Марина Москвина - Танец мотыльков над сухой землей Страница 19

Послали Леню идти хоронить нашу дальнюю родственницу, старенькую бабушку, которую он не знал и никогда не видел.

— Вот как раз и увидишь, — сказали ему.

— Хорошо, — согласился Леня. — Но тогда я Марину тоже отправлю на Урал хоронить совсем незнакомых ей людей — с приветами от меня…

— У нас по соседству жил фотограф, армянин, — рассказывал Даур, — звали его дядя Гамлет. Армяне любят шекспировские имена. Я лично знаком со старой согбенной Офелией и шапочно — с армянином по имени Макбет, Макбет Ованесович Орбелян, хирург-стоматолог, у него всегда халат немного забрызган кровью. Его отцу, Ованесу, наверно с пьяных глаз померещилось, что Макбет — имя, которое украсит любого невинного младенца…

— А знаешь, как один мясник другому голову отрубил? — он мне рассказывал. — А что? Поспорили на четвертинку, — буднично говорит Даур, — кто кому сможет отрубить голову с первого раза…

Позвала Даура на выставку тропических бабочек. Он не пошел. Ему не понравилось, что все бабочки там будут мертвые.

— Можно, конечно, — сказал он, — прийти и с закрытыми глазами пробыть до фуршета… Энтомологи вообще устраивают фуршет?

Всех незнакомых женщин на улице, продавщиц в ларьке и вообще любых теток, независимо от вида и возраста, он звал просто «доченька». Исключение Даур сделал только для абсолютно реликтовой, дико агрессивной матерщинницы, которая обложила его по полной программе. Ее он назвал «матушка».

Взяли на майские праздники путевки — круиз по малому Золотому кольцу на теплоходе «Грибоедов». Поселились в каюте. А там во всю стену окно — и все время люди фланируют.

— Как же мы будем сексом заниматься? — я спрашиваю.

— Да мы так сексом занимаемся, — говорит Леня, — что любо-дорого посмотреть!

Хозяйка хибары, у которой художник Буркин снимал сарайчик в Коктебеле, попросила:

— Володя! Нарисуйте мою дочку Надю, пока она как роза!

— А что, она потом будет — как хризантема? — спросил Буркин.

Сергей Тюнин увидел в Красном море рыбу-дракончика. Нырнул — а она в песке, только хвостик торчит. Он хвать ее за хвостик — она прыг! Он опять подплывет — хвать за хвостик, она прыг! И в песок зарылась.

— Я с ней так весело играл, — говорит Сережа, — а приехал домой, посмотрел по каталогу, так этот дракончик — страшно ядовитая рыба, мгновенная смерть и никаких противоядий…

У Дины Рубиной вышел в свет роман «Почерк Леонардо» — в Москве каскад презентаций, телевидение, радио. К назначенному часу приезжаю в кафе «Пирамида» на Пушкинской. Дина уже сидит — в белом плаще, осыпала меня подарками, косметика с минералами Мертвого моря…

А в этой стекляшке такая обстановка продувная и довольно специфическая публика. Я говорю:

— Пошли отсюда, здесь, наверное, бляди собираются.

— А мы-то кто с тобой? — удивилась Динка.

В кафе она приехала прямо с выступления на «Серебряном дожде». В конце передачи ее попросили осуществить социальную рекламу.

— Как? Я? Не совсем понимаю. А что я должна делать? — она спросила.

— Вы должны сказать, чтобы водители не пили за рулем. Вы, Дина Рубина, их лично просите…

— Ну, включайте.

— Готовы?

— Готова. Здравствуйте, друзья! — произнесла она своим неподражаемым голосом. — Я, Дина Рубина, никогда не пью за рулем!

Все остались очень довольны.

В прямой эфир ей дозвонилась девушка:

— Ваши книги, — сказала она Дине, — для меня не просто книги…

— А что? — спросила Дина.

— …Часть тела.

— Зря Дина в финале «…голубки Кордовы» застрелила своего героя, — неодобрительно сказал Леня. — И так на его долю выпало немало неприятностей. И сама из-за этого свалилась с гипертоническим кризом…

Тишков:

— И вот большевики уехали из Крыма, всех расстреляли, все разграбили и отступили.

— Мой дедушка, — я говорю, — не мог этого ничего сделать.

— Да? А откуда у вас такие старинные венские стулья?

Поэт Хамид Исмайлов в Москве в 90-е годы отправился на вечер своей поэзии. А перед этим сварил фирменный узбекский плов, целый казан, и нес его, горячий, в рюкзаке, в карманах которого аккуратно лежали ложки и салфетки. Около «Метрополя» его остановил милиционер. Попросил предъявить документы и показать, что он несет.

Хамид подумал — все, сейчас у него отберут плов. Но милиционер взял из рюкзака ложку и сказал:

— Я должен попробовать, что там у вас такое.

Он сытно поел, вытащил из того же рюкзака салфетку, вытер губы и отпустил Хамида на все четыре стороны.

Хамид решил начать новую жизнь в Париже, но пока не было работы, знакомый предложил устроить русский вечер на тему: «Бунин — Цветаева — Хамид Исмайлов». Обзорно с высоты птичьего полета обрисовать жизнь и творчество Бунина и Цветаевой, а остальное Хамид возьмет на себя.

Первый доклад поручили русскому актеру-эмигранту, ему дали переводчика, вот он стал рассказывать о Бунине — видимо, подчитал. И хотя ему предоставили десять минут, он говорил и говорил: тут кошка, тут собака, каким Ваня Бунин был в младенчестве, кто в люльке его качал, словом, к финалу всего вечера дошел до того момента, когда Ивану Алексеевичу исполнилось десять лет.

Ему стали махать, делать знаки, он встрепенулся и сказал:

— Так Иван Бунин прожил семьдесят пять лет. А потом он умер.

Товаровед Аня из книжного магазина клуба «Проект ОГИ» взяла мои книжки на продажу. Спустя некоторое время я позвонила — узнать, как идут дела.

— Сейчас нет денег, — сказала она. — Позвоните в субботу утром. Ночью с пятницы на субботу очень хорошо раскупаются книги.

— Это что — по дороге из ресторана?

— Почему? — она отвечает. — Именно приходят в книжный магазин часов в пять утра — купить книгу…

Даур Зантария был гениальным прообразом, недаром Андрей Битов, гостивший у него в Абхазии, вывел Даура ярким и красноречивым персонажем своего романа. Великий Грэм Грин, мимолетно повстречав Даура в Сухуме, так был им впечатлен, что уже в следующем романе Грэма Грина действует герой Даур Зантария. Светлый образ Даура, именуемый в моем романе «Гений безответной любви» Колей Гублией Легкокрылым, пронизывает всю вещь от начала до конца.

— Пошлю в Абхазию ксерокс! — деловито сказал он. — А то они думают, я в Москве груши околачиваю. А я тут служу прообразом в поте лица!

— А еще про меня будет? — спрашивал Даур.

И чтоб не иссякал родник моего воображения, самостоятельно разрабатывал свою восходящую линию:

— Например, твой Коля Гублия воевал против армии Шеварнадзе и выпускал боевой листок сепаратиста. Однажды, когда он написал прямо: «Долой Шеварнадзе!», он упал и сломал себе ногу. Потом случилась похожая ситуация. Он снова крикнул: «Долой Шеварнадзе!» И, как это ни странно, опять упал и опять сломал ту же самую ногу, причем в том же месте! С тех пор всякий раз, как только он произносил имя этого государственного деятеля, он падал и ломал ногу. Далее в «Боевом листке сепаратиста» Коля опубликовал обличительное стихотворение, в котором несколько раз вместо имени «Шеварнадзе» употребил местоимение «кое-кто». За этот эзопов язык свои же абхазские сепаратисты, все как один горячие головы, бросили Коле в лицо, что он трус. Не стерпев оскорбления и презрительного отношения товарищей по оружию и будучи не в силах разумно объяснить, что с ним происходит, Коля оставил сепаратизм и уехал в Гваделупу, приняв там статус беженца. Погиб Коля, спасая гваделупскую деревню от нашествия ос. И местные жители с особым благоговением съели его мясо.

— Мое земное предназначение я уже выполнил, — говорил Даур. — Я запечатлен в тексте «Гений безответной любви», поэтому спокойно могу завершать тут свои земные дела.

— Что я вижу? — удивлялась Лия Орлова. — Откуда в твоем романе эти любовные телефонные разговоры Даура? Ведь он все это мне говорил на полном серьезе!

— Главное — не слова, — успокаивал ее Леня. — А то, что он в них вкладывал!

Тюнин в клубе «МуХа»:

— Как много незнакомых людей! Так можно проснуться однажды и вообще не увидеть вокруг ни одного знакомого человека.

Я тоже оглянулась и увидела Асара Эппеля. Он стоял с тарелкой и рюмкой.

— Ой, Мариночка! — сказал он. — А я ем селедку с луком, запиваю водкой… Все не для поцелуя!

«Я сидел с Михаилом Аркадьевичем Светловым в Дубовом зале ЦДЛ, — рассказывал Яков Аким.

— Михаил Аркадьевич, — говорю, — это мой близкий друг Женя Монин.