Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 10. Река и жизнь Страница 18

С особым огорчением Олдрин говорит о послелунной «рекламной поездке по миру» — 23 страны за 45 дней.

Этот снимок Олдрина сделан недавно.

«Однажды ночью в отеле Жоан (жена Олдрина) серьезно спросила меня: «Я знаю, в каком мы городе, но как называется эта страна?»

«Длительный карантин после возвращения Луны был раем по сравнению с тем, что происходило теперь… В тот день, когда я должен был обратиться к конгрессу, я находился в состоянии оцепенения. Я предпочел бы снова лететь к Луне, чем исполнять роль знаменитости. Единственные микрофоны, которые мне нравятся, это микрофоны в кабинах самолетов или космических кораблей. Я бормотал штампованные фразы. Мне было не по себе. Но я обязан был улыбаться и выглядеть таким, каким меня хотели видеть…»

В таком же положении, рассказывает Олдрин, оказались все близкие космонавтов — матери, жены, дети. Они не были подготовлены ко всему, что на них мгновенно обрушилось.

Перед домом дежурили репортеры с фотоаппаратами и телевизионными камерами. Они караулили каждый шаг, ждали какого-нибудь случая.

Жить под таким наблюдением было невыносимо тяжело, но приходилось выходить к этим людям и говорить: «Я взволнована, горда и счастлива».

Моим детям надо было примириться с тем, что улыбающийся безупречный человек, которого они видят по телевизору, и этот измученный невнимательный мужчина, который иногда приезжает домой провести пятницу со своей семьей и в 8 часов уже ложится спать, — это их отец…

Помню, однажды мне в руки попался номер «Лайфа». Журнал купил право на публикацию наших рассказов и материалов о наших семьях.

Тут были счастливые, довольные жены и дети, и мужья, гордо стоящие рядом. Я читал статью и думал: «Если бы это действительно было так…»

«Пока я служил в НАСА, мы не давали без разрешения и обработки ни одного интервью и ни строчки не могли написать. Даже семейные фотографии визировались в нашем пресс-центре. В течение нескольких лет создавались безупречные образы героев. Космонавты — это супермены, это образцовые во всех отношениях люди: железное здоровье, прекрасные помыслы — воплощение всего лучшего. Правда состоит в том, что не все мы были такими».

Полковник Олдрин считался одним из наиболее подготовленных космонавтов. Он служил в ВВС, потом изучал космонавтику в Массачусетском технологическом институте и получил ученую степень доктора за работу по технике стыковки космических кораблей. Олдрин лучше других владел электронно-вычислительной техникой. Обширные знания и редкое самообладание выдвинули его в число первых людей для Луны. Со своей миссией Эдвин Олдрин справился блестяще.

Все, что после полета началось на Земле, застало человека врасплох. Он попытался искать убежище в ВВС, которым отдал годы молодости. Тут он надеялся окунуться снова в работу и «двигаться, а не стоять». Однако расчеты не оправдались. Бремя известности преследовало, мешало вести дела, как они того требовали. Ему отказывают в присвоении очередного воинского звания бригадного генерала, на которое он рассчитывал и которое считал для себя престижным.

Ошибки в личной жизни, сожаление и чувство вины усугубили положение. «Я заметил, что действую не на своем обычном уровне. Ранее я всегда знал, что мне делать. А теперь стал нуждаться в том, чтобы мне указывали и говорили, как поступить. А жизнь свое требовала. Слишком велика была конкуренция, чтобы позволить себе отстать. Я почувствовал, что болен. Всякого рода успокоительные пилюли, на которых я пытался жить, не помогали, и я обратился к врачам и к своему командиру. Я сказал, что нуждаюсь в психиатрической помощи!»

Перед отлетом в госпиталь Олдрину стало совсем плохо. Он вспоминает, что в то время, как его жена и врач, который должен был сопровождать его в Техас, «упаковывали чемоданы, я стоял в дверях, мучительно стараясь понять, кто эти люди и какое отношение они имеют ко мне».

Теперь стало известно: Олдрин был первым, кто в полете «видел молнии», даже с закрытыми глазами. Ученые посчитали, что это связано с космическим излучением, и предположили, что оно могло повредить мозговые клетки, расстроить мыслительный аппарат. Однако медицинское обследование и лечение психиатров не подтвердили это предположение. Было выяснено: глубокая депрессия вызвана не космическими явлениями, а вполне земными и хорошо известными перегрузками. Они оказались чрезмерными даже для очень сильного человека.

Полковник Олдрин принял решение уйти с «залитой прожекторами сцены». В 1972 году он объявил об этом и сказал, что считает себя обязанным написать об опыте жизни честную книгу. «Скажу откровенно, это не будет похоже на рассказы в журнале «Лайф».

Эдвин Ордрин написал свою исповедь. Ее назначение он определяет так: «рассказав о своих проблемах, я, может быть, внушу кому-нибудь мужество взяться за проблемы, которые, конечно, есть у каждого человеку, а также, возможно, предостерегу людей от неверных шагов».

Таков человеческий постфактум одного из самых дерзновенных путешествий, когда-либо предпринятых людьми.

В. Песков, Б. Стрельников. Фото авторов и из архива В. Пескова.

7 мая 1974 г.

Скунс и гремучка

(Окно в природу)

Из множества видов животных Америки этих следует выделить и даже поставить рядом, хотя внешне они ничем не похожи. Гремучка — это змея, а скунс — небольшой, с кролика, хищник.

Но есть у них и кое-что общее. Это коренные американцы, нигде, кроме Нового Совета, они не встречаются. Еще в большей степени их роднят способы защищаться.

В природе немного желающих встретиться со змеею и скунсом (человек не является исключением). У них есть нелестные прозвища: «гремучка» и «вонючка», однако и тот, и другой — джентльмены. Прежде чем причинить кому-нибудь неприятность, они обязательно предупреждают. И уж если ты прешь на рожон, пеняй на себя.

* * *

В Аппалачах, юго-западней Вашингтона, мы проезжали вечером после грозы. Над дорогой стоял пахучий туман. Ароматы лопнувших почек, талой земли и обмытой дождем хвои текли из леса к шоссе. Мы опустили стекла и сбавили скорость… И вдруг тишина запахов взорвалась резкой отвратительной вонью. Пеший человек, зажав нос, наверняка побежал бы в этом месте дороги. Машина «дурно пахнувший километр» проскочила за полминуты. Но мы развернулись — узнать, в чем дело. Предположение оправдалось — у края дороги лежал раздавленный кем-то скунс.

Скунс.

Любопытство превзошло отвращение, и мы как следует разглядели зверька. На дорогу, как видно, он вышел небоязливо, но против автомобиля его испытанное оружие было бессильным. Однако и мертвый зверек сигналил всему живому: тут скунс, обойди это место.

Европейцы, переселяясь в Америку, конечно, сразу же познакомились с многочисленными в те времена зверьками. Вот самые первые отзывы: «Дьявольское отродье… Оно скорее белое, чем черное, и с первого взгляда кажется, что его следовал бы назвать милой собачкой. Но каков запах! Ни одна выгребная яма не воняет так скверно. Я полагаю, что запах греха должен быть столь же отвратителен». Писавший это священник-миссионер, как видно, получил от зверька полный заряд химикалий.

Натуралист прошлого века Одюбон, хорошо знавший природу Америки, пишет о скунсе:

«Этот маленький, миловидный и по внешнему виду совершенно невинный зверек в состоянии с первого раза обратить в бегство самого ретивого храбреца… В детстве я сам испытал подобную неприятность… Мы заметили прехорошенького, совершенно незнакомого нам зверька, который добродушно обошел нас, остановился и посмотрел так приятельски, как будто направился в компанию… Я не мог устоять от соблазна и в восторге поднял его на руки. Но красивая тварь прыснула своей ужасной жидкостью прямо мне в нос. Как громом пораженный, я выпустил из рук чудовище, и, преисполненный смертельного ужаса, бросился бежать…»

Любой деревенский житель в Америке расскажет вам о вонючке нечто похожее. Одних убийственной силы запах повергал в обморок, у других открывалась рвота, третьи бежали не чуя ног. «Одежда после атаки скунса две-три недели не годится для носки. Мытье, одеколон и окуривание нисколько не помогают». Рассказы эти, возможно, лишь малость преувеличивают силу оружия скунса, и потому мы с удивлением раскрыли рты, увидев однажды зверька на руках человека. Было это в Ситон Виладж (Нью-Мексико). Мы были гостями приемной дочери известного у нас писателя Сетона Томсона (американцы произносят не Сетон, а Ситон). Один из внуков писателя по деревянной лестнице сбегал куда-то наверх и вернулся за стол, держа в руках скунса. Ничего неприятного не случилось. Полосатый, с пушистым хвостом зверек был ласков необычайно, из рук принимал угощенье, посидел на коленях одного из гостей. Нам объяснили: скунсы легко приручаются. И потому опасности нет, зверек «позабыл» об оружии.