Абдель Селлу - Ты изменил мою жизнь Страница 19

Однако я чувствовал, что смогу перенести яйцо, не разбив его..

— Месье Поццо, все это время я наблюдал за вами. Этот ваш «конвейер» — адская машина. Думаю, я нашел способ обойтись без нее. Позвольте мне попробовать. Я буду очень осторожен.

— Ты уверен, Абдель?

— В крайнем случае ушибу вам ногу, будет ссадина, и все.

— Ну, это ничего. Это я переживу.

— Тогда оба кончаем трындеть — и поехали.

Я просунул руки ему под мышки, прижал к себе, и остальные части тела последовали в нужном направлении. Максимум через восемь целых и пятнадцать сотых секунды он сидел в своем душевом кресле. Я полюбовался результатом, а потом крикнул, повернувшись к двери:

— Лоранс! Неси-ка ящик с инструментами, разберем на фиг этот «конвейер»!

Поццо молча улыбался.

— Ну что, месье Поццо? Кто тут лучший?

— Ты, Абдель, ты!

Он сверкнул белыми зубами. Я решил, что не упущу этот момент.

— Месье Поццо, скажите, а зубы у вас настоящие?

Пора заказывать визитку: «Абдель Селлу, упроститель». Потому что под девизом «не позволим-мерзким-машинам-трахать-нам-мозг» я ликвидировал и скотовозку — фургон, который считался идеальным средством передвижения для инвалида. Уродливый, непрактичный и постоянно ломающийся.

В скотовозке — я настаиваю на этом названии — была специальная платформа, которая выдвигалась и опускалась, чтобы поднять на борт кресло. Вот она-то и ломалась, причем часто. Тотальный геморрой. Что в момент отъезда — потому что Поццо опаздывал на встречи, что по возвращении: машина была слишком высокой, чтобы просто спустить оттуда коляску.

Мне приходилось пользоваться доской вместо пандуса. В фургоне Поццо сидел в своем обычном инвалидном кресле, которое мы просто ставили справа сзади. Колеса нельзя было зафиксировать на полу, и даже если мы ставили кресло на тормоза, оно болталось на поворотах. Опасно для яйца, особенно когда за рулем Селлу, который учился автовождению на тачках, стыренных с пригородных стоянок… Кроме того, у Поццо было только крошечное окошко, через которое он мог видеть улицу, а мотор ревел так, что мы едва слышали друг друга.

Когда я вел машину, мне приходилось почти полностью оборачиваться назад, чтобы разговаривать с боссом. Впрочем, я и не говорил — я орал..

— Все в порядке? Не слишком трясет?

— Абдель, смотри на дорогу!

— Что вы сказали?

— НА ДОРОГУ!!!

Я ездил на «рено 25 GTS»… Да ладно, в то время это было круто. Машина человека, преуспевшего в жизни. Я купил ее в 1993 году, как только получил права. Раньше она принадлежала парню, который не смог больше платить за нее кредит. А я, малолетний преступник, честно за нее заплатил, наличными. У нее был превосходный разгон, магнитола, которая извергала децибелы на двадцать километров вокруг.

Ничего общего со скотовозкой. И в конце концов я объявил забастовку..

Поццо в очередной раз куда-то понадобилось поехать, у меня в руках был пульт дистанционного управления платформой, и я сказал «нет».

— Как это нет, Абдель?

— Нет. Нет, месье Поццо. Нет.

— Что значит «нет»?

— Я это больше не поведу. Вы же не баран, вы можете сесть в нормальную машину.

— Увы, Абдель, не могу.

— И без «конвейера» тоже больше не можете, да? Хорошо. Никуда не уходите, я пошел за своей тачкой.

— Честное слово, Абдель, я никуда не уйду!

Я подкатил кресло к парковке для инвалидов — там я оставил свой болид с подделанной на пропуске подписью. Гениально! Маленький кусочек бумаги, который был круче карты «Без очереди» в игре «Тысяча миль»[24].

— Абдель, где ты взял этот пропуск?

— Это копия пропуска со скотовозки. Цветная! Я на ней разорился, прикиньте.

— Абдель, так нельзя, это нехорошо…

— Зато очень удобно, когда приходится парковаться в Париже. И еще чтобы я мог возить вас на своей тачке.

Открываю дверь со стороны пассажира, до предела отодвигаю сиденье и запихиваю туда кресло.

— И что, я не услышу от вас ни слова одобрения? Бабетту вы поддерживаете, а меня нет?!

— Ладно, Абдель! Поднимай Поццо!

Конечно, он мог сидеть в обычной машине… Мы молча добрались до Порт-де-ля-Шапель. Я знал, что мы увидим там четырехколесные сокровища, среди которых этот любитель красивых вещей обязательно найдет свое счастье. По мне, так все машины хороши. Я молча смотрел, как Поццо лавирует на электрическом кресле между «крайслером» и «роллс-ройсом», «роллс-ройсом» и «порше», «порше» и «ламборджини», «ламборджини» и «феррари»….

— Вон та неплохая! Черная, строгие линии. Что ты о ней думаешь, Абдель?

— Месье Поццо, у «феррари» проблема с багажником.

— Абдель, ты что, собираешься возить меня в багажнике?

— Вас — нет, но кресло?..

— Ох ты ж! Про него-то я совсем забыл…

Наконец он остановил свой выбор на «ягуаре XJS», 3,6 литра, квадратные фары, ореховая приборная панель, кожаная обивка…

— Нравится, Абдель?

— Да, сойдет…

— Покупаем?

— Терпение, месье Поццо. Продажи начнутся только через три дня.

— Ладно, подождем… Но ни слова жене, ладно?

— Клянусь. Буду нем как рыба.

— Как могила, Абдель.

— Как рыба и могила!

На этом «ягуаре» я возил Поццо в больницу к Беатрис, которой только что сделали пересадку костного мозга. Операция была ее последним шансом. Врачи дали ей от четырех до шести месяцев. В операционной и реанимации все прошло нормально, но битва еще не была выиграна. У нее совсем не осталось иммунитета. И она должна была лежать в стерильной палате, в боксе..

Несколько недель подряд я каждое утро усаживаю Поццо в «ягуар», и мы едем к ней. К ней… Мы подъезжаем так близко, как только возможно. Беатрис лежит за прозрачной перегородкой. В медицинской шапочке и бахилах, Поццо подъезжает к границе, которую нельзя пересечь. Он часами смотрит на жену. Беатрис лежит в постели, у нее жар.

По вечерам мы уезжаем, боясь того, что увидим утром..

Наступает день, когда врачи выносят приговор. Мадам Поццо вскоре нас покинет.

Я молчу, сидя за рулем «ягуара».

Больше никаких сиделок. Никаких медсестер. Теперь я последний, кого видит Филипп Поццо ди Борго по вечерам, — и первый, кого он видит утром. С тех пор как я таскаю его, нам больше никто не нужен. Почти никто. Теперь, когда его жена умерла, Поццо спит один. Он смотрел, как она угасает, — не веря, исполненный бешенства.

Поццо всегда знал, что она больна, и любил ее, несмотря на болезнь, несмотря на постоянные трудности в повседневной жизни. В то время он был здоровым, ездил на выходные в деревню, летал над горами. Тогда-то с ним и случилась эта ужасная авария — он разбился на параплане 23 июня 1993 года, и на два года болезнь его жены отступила.

Все поверили, что произошла ремиссия, что медикаменты наконец подействовали, что она проживет еще долго, почему бы и нет. Мадам нашла в себе силы заново наладить жизнь семьи, сделав мужа-инвалида центром этой жизни. От дома в Шампани, где они тогда жили, они отказались в пользу Парижа и больниц. Они создали комфортные условия для всех — конечно, когда есть деньги, это легко, — и казалось, что дети в целом адаптировались к новой жизни в столице, привыкли к отцу в кресле, к больной матери… И вот, когда все вошло в колею, у Беатрис Поццо ди Борго случился рецидив..

Когда это произошло, я жил у них уже почти год. С мадам Поццо не посоветовались по поводу приглашенного помощника, но она не возражала, когда в ее доме поселился необразованный и непредсказуемый араб. Мадам смотрела на меня, не осуждая, и ничего не имела против. Смеялась над моими шутками, и хотя держала дистанцию, но всегда была доброжелательна.

Я знаю, мадам немного волновалась, когда я увозил ее мужа, не предупредив и не сказав, куда я его везу. Знаю также, что она не одобрила покупку роскошного автомобиля. Как протестантка, она не любила, когда богатство выставляют напоказ. Это была простая женщина, и я уважал ее. В первый раз я не злился на богатую мадам за то, что она — одна из этих..

Что мы с Поццо делали весь этот год? Просто узнавали друг друга. Он пытался расспрашивать меня о моих родителях. Наверное, хотел с ними познакомиться. Я уходил от ответа.

— Знаешь, Абдель, очень важно жить в мире с семьей. Ты общаешься с теми, кто у тебя остался в Алжире? Ведь это твоя родная страна…

— Моя страна здесь, и я живу в мире с самим собой.

— Я в этом не уверен, Абдель.

— Не начинайте, а?

— Ладно, Абдель. Не будем больше об этом…

Скотовозка не годилась для гонок по окружной. «Ягуар» подходил для этого гораздо лучше. На педаль акселератора давил я, но скоростной режим мы нарушали вместе. Ему было достаточно сказать только слово, чтобы я тормознул. Поццо видел, как уходит его жена, но не показывал своей боли. Он как будто смотрел фильм о своей жизни — не как участник, но как зритель.