоакан. Это городок, в котором много лет жили и работали Фрида Кало и Диего Ривера. Когда Лев Троцкий бежал в Мексику, преследуемый по пятам советскими спецслужбами, он поселился по соседству и продолжал свою антисталинскую деятельность, пока его прямо за письменным столом не забили насмерть ледорубом. Оба дома сейчас привлекают туристов: изумительный «Синий дом» Фриды, запечатлевший ее яркую индивидуальность и творческую натуру, и дом Троцкого – пустой и темный, в котором витает запах смерти. Богемная, интеллектуальная атмосфера того времени ощущается здесь везде – в книжных магазинах, культурных центрах и уличных кафе, расположенных в зданиях, которые возвели в шестнадцатом веке францисканцы и иезуиты.

По пути мы обсуждали ситуацию с блокадой Мехико. Избирательная комиссия не допустит повторного подсчета голосов, поскольку это противоречит мексиканской конституции. Однако она дала согласие на частичный пересчет, в ходе которого проверят двенадцать тысяч урн для голосования. Блокада продолжалась уже больше двух недель, и среди жителей города это вызывало все большее возмущение. Эдгар полагал, что Обрадор вряд ли сможет продержаться долго.

Выбравшись из обшарпанного микроавтобуса, я последовала за Эдгаром по лабиринту мощеных переулков – к калитке, которая вела в разросшийся сад. По выложенной камнями дорожке мы подошли к большой деревянной двери и вошли в дом; на кушетке сидел мужчина с длинными белыми усами и смотрел новости. Он тут же встал и пожал мне руку. Эдгар представил меня своему деду. «Mucho gusto »[15], – с улыбкой сказал тот, а потом извинился за то, что родителей Эдгара сейчас нет дома: они навещают родственников. У него были такие же азиатские глаза, как у Эдгара. Затем он снова уселся смотреть новости.

Мы прошли в кухню, где Эдгарова бабушка стояла у плиты и варила какую-то похлебку. Она была одета в длинное темно-синее платье, на плечах – красная шаль. За кухонным столом сидела над уроками младшая сестра Эдгара. Она взглянула на меня и улыбнулась, но ничего не сказала. Эдгар объяснил, что она очень застенчива и никогда ни с кем не разговаривает.

Бабушка жестом пригласила нас за стол. Она поставила перед нами по миске супа. Затем позвала за стол мужа, перед тем как сесть самой. Суп был из кукурузы, чили, курицы и авокадо. Он возымел на меня успокаивающее действие, и я отважилась вступить в разговор. Я спросила стариков, сколько лет они здесь живут.

Этот дом принадлежал еще прадеду и прабабушке Эдгара. Построенный изначально как небольшой дом с одной спальней, он органично расширялся по мере разрастания семейства. Все в нем, казалось, принадлежало иной эпохе. Диванные подушки и кушетки были обтянуты одинаковым выцветшим ситцем с цветочным орнаментом. Легкий аромат мускуса витал в воздухе, что, на мой взгляд, делало атмосферу еще уютнее.

Я спросила стариков, сильно ли изменился Койоакан за все эти годы. Бабушка и дедушка в унисон кивнули. Они припомнили, как в годы их молодости Койоакан был маленькой деревенькой, жители которой занимались земледелием. Через него текла широкая река, в которой они купались и стирали одежду. Затем, потихоньку, постепенно, городок поглотил мегаполис Мехико, и река превратилась в поток грязной воды. Старики говорили медленно и четко, как и Эдгар, делая паузы между фразами, чтобы набрать в грудь побольше воздуху. Я понимала почти каждое сказанное ими слово. В Мехико мне всегда было гораздо легче общаться с людьми старшего поколения, нежели с молодежью. Молодые мексиканцы склонны настолько засорять свою речь сленговыми выражениями, что зачастую может показаться, будто они говорят на другом языке.

После обеда мы пошли пешком в небольшое кафе под названием «Эль Харочо», чтобы поболтать уже по-английски. Мы уселись на улице, прямо на пластиковых ящиках из-под молока. В кафе, известном своим отменным горячим шоколадом, сесть было негде.

Я рассказала Эдгару о своих недавних знакомствах с богатыми мексиканцами и о том, как меня потрясла наглость моего соседа по квартире, обронившего фразу о своей принадлежности к высшему классу. Однако Эдгар сказал, что если Октавио и вправду родился в семье видных дипломатов, то тогда он, возможно, имеет полное право говорить, что он из высших слоев общества.

— У нас, в Мексике, – пояснил он, – есть правящий класс, и зачастую представители этого класса – прямые потомки испанцев, которых в колониальные времена называли criollos. В истории Латинской Америки границы общественных классов, как правило, соотносятся с разделением на расы.

Я уже начала понимать, что большинство мексиканцев, таких как Эдгар, и почти все мексиканцы, с которыми я сталкивалась до сих пор, являются mestizos, потомками детей, рожденных в браках между аборигенами и европейцами. Коренные народы Мексики, которых называют indios, составляют чуть больше десяти процентов населения и гораздо чаще и сильнее страдают от нищеты, нежели mestizos. Коренных мексиканцев всегда много на улицах Мехико. Их можно увидеть, часто в традиционной одежде, продающими на улицах еду – тамале или кесадильи – или плетенные вручную корзины. Они политически активны, часто устраивают в Сентро акции протеста, осуждающие жестокие действия, которые совершаются военизированными полицейскими формированиями в их общинах.

Но вы никогда не встретите на улицах белокожих людей вроде Офелии, Октавио или президента Винсенте Фокса. Может быть, это потому, что их всегда скрывают затемненные стекла «мерседесов» с шоферами. Пятьсот лет прошло после колонизации, однако похоже, что у criollos по-прежнему в руках бо́льшая часть денег и власть.

Утонченная Офелия явилась в назначенное ей время на следующей неделе. Она поздоровалась со мной как со старой подругой. На этот раз она принесла с собой два суперкапучино из «Старбакса». Один стакан она вручила мне, к огромной моей радости. В Мексике не слишком развита культура кофепития – здесь мало машин для капучино, а бариста и того меньше. Только с учетом этих обстоятельств я признаюсь, что обрадовалась стакану кофе из «Старбакса». В Сиднее одним из моих достижений был сданный экзамен на бариста.

Офелия села за стол и немедленно перешла к делу.

— У меня для вас сегодня куча новостей, – заявила она. – А также большая дилемма.

Во-первых, оказалось, что назначена дата ее свадьбы: она должна была состояться через три месяца.

— Как замечательно, – сказала я.

— Да, но я очень встревожена.

— Почему? – спросила я. – На прошлой неделе вы говорили, что вы идеально подходите друг другу.

— Да, так и есть. Но у меня большая проблема. – И она объяснила, что ее жених думает, что берет замуж девственницу.

— Ради бога, да чего бы ему вообще так думать? И вы считаете, что для него это действительно имеет значение? Я хочу сказать, что он наверняка знает, что вы путешествовали по всему миру как свободная, незамужняя женщина. – Я поверить не могла, чтобы у такого практичного и коммуникабельного человека, как Офелия, были такие старомодные предрассудки.

Она рассказала, что за те два года, что они помолвлены, эта тема ни разу не поднималась в разговоре и что он твердо решил подождать с близостью до свадьбы.

— Ах, так он сам девственник? – удивилась я.

— Не знаю. Как я уже сказала, полагаю, что да. Мы просто никогда об этом не говорили.

Мне с трудом удалось не показать свое абсолютное непонимание этой ситуации, и мы продолжили обсуждать то, как Офелии начать разговор с женихом на эту щекотливую тему. Затем она задала мне вопрос о моей личной жизни. Я рассказала ей, что, сама того не желая, по уши влюбилась в своего соседа по квартире. Сама того не желая, поскольку я почти не сомневалась в том, что это чувство не взаимно, а мне так нравились наши мирные, добрососедские отношения. И все же бывали моменты, особенно когда я засыпала под гитарные звуки фламенко, доносившиеся из комнаты Октавио, когда мне очень хотелось быть ближе к нему. Офелия нашла эту ситуацию пикантной и забросала меня вопросами. Мне было приятно излить ей душу. Я уже начинала жалеть, что здесь у меня нет подруг, и чувствовала, как серьезнею на глазах, проводя субботние вечера в компании словаря.