Надежда Севницкая - Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса Страница 18

— Только через мой труп ты будешь петь это! — орал наставник. — Ты хочешь загубить всю мою столь тщательно подготовленную операцию «возвращение». Минутный успех, а потом тобой займутся сам знаешь где… Нет, нет и нет!!!

Полковник не знал, что Джон уже дал согласие на исполнение. Не знал и того, что продюсеры сидят за тонкой перегородкой и слышат его, полковничьи, вопли. Когда запал иссяк и наставник ловил ртом воздух, питомец поднялся и тихо сказал:

— И все-таки я спою это. Что бы ни случилось потом.

И ушел.

Полковник решил уведомить фирму, но неожиданно фирмачи согласились с желанием его питомца. Согласие было подтверждено в присутствии обеих сторон. Полковник мрачно кивнул и посмотрел на своего мальчугана: глаза его были хитры ми и насмешливыми. В глазах Полковника появилось обещание расплаты.

Для Джона это была чуть ли не самая большая победа над своим демоном-хранителем. Надо будет почаще обнаруживать характер, но и не терять эту сверхпробивную машину — Полковника.

Над зеркалом загорелась красная надпись «На выход». Он резко поднялся и вдруг заметил следы на зеркале. Взял полотенце. Стер.

— Господи, благослови!

И на негнущихся ногах пошел к двери.

Секунда в дверях. Очень хотелось увидеть свою публику. Где там! Просто пят на лиц. Голос Полковника: «Кто из вас любит нашего нынешнего певца, садитесь ближе к сцене. Смелее, смелее, девушки», — вернул Джона к действительности.

Он вдруг спружинился и легким шагом, который пресса окрестила «тигриным», двинулся по проходу.

В центре зала находилась похожая на ринг сцена. Ребята сидели рядом. Он видел отчетливо только их лица. Вот Лам подмаргивает сразу обоими глазами. А вот Скотти хитро прищурился — не дрейфь, старик!

— Добрый вечер, — сказал Джон, и голос его задрожал. Тень пробежала по лицу Скотти, и Джон понял — старый друг вспомнил былые времена и его страхи.

Пересилив себя, Джон снял микрофон, и руки тоже тряслись. Пока он пел первую песню, в голове кричало — провал!..

Но публика встречала его громом аплодисментов, а когда он спел свою выстраданную песню, овации потрясли зал. Первая битва за возвращение выиграна.

Джон пел песню за песней, и глаза его то грустили и тосковали, то зажигались веселым огнем, волосы отливали вороненой сталью, лицо блестело от пота. Он был похож на греческого юного бога.

Концерт он закончил попурри из своих старых хитов. Зал приветствовал его стоя. А ребята вынесли его на руках, словно игрока футбольной команды.

После передышки Джон подошел к продюсеру своего шоу и прямо спросил:

— Я смогу петь снова?

— Не знаю, дорогой. Вдруг тебе захочется сняться еще в двух десятках сказок о красивой жизни?

— Нет-нет, — испугался Джон. — Только не это. Я хочу только петь.

— Тогда о'кей! Ты — подтверждение библейской легенды о блудном сыне. С возвращением, мальчик.

Джон вернулся в гардеробную. Там было пусто. Ребята ушли в бар. И с ними

Полковник. Он отключил телефон.

Так… свершилось. Возвращение? Сможет ли он… что? Стать Королем?

Это забота Полковника. Что же тогда? Только обрести себя.

Он глянул в зеркало. Оттуда смотрело молодое лицо со счастливыми глазами.

Лицо принадлежало ему. И не ему. Это был другой человек. С другой жизнью.

3 глава

Он блаженно закрыл глаза. Казалось, что смутная тревога, преследовавшая с утра, отпустила. Но ни с того, ни с сего сердце снова неприятно заплясало в груди, и липкая дурнота подступила так внезапно, что, еще не успев открыть глаза, Джон понял — вот оно!

Полежал, переводя дыхание… Видел бы его сейчас Полковник. Наконец, может, и поверил бы в давние предчувствия своего питомца. Но дела их, благодаря Полковнику, были так прекрасно налажены, что необходимость в еженедельных, а иногда и ежедневных встречах давно отпала. Билеты на концерты распродавались месяца за два. Пластинки продолжали выходить миллионными тиражами, и пятьдесят процентов от всего автоматически шло Полковнику. Деньги текли и текли. Да, Полковник сдержал слово — сделал их обоих сказочно богатыми.

Бедный южный мальчуган, двадцать пять лет назад вполне серьезно считавший богатство счастьем… Роскошь давно уже встала неприступной стеной между ним и людьми. Всеми. Кроме разве что Лиз, его маленькой принцессы, игравшей сейчас в своей комнате.

Мысль о дочери заставила снова прислушаться к себе. Дурнота схлынула, но тревога осталась. Он решил спуститься вниз — позвонить доку Джорджу. Из кабине та нельзя — могут услышать. Тогда заламывания рук и родственные причитания неизбежны. А Джон давно не верил в искренность излияний своей родни. И не хотел лишних сцен.

Медленно встав, он вышел из спальни, тихо прикрыв дверь. Отдохнул, отирая пот, и почти ощупью начал свой путь вниз. Преодолев первый пролет, только порадовался, что вроде бы пронесло, как вдруг тугая пульсирующая боль появилась в затылке, перед глазами поплыли круги, и почти животный страх, что назад уже не добрести, пронзил его.

Но в доме была такая полная, такая сказочная тишина, что Джон не посмел бы нарушить ее криком о помощи. Да и что кричать? Еще два дня назад в годовщину маминой смерти, сидя у ее могилы, он ощутил те же симптомы. Правда, приступ длился недолго, как и восемь лет назад. Джон быстренько достал тогда патрон с таблетками, высыпал на ладонь сразу несколько штук и до сегодняшнего дня чувствовал себя вполне сносно.

Еще вчера он с дочкой и ее маленькими приятелями целый день провел в парке. Было так славно вместе. (Он всегда арендовывал этот парк, потому что не мог появляться в общественных местах безнаказанно — собиралась огромная толпа). Разговаривать им не пришлось, но когда во время игры Лиз оборачивалась в сторону отца, ее личико лукаво светилось. Он улыбался в ответ и поднимал незаметно в приветствии руку.

Там, в парке, он хотел быть ТОЛЬКО отцом. Никаких страстей. Никакой музыки. Скамейка в тени. Он в очках и с книгой. Поза самая домашняя. Но чего-то ему не хватало… Улыбки Лиз. Он почувствовал ревность к ее друзьям, тут же устыдился и мысленно попросил — обернись! Она оглянулась на отца. В глазах — вопрос. На верное, он не успел скрыть свои мысли, потому что дочка подбежала, потерлась носом о его щеку и, заглянув в глаза, прошептала: «Папочка, не сердись. Я так тебя люблю». И грустно добавила: «Ведь все мои друзья здесь. Там мне не с кем играть».

Тогда его сердце сжалось от боли. И сейчас тоже…

Он и дочери не принес счастья, потому что жила в нем неистребимая Заноза — музыка. Он так хотел семьи, дома. Однако дом и счастье никак не связались в его жизни. Почему?

О его доме ходила масса легенд в прессе — «дом-дворец», «заколдованный дом». Вообще-то вначале здание было задумано как церковь. Как испугалась, узнав об этом, мама. Им с отцом удалось успокоить и уговорить ее. Собственно, про себя Джон мыслил дом землей обетованной для мамы. Она не прожила в этом доме и года.

Несколько лет назад один меценат предложил купить дом. Деньги давал огромные.

— Вам нравится дом? Или место? У вас большая семья?

— Ваш дом окружен легендами, — глубокомысленно и туманно ответил покупатель.

— Зачем вам?.. — недоуменно спросил Джон.

— Я сделаю здесь театр-студию. Реклама у дома уже есть. Публика будет валом валить. А поселить здесь семью… Уж вы меня простите — нет!

От таких слов горячая волна прошла в голове, и, пожалуй, Джон выставил бы нахала, но в его словах было что-то, над чем стоило подумать. Размышления длились не один день. Сам-то Джон прошел в этом доме все Круги ада, ведя за собой всех близких. Вырваться удалось только Прис. Да и вырваться ли?

Бродя по дому, Джон думал и вспоминал. И однажды понял — не продаст. Он сросся с домом. Тот хранил самое дорогое и самое ненавистное. И он тоже. Они с домом — сообщники. На какое бы время он ни уезжал, где бы ни жил — дом терпеливо ждал, каждый раз поражая сходством с хозяином. Уж сколько раз пытались переделать все внутри, а выходило, будто это сделал Джон. И чем дальше, тем явствен нее дом носил следы перемен в характере своего хозяина. Последние три года дом стал напоминать сказочный замок, в котором поселилось чудовище. И только когда приезжала погостить Лиз, дом стряхивал мрачные чары.

Но было в нем несколько комнат, не подверженных настроениям хозяина и потому любимых им.

Комната трофеев: сувениры от фэнов, от фирм. Своеобразная история его карьеры в подарках. За двадцать с лишним лет их набрались тысячи. Стеллажи от пола до потолка вдоль одной стены были забиты плюшевыми игрушками. В углу напротив стоял шкаф-сейф. Там лежали подарки, которые надо было отправить дарителям, — драгоценности.

Джон открыл дверцу своим ключом и проверил. Уже все было упаковано. Адреса проставлены. Завтра верная секретарша Бэкки вместе с Джо отвезет груз на почту. Получать подарки такого сорта было больно и обидно. Явная плата. Вот толь ко за что? За музыку? Музыку, которая давно уже стала его первым «я». И это «я» сильно пахло деньгами.