Надежда Севницкая - Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса Страница 19

Джон открыл дверцу своим ключом и проверил. Уже все было упаковано. Адреса проставлены. Завтра верная секретарша Бэкки вместе с Джо отвезет груз на почту. Получать подарки такого сорта было больно и обидно. Явная плата. Вот толь ко за что? За музыку? Музыку, которая давно уже стала его первым «я». И это «я» сильно пахло деньгами.

Сколько же зла принесла ему любимая музыка. Вот уж воистину: чем играешься, тем и ушибаешься. Господи! Ведь он-то хотел дать возможность жить безбедно своим родителям и нести музыку людям. А вышло? Мама умерла девятнадцать лет назад, не вынеся перемен в судьбе сына и своей. Отец успел жениться и развестись. Давно уже это не был прежний легкий и живой человек. Отец стал подозрителен и жаден. Был постоянно занят бизнесом сына. Каждый год под нажимом отца Джон пересматривал свое завещание. Отец цокал языком, рассказывая о том, насколько увеличилось состояние. Сын морщился, терпел и однажды попробовал урезонить отца:

— Папа, ради Бога! Ну что ты хочешь? Зачем мы столько говорим об этих деньгах? У нас есть все, кроме счастья. У тебя. И у меня. С тех пор, как умерла мама, мы с тобой стали так далеки друг от друга. А ведь каждый из нас одинок. Папа, давай попробуем еще раз стать семьей. Плюнь на бизнес.

— Сынок, а ты-то сможешь?

— Трудно, па, но почему не попробовать? Шоу-бизнес все равно что сильнейший наркотик. Уж поверь. Я хорошо знаю действие и того и другого: кровь отравлена. Правда, я очень надеюсь, что после моего возрождения люди поняли — я пою, чтобы им было теплее.

— Однако твой менеджер хорошо берет с них за обогрев души. Воистину время душевного энергетического кризиса.

— Зачем ты так? Я ведь хотел отделаться от этого человека, но ты же заступился за «бедного старика». Ты считаешь, что его время кончается. Нет. Он вампир. Вначале выпил кровь мамы. Уже двадцать лет пьет мою. А когда меня не станет, возьмется за тебя.

— О, мой Бог! Почему, сынок? Почему? Что ты говоришь?! Ты разве болен?

— Да. И ты знаешь это. Ты же помнишь, каким я был после кино. Жил только на таблетках. Поднять тонус. Успокоиться. Годами. Посмотри мои фильмы — кукла, переставляющая ноги. Но дело сделано. Врач сказал мне о наследственном заболевании. Это связано с обменными процессами. Бесследно мне мои привычки не пройдут. Все, папа. Не надо закрывать лицо руками. Ты не тетушка. И хватит мучить меня моим завещанием. Адвокат составил бумагу так, что она предусматривает все случаи.

— Сынок, а как же я?

— Будешь распорядителем, — жестко отрубил Джон.

Воспоминание об этих словах вызвало отчаянный стыд. Ох, пойти бы к отцу, поговорить по душам… О чем? В сущности, все обошлось тогда. Отец стал сопровождать его в каждом турне. Держался рядом. Седой красивый человек в двух шагах позади сына-звезды. В глазах — беспокойство.

Сын быстро сдался. Слишком хорошо помнил, что произошло с мамой.

Отец был последним звеном между ним и родней. Дядья и кузены уже много лет видели в нем не родственника, но босса, не говоря уж о ребятах.

Сердце от таких мыслей тяжело забухало. Усилием воли Джон заставил себя идти дальше. Не глядя по сторонам, по возможности твердым шагом пересек холл и открыл дверь в любимую музыкальную комнату.

Горячее южное августовское солнце пробивалось сквозь спущенные маркизы. И радостный молодой вид комнаты так жестко не соответствовал его настроению, его самочувствию, что на глаза навернулись слезы.

Старый, толстый, полуослепший человек, что делаешь ты в этом приюте солнца и звуков, готовых сорваться с золотых дисков (памятных подарков от фирмы за распродажу пластинки миллионным тиражом), развешанных по стенам, среди глянцевого великолепия огромной фонотеки? Среди всей этой музыки, которая была твоей единственной настоящей жизнью, а стала убийцей? Как мог ты сидеть в этом замке последние три года и доходить? И дойти?! Смотри, смотри, смотри. Унеси с собой всю музыку.

Однажды ведь накатило: уничтожить замок, где все были несчастны из-за его музыки. Уничтожить!..

Он выскочил из дома и стремглав понесся на задний двор. Отец и Рэд ошеломленно глядели вслед. Он мчался к гаражу, где стоял маленький бульдозер, которым пользовались, убирая парк. Вскочил на сидение, быстро развернул бульдозер и повел его, как танк, на дом. Ненависть и боль клокотали внутри. Смести, стереть с лица земли гнусное гнездо. Забыть. Забыть все. Даже то, что здесь царствовала мама. Начать все сначала. Без фильмов. Без наркотиков. Без вседозволенности.

Он глядел на стремительно приближающийся дом остановившимися глазами. Сейчас… вот сейчас… ближе… ближе… Либо он, либо дом. Через минуту кого-то из них не будет.

И вдруг на белой стене дома возникла распятая, распластанная фигура отца. Дица видно не было — сливалось со стеной. Отец защищал дом! Собой!

— Сынок! Остановись! Что ты делаешь? Ты попортишь дом!..

— Уйди к чертям, отец! Уйди!!! — озверело заорал Джон.

Отец метался вдоль стены в ужасе, но не уходил. В последний момент сын сбросил скорость и откинулся вглубь, в тень. Слезы бешенства и стыда перед самим собой закипали в глазах, и нельзя было — ни за что! — показать их!

Подняв, наконец, голову, Джон увидел Рэда, сузившимися глазами смотревшего на своего босса. В них было удивление. Почти восхищение. Кажется, Рэд что-то понял. Ну и пусть. Пусть. Упрямство снова вскипало внутри, но не начинать же второй штурм? Глупо. Смешно.

Джон соскочил с бульдозера и зашагал к дому. Пусть убирают сами… Пройдя к себе в кабинет, он упал на диван и протянул руку к бюро.

Там хранились таблетки дикседрина. Последние годы он боялся их и прибегал к их помощи только в самых крайних случаях. Сейчас он, не раздумывая, вывалил сразу две таблетки на ладонь и ловко швырнул их в рот. А, плевать.

Подождав немного, взял сигару, подсунул под голову подушку, устроился поудобнее и закурил. Волны эйфории враскачку поднимались со дна его существа. Сигара еще все усугубляла.

Вдруг он вскочил и подошел к окну. Прячась за занавеской, выглянул. Во дворе никого не было. Бульдозер убрали. Мир и покой. Он подавился смехом. Повалился на диван.

Вечером Джон спустился вниз в прекрасном настроении, ни словом не напомнил об утреннем происшествии. Мир и покой…

Он подошел к сверкающей проигрывающей установке, провел пальцами по клавишам. В громадных стереофонических колонках раздался легкий шум — можно ставить пластинку. И вопреки своим страхам, своей боли Джон поднял руку к той ячейке стеллажа, где стояли его любимые пластинки госпелы. Внезапно он поразился, как по-прежнему тонка его рука. А ведь сам-то — квашня. И Джон рассмеялся неожиданно для самого себя. Смех был легким, юным. Сколько раз ему удавалось воз рождаться самому и возрождать свою музыку, удивляя людей. Против воли конкурентов, Полковника и жены. Он был настолько талантливее и ярче всех иных звезд, что мечта менеджера иметь миллион с контракта осуществлялась без особого труда, превращая труды Полковника в пыль, в ничто. Настолько победителен был выход Короля, что даже фирма забывала о заслугах наставника.

Но никто не знал, что питомец не забыл тот вечер — восемь лет назад!

— когда менеджер впервые за все годы боялся провала «своего малыша». Это, чуть ли не единственное, проявление слабости давало Полковнику преимущества, о которых тот даже не подозревал. Никогда не узнать Полковнику, что питомец хотел, мечтал расстаться с ним, но… Но, как и говорил отцу, пожалел «бедного старика».

Полковник знал только, что «золотого мальчика» больше нет. Есть Король, который снова занял свой трон. Опять зазвучали голоса старых рокеров. В их исполнении не было ностальгии. Лишь зрелая свежесть, будто вещи, впервые прозвучавшие пятнадцать лет назад, написаны вчера. И Джон был первым среди них. Среди всех.

Внутренне он тоже стал иным. Крепче. Жестче. Он глубоко спрятал свою мечту о счастье. Свою душу он тоже прятал теперь от праздно-любопытной толпы в почти монаршую одежду.

Но не было избавления от одиночества. Беспокойное ли свойство-талант — тому виной или постоянный поиск нового?

Хитрый менеджер мгновенно догадался, какая оправа нужна бриллиантовому таланту Короля. После концерта-возвращения предложений было много, но Полков ник, не задумываясь, отказывал, хотя и понимал — все зависит от питомца.

Но Король безмолвствовал. Не мог вмешиваться. Чувствовал себя обязанным: уверовал, или Полковник вбил, что живет менеджер только их делами.

Для Полковника настало время поиска. Надо было выяснить, где больше всего любят выступать нынешние звезды. И Полковник напал на след очень быстро — самый большой концертный зал Города Развлечений. Зал отеля «Интернейшнл».

Даже столько лет спустя Джон почувствовал обвал внутри от обуявшего его тогда страха.

«Не годится», — решил он и, чтобы успокоиться, подошел к огромной шкатулке, в которой лежали самые памятные и важные письма. Почти машинально перебирая кипу, пытаясь этим механическим действием заглушить вновь начавшееся бешеное сердцебиение, он вдруг наткнулся на телеграмму от Полковника.