Алексей Слаповский - Я — не Я Страница 18

С ним согласились.

Неделин снял пиджак, галстук — и расстегнул верхнюю пуговицу.

Подхватливый министр сельского хозяйства сообразил первым — и живенько сделал то же самое. Смущаясь и отворачиваясь, будто не пиджаки снимали, а раздевались прилюдно догола, остальные последовали его примеру. Замешкался министр обороны, так как был в парадном мундире, не допускающем снятие кителя. Но он что-то шепнул ординарцу-генералу, тот исчез и тут же принёс летний полупарадный костюм с батистовой рубашкой нежно-зеленого цвета и погонами. Дольше всех держался идеолог, то расстёгивал, то застёгивал пуговицы, теребил лацканы, глядел на Неделина умоляюще. Но Неделин лишь неодобрительно покривился. И идеолог снял пиджак — и вот тут он впервые в жизни покраснел.

Вид у всех стал гражданский и необыкновенно свойский. Прозвучал звонок к началу. Все сгрудились у двери, оставив проход для Неделина. Предстояло подождать ещё несколько минут, чтобы атмосфера ожидания накалилась и позывала к овации при появлении членов президиума.

И, слушая этот тихий прибой за дверью, Неделин занервничал, забоялся чего-то. Ему стало неловко. Пальцы сами застегнули верхнюю пуговицу рубашки, руки шарили по груди… — кто-то тут же подал галстук, он надел галстук, повёл плечами. . —подали пиджак, он надел пиджак.

Взмокшие от пережитого потрясения первые люди страны наперегонки бросились одеваться.

Неделин, рассердившись на себя за эту неожиданную слабость, решил отыграться. Сейчас он открыто всему народу скажет: абзац, братцы! Приехали! Угробили страну!

Он вышел на трибуну.

Аплодисменты всё не стихали.

Переросли в овацию.

Зал встал.

Начал скандировать здравицы всякие.

Как было бы приятно, подумал Неделин, если бы всё это было заслуженно. Если бы он заработал такое уважение. Как было бы приятно любить эту любовь к себе. Наш народ добросердечен, он умеет быть благодарным. Он, собственно, аплодирует не ему, а величию государства. Разве оно не велико? Разве этот зал — Неделин окинул взором державный объём зала — не символ величия? Поднял руку, усмиряя овацию, сделал паузу и сказал:

Товарищи! В этот знаменательный день…— без бумажки сказал, от сердца. И горло сжало спазмом волнения. Далее пошёл по тексту — чтобы успокоиться.

Нет, думал он после этого, просматривая видеозапись своего выступления, если у людей такое единодушие — не всё ещё потеряно. Нужно это единодушие направить в рациональное русло. Много и даже очень многое плохо, но… Но необходимо ещё прислушиваться к мнению простых людей. А как прислушаешься, если всегда окружён официальными людьми, если всегда — в официальной обстановке?

И ему захотелось прибегнуть к старинному способу всех правителей, желающих узнать мнение о себе и посоветоваться с простыми людьми о государственном благоустройстве — пойти в народ тайно.

Он вызвал начальника охраны и приказал принести густой седой парик, накладные усы и бороду, тёмные очки. Начальник охраны исполнил приказание.

Хочу по улицам пройтись, — объяснил Неделин.

Без сопровождения, извините, нельзя!

Ладно, только под ногами явно не путайтесь.

Есть!

Начальник охраны побежал за Неделиным, обежал его аккуратно, чтобы не задеть, и загородил собой выход из правительственного здания.

Извините! Человека без документов и с незнакомой внешностью ни впустить, ни выпустить не можем!

Ты что? — удивился Неделин. — Это же я!

Так точно. Но инструкцию нарушить не могу.

На, смотри документ, на! — Неделин сунул ему партбилет.

Извините! Тут другая внешность.

Я же в парике, чудило! Я же при тебе, так сказать, маскировался!

Возможно. Но ввиду несоответствия внешности и документа…

На! На! — Неделин сорвал парик, усы, бороду, снял очки.

Проходите! —козырнул начальник охраны. Неделин опять напялил парик, усы, бороду.

Извините — нельзя! — тут же заступил ему путь начальник охраны. — Ввиду незнакомой внешности… Инструкция…

Идиот!

Неделин сорвал маскировку и вышел беспрепятственно из здания. Подъехала машина, начальник охраны открыл дверцу.

Я пешком хочу, — сказал Неделин.

Извините, невозможно. Люди обступят, признательность будут выражать. А в толпе мало ли что.

Что? Кто в моей стране на меня покуситься может, дубина? Любят меня или нет?

Конечно. Но по улицам иногда алкоголики изредка ходят, маньяки всякие. Иностранные агенты. И момента ждут.

А парик-то на что? Борода-то на что? — и Неделин уже в который раз замаскировался.

Извините, вынужден вас задержать за нахождение возле правительственного здания в незнакомом виде.

Козёл ты несуразный! —закричал Неделин. — Это же я!

Понимаю…

Всё. Иду гулять!

Нельзя! — отчаянно воскликнул начальник охраны.

Как же нельзя, если уже иду?

Неделин успел сделать три шага, начальник охраны скомандовал, подбежали два молодца, одинаковых с лица, схватили Неделина, заломили ему руки, повели. Они завели его в какую-то комнатушку без окон, где не слишком больно (уважая его старость), но чувствительно намяли ему бока. Неделин невнятно восклицал и срывал с себя бороду, парик, усы. Молодцы, узнав его, отпустили, встали навытяжку, но без боязни, потому что какая может быть боязнь у человека, честно выполнявшего приказ начальника?

Охая, держась за поясницу и страшно ругаясь, Неделин пошёл к правительственному подъезду, собираясь тут же уволить к чёртовой матери начальника охраны, сослать его в исправительно-трудовые лагеря сроком на пятьдесят лет! Тот ждал его — бледный, но бравый. Взял под козырёк:

— Разрешите проинформировать! У подъезда задержан человек неизвестной внешности с неизвестными намерениями. Приняты меры, опасность ликвидирована!

— Чтоб ноги твоей.. Чтоб духу твоего… Чтоб ты…— Неделин схватился за сердце. Подбежали люди, подхватили его, осторожно подняли и понесли.

Надо сказать, что Неделин с каждым днём чувствовал себя хуже. В здоровом теле здоровый дух, утверждает пословица, следовательно, здоровье духа обеспечивает и здоровье тела, поэтому Неделин, переселившись в Главного, поначалу будто и не заметил, что физически как-то очедужил. Конечно, приходилось привыкать к чужому телу, старому, обрюзгшему, но особой немощности не ощущалось, все окружающие находили, что после отпуска Главный посвежел, помолодел и на удивление полон энергии, сволочь. Но после утомительного и ответственного выступления он как-то сразу услышал в себе печень, почки, сердце, суставы…

Едва отойдя от сердечного приступа, Неделин потребовал информации о текущих правительственных делах. Не то чтобы ему и впрямь сильно хотелось заняться делом, но он уже чувствовал себя обязанным, он должен был и болея держать в руках нити и приводные ремни мирового процесса, он не имеет права на расслабление. Из событий особой важности одно было важнейшим и горьким: взрыв на крупном предприятии, нанесён большой ущерб, погибли люди. Неделин вызвал министра соответствующей промышленности и. держась за сердце, сказал ему:

Ну?

Несвоевременные профилактические… Стечение объективных…— забормотал министр.

Ты! — бешено завопил Неделин, и глаза его округлились, как у заглавного героя из фильма «Пётр Первый». — Вор! Вор! — Скрежетнув зубами, он рванул ворот пижамы, трясущейся рукой схватил чашку, бросил в министра. — Людей угробил! Пёс! Собственное стерво жрать будешь, тать!

Все, кто узнал об этой беседе, а узнали каким-то образом многие из первых лиц, и из вторых, и даже из третьих лиц государства, сказали себе: ого! — видно, опять пришли крутые времена, и исполать, и давно пора! — и сочли необходимым назвать своих подчинённых псами, ворами, татями и кинуть в них при этом чем-нибудь. Это пошло и пошло — до самых низовых звеньев, где было кому на кого орать, и долго ещё по всей стране слышались заполошиые крики, летали разные предметы в повинные и неповинные головы, а дети, зачатые в эту пору, родились с совершенно круглыми глазами, широко раскрытыми то ли от гнева, то ли от изумления.

А сердце болело всё сильнее, и он вдруг понял, что игра зашла слишком далеко, что он ведь на полном серьёзе может умереть. Вся мощь болезни навалилась на его сознание, будто Конь Бледный каким-то чудом неслышно прошёл по анфиладам и вот открыл неожиданно дверь, ударив чугунным копытом, и заржал, обнажив большие красные зубы. Страшно, Господи, страшно!

Он позвонил. Послышались торопливые шаги.

Умираю…— шепнул Неделин. И умер.

Глава 23

Ничего, старый, — говорила жена Главного, Елена Андреевна.-Ты у меня дуб крепкий, меня ещё переживёшь. Ну, помер разок, с кем не бывает. Кто раз помирал, тому уж смерть не страшна! Верно?

Неделин благодарно сжал её руку, говорить ему пока не разрешали, нельзя было и двигаться, он лежал на спине, мучительно переживал естественные позывы, терпел неизвестно для чего, ведь в итоге всё равно приходилось поднимать руку и показывать санитарам на места необходимейших потребностей, интеллигентные санитары (наверное, сплошь кандидаты наук) приходили на помощь, после чего меняли бельё. Лица их были непроницаемы, но Неделин догадывался, что им было удивительно видеть физическое голое тело рыхлого старика с сединой уже в паху в сочетании со знакомой всей стране головой государственного деятеля. Голова же была такой, как всегда: умыта, побрита и причёсана Еленой Андреевной, которая находилась при больном почти неотлучно, спала в соседней комнате, не закрывая двери, при ночнике.