Дмитрий Березин - Бремя тела Страница 18

— Бабушка, ну почему ты молчишь? Ты мне сама об этом рассказывала, но я все забыла и теперь ничего не могу понять. А разобраться очень хочу. Просто я начала подозревать, что…

— Ты все сама знаешь, Ксения, — резко ответила баба Лара и встала из-за стола.

— Я ничего не знаю, баба Лара, то есть, может, и знаю, но ничегошеньки без тебя не понимаю. У мамы-то этого не спросишь. Бабушка, куда ты? Ведь мы же чай не допили!

Не обращая внимания на Ксению, баба Лара спешно начала собираться.

— Да при чем тут чай! Ты спрашиваешь меня о том, что сама прекрасно знаешь. Я не горю желанием обсуждать это, переливать из пустого в порожнее.

— Я ничего не знаю, бабушка, слышишь меня? — Ксения вскочила и пыталась остановить бабу Лару, встать на ее пути.

Но она уже накинула на плечи любимый платок с огромными цветными лилиями и бахромой по краям, взяла в руки сумку, с которой обычно ходила пешком на рынок и, держа в руках ключи, принялась ими звенеть, словно колокольчиком.

— Не знаю я ничего! Расскажи!

— Что тебе рассказать, Ксюша? Вставай, разоспалась, видимо, от жары разморило, — мама стояла и, сгорбившись, пыталась открыть у окна еще одну створку. — Не стоит спать в такой духоте, даже если очень хочется. Лучше перетерпи, ночью прохладнее будет, таз с водой в комнату поставим, дышать легче будет.

Ксения не понимала ничего из того, что она говорила, лишь силилась вспомнить то, что ей снилось, чтобы не растерять то, о чем она так мило беседовала с бабой Ларой. Но предложения в памяти рассыпались на отдельные слова, а слова тут же перемешивались, как бывает, когда до сложенной стройной фигурки конструктора или паззла добирается маленький ребенок: он сначала все рушит, разбивает, весело при этом гогоча, а затем пытается собрать все снова. А когда понимает свое бессилие, заливается звонким плачем. Плакать Ксения, конечно, не собиралась. От лежания на диване в неудобной позе дико ныла шея и затекла рука. Ксения пыталась их размять.

«На два с половиной часа вырубилась, Ксюша! А ведь еще погулять хотела! Будешь позволять себе подобное — ничего в жизни не успеешь».

— Идем, поужинаем, все у меня уже давным-давно готово, а потом погуляешь, наверное, дома все равно нечего делать, — предугадав ее вопрос, сказала мама.

Ксения брела по вечернему Череповцу. На улицах было много народа, кричали дети, весь день прятавшиеся дома или в тени. У воды было свежо, прохлада была сосредоточена лишь там и не спешила в город.

Череповец в этом плане удивителен. Конечно, можно долго рассуждать о заводских трубах, тучах пыли и копоти, оседающей на стеклах и подоконниках окон, выходящих на индустриальную зону. Но речь совсем о другом. Череповец — это Шексна и Рыбинское море, уходящее своими водами в даль горизонта.

Воды древней Шехони спокойные. Они текут через леса, мимо деревень и городков, текут неспешно, испокон веку, собирая аромат трав, пыльцу цветов и облетающие в конце лета сережки с берез. Даже в черте города они попахивают рыбой и сухой березовой листвой.

В Рыбинском же море есть что-то таинственное: взгляд не сразу улавливает в нем то, за что можно зацепиться. Но все же осознание того, что там, на дне его покоятся леса, лужайки, дороги, деревни с погостами, пугает. Чего стоит хотя бы город Молога, по которому служат молебны и со слезами поминают, словно безвременно почившего близкого родственника. Или часть почти умершего, заброшенного Весьегорска, упадок которого начался с затопления, случившегося семь десятков лет назад. И, видимо, там, на дне, осталось что-то от него очень важное, что более не дает жизни властвовать во благо. Леушинский монастырь, периодически показывающийся из вод, словно призрак, Югско-Дорофеевская пустынь, канувшая бесследно: будто целый мир остался там, внизу, остался навсегда, и нет в него пути. Правда, свято место пусто не бывает, это чистая правда. Если смотреть на воду Рыбинского моря в непогоду, когда хлещут волны и в лицо сплошным потоком устремляется дождь, то отчего-то все утраченное представляется гораздо легче, даже предстает в своих очертаниях из водной пены.

Лена долго не брала трубку: Ксения надеялась, что сможет уговорить ее прийти на пляж без Руслана, чтобы поболтать и походить как в детстве босиком по песку, по самой кромке воды. В итоге до ночи она гуляла одна, радуясь прохладе и спокойствию.

На следующее утро Ксения отправилась на кладбище к бабе Ларе на могилу. Солнце нещадно палило, но на кладбище не было жарко. Если бы за кладбищем у дороги не косили бы траву, то Ксения пробыла бы на могиле бабы Лары немного дольше. А так — пришла, не сразу увидела маленькую плиту среди надгробий других родственников, поставила в вазу небольшую, купленную по дороге хризантему, помолчала и отправилась дальше. Через час Ксения уже сидела на приметном пригорке на берегу Шексны и спокойно ела мороженое.

«Как я выдержу тут целое лето? Когда ехала, думала, что соскучилась и потом не захочу обратно в Питер возвращаться, а выходит, что только и думаю, как свалить отсюда поскорее. Там хоть есть чем заняться, а тут все по-старому, все заржавело».

После обеда Ксения отправилась в кино с твердым намерением посмотреть комедию или мелодраму, все равно какую, главное, чтобы все хорошо заканчивалось. Выбрала мелодраму, сеанс начинался с минуты на минуту, и не нужно было ждать. В зале было немного народа: Ксения, несколько парочек, пара пенсионеров. Парочки непрерывно жевали попкорн и целовались: Ксения в эти мгновения смотрела только на экран, боясь повернуться влево или вправо. Мелодрама оказалась слегка глупой, с невнятным сюжетом. Главная героиня все время ругается с дочерью по пустякам, и когда дочери надоедает, она уезжает в другой город к своему другу, в которого влюбляется. В конце фильма следовали одна за другой постельные сцены — главная героиня со своим любовником, ее дочь со своим возлюбленным. Ксения закрывала глаза и, прислушиваясь, ждала, когда картинка на экране сменится на более пристойную.

Но одна сцена заставила Ксению вздрогнуть: она не успела закрыть глаза, а когда закрыла, то было уже поздно. Она как будто видела все, что происходит на экране, в мельчайших подробностях. Дыхание, стоны. Дыхание становится все более прерывистым. Руки и спина Ксении покрылись холодным потом. Она вскочила с места, открыла глаза и лишь тогда заметила, что происходящее на экране давно сменилось на что-то очень веселое, потому что немногочисленные зрители хохочут, и даже парочки отвлеклись от своих бесконечных поцелуев.

«И здесь эта грязь, этот секс! Что, нечего показывать больше? И слабо было сделать фильм без этой пакости? Спокойно, Ксения, где-то рядом должно быть любимое пятно, ты просто не видишь его, в зале темно. Все будет хорошо, Ксюша, садись обратно и думай о пристойном и хорошем, только о хорошем. Ты все поняла, Ксюша?»

Ксения плюхнулась обратно в кресло, больно ударившись о подлокотник. Звук удара был довольно громкий, все обернулись и смотрели на нее. Сделав вид, что ничего не произошло, Ксения продолжала смотреть фильм, уже не особо понимая его содержание. Слишком искусственно и наигранно, не жизненно, чересчур слащаво и обманчиво, чтобы стать повседневностью в жизни других людей, вне экрана. Когда пошли титры, Ксения с облегчением вздохнула.

— Где ты бродишь, куда пропала? — в трубку недовольно покрикивала Лена. — Два часа пытаюсь до тебя дозвониться.

— В кино я была, выключала телефон, — Ксению все еще трясло, и говорила она неуверенно.

— Не тормози там, кино она смотрела! Где ты? В центре? Приезжай, давай, за арбузом сходим, у меня посидим, чаю попьем, поболтаем. Ты же мне вчера написала, что тебе скучно, и чтобы я выбралась с тобой куда-то! А вчера не могла, извини, по работе с бумагами сидела, рабочим зарплату считала, родители самое ответственное перекинули мне. Зато могу сегодня, весь вечер свободен.

— Понятно, сейчас соображу, как к тебе доехать, — Ксения осматривалась по сторонам и терла свободной рукой глаза, слезившиеся от почти двухчасового пребывания в темном пыльном зале. — Зарплату-то рассчитала? Или надеешься, что я приеду, и ты меня к этому тоже подключишь? Я не горю желанием во что-то вникать и что-то соображать.

— И не надо никуда вникать, все я рассчитала. Думаешь, что я вообще не в теме? Я уже год у родителей работаю, все изучила. Так ждать мне тебя или не ждать?

— Ждать, — сухо ответила Ксения, садясь в подъехавший весьма кстати автобус.

— Тогда езжай не до моего дома, а до остановки, там и встретимся.

Когда-то Череповец казался Ксении совсем маленьким городком, микроскопическим, где все давным-давно изучено и обследовано, где известна почти каждая улица, а магазины, кафе и кинотеатры можно пересчитать по пальцам, ровно как и хоть сколько-нибудь значимые достопримечательности. Точнее, Ксения была уверена, что достопримечательности у них в городе напрочь отсутствуют. Разве что университет, Вознесенский монастырь да пара-тройка музеев. То ли дело Вологда, Москва или Петербург.