Павел Кочурин - Коммунист во Христе Страница 19

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Новое прорастает старыми истинами.

1

С начала лета и до конца августа — дом Кориных полон гостей. Наезжает волнами городская родня. С сентября все постепенно стихает. Замирает большак, проходивший мимо Мохова, Рейсовый автобус ходит уже раз в день и с закрытыми дверцами.

Пока не подошла пора разъезда гостей, Дмитрий Данилевич с Анной Савельевной и решили справить свадьбу сына. По обычаям в разгар сенокоса или жатвы грешно 6ыло свадебную гульбу затевать. Такое встарь не водилось. Разве что по нужде, когда у невесты "грех на лоб лезет". Свадебное время — осень и зима, когда дом сит. Чтобы по устоявшему-ся зимнику снежная пыль за возком молодых клубилась. А гостям — дорогие наряды выка-зать: лисьи шубы распахнуть, драгоценностями выхвалиться, обновами.

Но суетность нынешней деревенской жизни сбила улаженный природой порядок. "Заготовка грубых кормов" до белых мух тянется. А травы все равно уходят под снег. При нескошенной траве как сказать, что сенокос закончен. Не если на все оглядываться, то и светлого дня в году не сыщешь. Раз так, то и всякие устои с плеч долой. У каждого уже по своей охоте праздник.

Торжество наметили на двадцать первое июля. Совпало в Казанской — престольным праздником в Мохове. Иван этому не придал значения, а Дмитрий Данилович задумался… Было время, когда за невыход на работу в этот день коммуниста в казенный дом пригла-шали. Разговоров и тут не миновать. Авдюха Ключев не применит уколоть… Кому теперь помнить, что это природой указанная пора в крестьянстве для передыха. Считалось — кто к Казанской с сенокосом не управился, непутевый мужик, зимогор. Позор такому дому.

Переносить день свадьбы не стали. Иван сказал: "Всю жизнь так и будем чего-то боять-ся?.." И Дмитрий Данилович подумал, что им, механизаторам, самое время отгулять на свадебном пиру — да и на комбайн, в поле.

К свадьбе приехали все тетки Ивана, двоюродные сестры и братья. Рок судьбы раз-веял род Кориных по разным городам. Хорошо, что гнездо родимое удержалось, где жи-вым душам, тоскующим по отчему пределу, можно собраться и побыть собой какое-то время.

По три дня Иван ездил к поезду встречать гостей. Родителей и брата Светланы встречали вместе. Дорогой от станции до Мохова завтрашнюю тещу изрядно порастрясло. Стиснув зубы, она терпела. При въезде в Мохово, не удержалось, вымолвила: "И куда же такие дороги нас ведут и приведут". Отец Светланы, поездившей по Святей Руси, отшу-тился:

— В светлое будущее, конечно. Иначе-то как же?.. По глади в рай вкатиться — так вроде и не в настоящий… Надсадился в пути, зато на печке всласть полежишь… А вы, дет-ки, радуйтесь. Предки к вам реже будут жаловать, чаще к себе звать.

Дома Иван познакомил своих родителей и гостей с родителями и братом невесты: Евгения Александровна — врач, Олег Сергеевич Зеленин — геолог-изыскатель, Дима — инже-нер, еще холостой.

Олег Сергеевич был в бежевом костюме, при галстуке, к которому, видать, не больно привык. Нарядился, чтобы уж не переодеваться. Высокий, слегка сутулый, с чер-ной плотной бородой и усами. Тоже, как подумалось Ивану, чтобы время не тратить на бритье. Войдя во дворик, ко всему присмотрелся, словно гадая, какие клады тут земля та-ит.

Евгения Александровна парадный свой наряд везла в чемодане. Собиралась погос-тить у новой родни. Среднего росту, в меру полноватая, в пестрой юбке и цветной блузе. На голове легкая косынка, прикрывавшая светлые волосы от дородней пыли. Встала в те-ни под березой, переводя дух. К ней подошла Анна Савельевна, несколько стесненно про-являя внимание к новой родне. Дима, рослый парень, вольно вел себя, будто на дачу к знакомым прикатил. В светло-синей рубашке с карманами на груди, в джинсах, кроссов-ках. Спортивную куртку держал в руке. Темно-русые длинные волосы в завитках при-крывали уши. Тоже вроде для того, чтобы слышать только то, что ему надо… Иван повел "уазик" к конторе, а Дима со Светланой и ребятней пошли к реке купаться.

Сватья, потдышавшись, сняла с головы косынку, стряхнула ее и оправила волосы. Огля-дела дом со стороны веранды и крыльца. Чем-то удрученная, вроде как пожаловалась на дочь, пряча свою досаду под улыбкой удивления:

— Уж никак не думала, что моя Светка деревню выберет…

— И не говорите, Евгения Александровна. Нине все шиворот навыворот. и не пой-мешь, кто чего хочет, — с открытой готовностью согласилась Анна Савельевна со сватьей. И этой искренностью подкупила ее. — Одни из деревни в город рвутся, другие из города в деревню. Свои дочери тоже вот в городе. Судьба что ли уж такая…

А у вас приятный уголок, — отрывая взгляд от врытого в землю причудливого кор-невого соснового чурбана, сказал громко Олег Сергеевич, чтобы сбить разговор, начатый женой.

Анна Савельевна спохватилась, что же это она дорогих гостей у крыльца держит, и повела сватью в боковую комнату.

— И располагайтесь, покойно тут будет, — сказала она Евгении

Александровне.

2

Светлане хотелось, больше из любопытства, справить свадьбу по обычаям стари-ны, как это делалось когда-то в русских деревнях. Дмитрий Данилович и Анна Савельевна такие свадьбы еще застали. Помимо званых гостей, на них приходили селяне, посмотреть как на представление. Слушали причитания, девичьи жалельные песни, что вот лишается подружка волюшки. Сыпались шутливые наставительные высказы на новую жизнь моло-дым. Безобидное озорство и действа в знак добрых примет. Вытворялись разные продел-ки, связанные с выкупом невесты женихом. Свадьбы — игрались. Так и говорили: сыграть свадьбу. Поэтому загодя к ней готовились. Выбирались чины для услужения жениху и не-весте; дружки, шаферы с помощниками. Чины непременно должны быть молодыми, но женатыми. Поперек груди, через левое плечо им повязывались расшитые рушники. В атом был знак власти. Дружку все должны слушать и подчиняться ему. Но как вот теперь такие обычаи соблюсти.

Анна Савельевна рассказала Светлане, что сама знала и видела. Кое-что подсказал Дмитрий Данилович. Хотя свадьба самих Дмитрия и Анны прошла скромно, почти и без гостей. Еще в полной мере и не кончилась война, шел плач по невернувшимся. Вроде и грешно было пировать… А теперь как прежние свадебные действа соблюсти, кто знает обычаи, причеты, запевы. Да и в чины — кого избрать. Перебрали всех женатых мужиков в своей и других деревнях.

Первым пало имя Тарапуни — Смирнова Леонида Алексеича. Женат на внучке деда Галибихина, родом моховец, говорун, весельчак и выдумщик. Грешки — не в счет, кто без них. Тарапуне и быть первым дружкой. Вторым пал на ум есиповекий Виктор Кулякин, инженер мелиоратор, муж Александры, главного агронома их колхоза. Лишнего не ска-жет, степенный. Есть еще Вадим Кочетков, начальник почты и сберкассы. Новый у них человек, но кто его не знает. Обходительный, но и не стеснительный. Жена его не погну-шалась, из конторы на ферму дояркой пошла. Оставался еще Симка Погостин, механиза-тор. Этот не больно подходил, вернее, если судить по молве, — совсем не подходил. Про-ныра, забулдыга, сквернослов, выпивоха, драчун. По веем статьям современный…

Но взять Симку в свадебные чины посоветовала старуха Марфа Ручейная. Все рав-но будет на свадьбе со своей женой учительницей, с которой Светлане вместе в школе ребятишек учить. Парень видный, глаз шустрый, говорила о нем ручейная Марфа, хваля его вопреки молве. Если слово и выскажет лихое, не беда, не на поминках. Доверие его и остепенит, а так скорее неладное может натворить. И Авдюха Ключев будет доволен, что уважили внука. Жало-то свое ядовитое и припрячет.

Рассуждения Марфы Ручейной убедили взять Симку в свадебные чины. Настоящая Симкина фамилия Ключев. Отец его — сын Авдюхи Ключева, покалеченный на фронте ра-но умер. Рос Симка у деда, ярого активиста коллективизатора. Внук тоже в "славе" от деда не отставал, только уже по другой части. Наловчился гнуть и сваривать из железных прутьев могильные кресты и ограды. Сам их на погосте и устанавливал. Денег за такую свою работу не брал, даже сердился: "Покойнику памятник, а не тебе, какие с него деньги. А душе его будет печаль, если не помянем". Симку обожали старухи и старики, заранее заказывая себе и ограду и крест. Как такого парня было обойти и на свадьбе.

Никто лучше Марфы Ручейной не помнил и не знал, как в старину в дородных до-мах игрались свадьбы. Жила Марфа в деревеньке Есипово, где и Александра с Виктором Кулякиным. Слыла знахаркой, травницей, повитухой. Даже и при фельдшерице к рожени-це Марфу ручейную звали. Занедужит младенец — за Марфой идут. От рук ее и особого слова дитя тут же и успокаивается. Кто-то и колдуньей ее считал, и тоже, как вот и Авдю-ху Ключева, в дом приглашали "по неминучести", чтобы худа избежать. Марфу для об-легчения горя, а Авдюху из-за страха перед ним… Незнакомого человека угрюмый вид Марфы вначале отпугивал. Лицо высохшее, в суровых складках. Под нависшими бровями, как волчьи Ягодины, черные глаза. Что-то страдальческое, проникающее в твое нутро стыло в этих глазах, глубоких зрачках. В ее облике и высвечивалась вся, как она есть, ны-нешняя людская горевая жизнь. Но вот стоило человеку с Марфой заговорить, как все в нем преображалось, умиротворялось. Это тоже вселенное временем состояние нынешне-го колхозного селянина. Да и не только его. Всегдашняя настороженность и опасение — и тут же радость от душевной к тебе открытости. Марфа каждому была рада, кто бы к ней не приходил. Покачивание и участливое кивание головой, повязанной темным платом, отепляющий взгляд и молвленное короткое слово: "Оно знамо, от Бога все, милая…" И сердце страдальца ей открывается. К Марфе шли за покоем. Она его для каждого в себе и берегла. Вею жизнь она преследовалась за что-то "нетакое". Авдюха Ключев даже "перчу" колхозных коров ей приписывал. Корины Марфу Ручейную привечали. Но она сама, в обережение их, не часто к ним заходила. Завистливый человек, он и в добре зло выглады-вает.