Люси Невилл - О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико Страница 19

Мне с трудом удалось не показать свое абсолютное непонимание этой ситуации, и мы продолжили обсуждать то, как Офелии начать разговор с женихом на эту щекотливую тему. Затем она задала мне вопрос о моей личной жизни. Я рассказала ей, что, сама того не желая, по уши влюбилась в своего соседа по квартире. Сама того не желая, поскольку я почти не сомневалась в том, что это чувство не взаимно, а мне так нравились наши мирные, добрососедские отношения. И все же бывали моменты, особенно когда я засыпала под гитарные звуки фламенко, доносившиеся из комнаты Октавио, когда мне очень хотелось быть ближе к нему. Офелия нашла эту ситуацию пикантной и забросала меня вопросами. Мне было приятно излить ей душу. Я уже начинала жалеть, что здесь у меня нет подруг, и чувствовала, как серьезнею на глазах, проводя субботние вечера в компании словаря.

Когда урок подошел к концу, Офелия упомянула, что у нее есть кузина по имени Росальба, которая живет неподалеку и нуждается в частных уроках английского. Я ухватилась за эту возможность: «Пятая авеню» почти на неделю задерживала мне зарплату, и каждый раз, когда я звонила по этому вопросу в главный офис, мне приходилось ждать у трубки часами, пока писклявый голос наконец не сообщал мне, что у них «были проблемы с банком» и что «деньги поступят на счет завтра». Коко, секретарша, была в такой же ситуации; она объяснила мне, что такое происходит постоянно и я просто должна набраться терпения.

Я могла еще прожить на зарплату, которую мне платили на второй работе, в «Иностранном без забот», но там у меня было всего по два урока два раза в неделю, и этого не хватало для платы за квартиру, которую необходимо было внести в эту пятницу. Поэтому я в тот же день позвонила Росальбе – ей было нужно одно занятие в неделю, и она предложила мне платить триста песо в час. Эта сумма почти равнялась моему дневному заработку в «Пятой авеню», поэтому я согласилась, и мы договорились о встрече у нее на квартире на следующий день.

У входа в многоквартирный дом, где жила Росальба, дежурили двое охранников в униформе, которые позволили мне пройти только после того, как я успешно заполнила анкету с вопросами, касающимися цели моего визита. Дверь мне открыла молодая круглолицая женщина с длинными и блестящими светлыми волосами. Радушно улыбаясь, она поздоровалась и пригласила меня войти. Квартира была просторная и светлая, с минимумом мебели. Она пояснила, что они с мужем только что вернулись из свадебного путешествия на Корсику и сейчас занимаются обустройством своего нового жилища.

Прежде чем сесть за письменный стол, Росальба убрала с него кипы мебельных каталогов.

— Прошу прощения за недостаток мебели. На следующей неделе, обещаю, здесь будет гораздо удобнее. Завтра мы собираемся слетать в Нью-Йорк за покупками для дома. Вы, наверное, уже заметили, есть множество хороших брендов, особенно товаров для дома, которых здесь найти просто невозможно.

Я не заметила. Хотя по пути сюда, идя по Авенида-Президенте-Масарик, обратила внимание, что такие престижные фирмы, как «Прада», «Шанель», «Гуччи» и «Луи Виттон», и агентство «Феррари» от крыли там свои магазины.

Как и у Офелии, у Росальбы владение английским было близко к совершенству. Однако для того, чтобы она могла работать в избранной ею сфере иммиграционного законодательства, ее английский должен был быть безупречным. Она тоже хотела заниматься главным образом устной речью, но попросила вдобавок, чтобы я давала ей письменные задания и проверяла их каждую неделю.

Пока мы с ней болтали, в комнату вошла девушка с ведром и тряпкой в руках. У нее были большие темные миндалевидные глаза, а волосы заплетены в две косы.

Даже не взглянув в нашу сторону, она принялась за мытье окон.

— Ой, простите, я не спросила: хотите кофе?

— Да, спасибо.

Росальба повернулась к девушке:

— Доминга, не принесешь нам кофе?

Ни слова не говоря, девушка отложила тряпку и ведро и ушла на кухню.

— Она сегодня дуется: мой муж отчитал ее за то, что она съела всю еду из холодильника, – объяснила Росальба. – Разумеется, она имеет право есть все, что захочет, но когда вы приходите домой и обнаруживаете, что в холодильнике пусто, это уже слишком. Муж вообще считает, что мы не должны ее держать, но я к ней очень привязана.

И она рассказала мне, что матерью Доминги была служанка ее родителей и Росальба получила Домингу «в наследство». Девочки выросли вместе в одном доме и были ровесницами.

Я силилась понять, каковы отношения между этими двумя женщинами. Как можно вырасти с человеком в одном доме, а потом внезапно сделаться его хозяином? Я сказала Росальбе, что в Австралии не принято нанимать прислугу, которая жила бы в том же доме.

— Ну, я и сама могла бы делать всю работу по дому, – пояснила Росальба. – Но тогда Доминга останется без работы.

Очевидно, Росальба смотрела на отношения с Домингой как на отношения благодетеля и облагодетельствованного. Мне было интересно, как же смотрит на это все Доминга.

Я спросила у Росальбы, есть ли у Доминги возможность, работая служанкой, накопить достаточно денег, чтобы ее собственные дети смогли учиться и получили шанс на работу в другой сфере.

— Что ж, могло бы быть и так, но копить деньги не в их традициях, – объяснила молодая женщина. – Доминга посылает бо́льшую часть заработка домой, в общину, где эти деньги тратятся главным образом на праздники в честь святых покровителей деревни.

Позже мне довелось читать в «Лабиринте одиночества» Октавио Паса о том, какие огромные деньги тратятся на празднества в бедных деревнях. Он выдвинул теорию, что краткий бурный экстаз этих праздников компенсирует беспросветность нищеты этих крестьян на протяжении всего остального года. Понимая, что ситуация непростая, я все же находила ее возмутительной. Особенно меня смущал тот факт, что одна из этих женщин была белой, а другая – индианкой.

В эти же выходные Октавио пригласил меня на премьеру документального фильма, снятого одним из друзей его детства. Она должна была состояться в каком-то отеле в Колония Кондесса. Это было любимое место обитания успешной творческой молодежи. Как и Ла-Рома, этот район изобиловал образчиками итальянской и французской архитектуры конца 1920 – 1930-х годов. Отель был расположен на улице с оживленными кафе и барами, посреди парка, известного своими статуями и фонтанами. Однако, в отличие от Ла-Рома, здесь не наблюдалось признаков упадка.

Мы с опозданием приехали в отель, искусно подсвеченный так, чтобы подчеркнуть его великолепие в стиле ар-деко, и нас проводили к дверям проекционного зала, в котором стоял взволнованный гул голосов: молодые fresas приветствовали знакомых. В конце зала оставалось два свободных места.

Фильм был о жизни индейской общины, перенявшей от испанцев традицию корриды: маленький бедный и пыльный городок, похоже, так ничем и не прославился, кроме огромной арены для корриды. Камера оператора в деталях отслеживает жизнь юного матадора, у которого серьезные проблемы с алкоголем: он выходит на арену с нечленораздельными криками в сторону зрителей, а потом на него всей своей мощью обрушивается бык. В дополнение к кровавым сценам корриды, в фильме также было показано жестокое семейное насилие, и я не понимала, как мог оператор продолжать съемку, когда у него на глазах избивали женщину. В конце фильма матадор, чуть ли не насмерть израненный быком во время своей последней пьяной корриды, клянется жене, что ноги его на арене больше не будет.

Фильм закончился, и раздались бурные аплодисменты. Октавио заметил своего друга-режиссера, сидевшего в первом ряду. На нем была белая шелковая рубашка, три верхние пуговицы которой были расстегнуты. Он подошел к нам, и мужчины поздоровались как закадычные друзья. Октавио представил нас друг другу по-английски.

— Это Люси, моя соседка из Австралии. А это Сильвио, мой старинный друг.

— Рад с вами познакомиться, – сказал мужчина.

Затем нас пригласили в зал, где стоял длинный, роскошно сервированный стол с ведрами со льдом, в которых остужалось шампанское. Я огляделась. Все были так элегантно одеты: мужчины – в строгих костюмах, а женщины – в коктейльных платьях и на высоких каблуках. Только я собралась сесть за стол, как кто-кто похлопал меня по плечу. Я оглянулась и увидела знакомое лицо: это была Офелия, выглядевшая как кинозвезда.

— Люси! Вот это да! Что вы здесь делаете?

Тут обернулся Октавио, и они с нежностью приветствовали друг друга.

— Откуда вы, девочки, знаете друг друга?

Мы с Офелией рассмеялись.

К ней сзади подошел Сильвио и обнял за талию:

— Вы знакомы с моей невестой?

Я тут же пожалела о том, что тогда была так откровенна с Офелией, и поняла, что у нее, скорее всего, возникло такое же чувство.