Марина Юденич - Исчадие рая Страница 2

– Я вас поняла. Но что хотите вы? Если денег, то я не уполномочена принимать решения по этому вопросу и мне потребуется время…

– Забудь об этом, Анюта. Денег мне не надо. Пожелай я заработать на вашем борделе, газетчики, а вернее, их хозяин отвалил бы мне любую сумму. Нет, мой вопрос – совершенно в твоей компетенции.

– Что?

– Я буду звонить тебе каждый вечер, а может даже и не каждый, это как получится, и задавать один-единственный вопрос, вернее, называть одно-единственное имя. А ты мне будешь давать один-единственный ответ – да или нет. Есть этот человек у вас или отсутствует. Вот и все. Это ведь совсем не больно, правда?

– Но об этом рано или поздно узнают, и я потеряю работу…

– Это совсем не факт. А если я сейчас рассержусь, ты потеряешь работу немедленно, потому что я позвоню Вадику. Правильно? Он же у вас главный уполномоченный от господ учредителей? И расскажу ему, что это ты ведешь переговоры с газетой и дала мне все ваши координаты, и пароли, и список постоянных членов – он у меня есть, не сомневайся. А потом я позвоню твоим несчастным старичкам: вот им-то точно придется тяжко. А? Профессорская внучка, отличница, ленинская стипендиатка и… мадам в публичном доме. Сумеет мама это пережить? Я слышала, последнее время с сердцем у нее совсем плохо…

– Кто вас интересует?

– О! Значит, мы договорились? Чудненько. Но сразу я тебе не скажу, я буду звонить иногда но вечерам и тогда назову тебе имя. Чао-о, бомбина, sorry!

Короткие гудки ударили в барабанную перепонку. Ревнивая жена. Чья-то ревнивая жена или любовница. Но разве от этого легче? Она озвучила вариант, о котором совсем недавно, долго и без особого толку беседовала Анна с одним из наиболее серьезных и талантливых представителей предпринимательской элиты, одновременно – одним из учредителей заведения. Проблема состояла в следующем – продолжающийся передел гигантских пластов государственной собственности, попутно со всем прочим, порождал страшные коллизии в человеческих отношениях – непримиримыми врагами становились неразлучные друзья и партнеры, предательство стало признаком хорошего тона, звучали выстрелы, комбинировались фальшивые уголовные дела, страницы прессы захлестнули волны компромата. С одной стороны, на них никто уже не обращал внимания, но это утверждение распространялось лишь на обычных людей, которых высокопарно именовали электоратом, однако мнением их всерьез никогда не интересовались. Однако в нужный момент очередной газетный пасквиль вдруг оказывался на нужном державном столе – с плеч летела чья-то чиновничья голова, а из – под ног у тех, кто ставил на эту голову, а вернее на всю фигуру в целом, медленно и неумолимо уплывал очередной гигантский пласт национального достояния. С этой точки зрения, заведение становилось ахиллесовой пятой породившей его команды, и об этом один из ее лидеров откровенно говорил с Анной несколько дней назад. Он вообще благоволил ей и тогда, во время малоприятного разговора, скорее успокаивал, чем путал:

«Я полагаю, что закрывать вас так или иначе придется, но ты не должна беспокоиться по этому поводу – работаешь ты высокопрофессионально, главное – понимаешь и чувствуешь людей. Так что о будущем своем не переживай. Но было бы неплохо, если бы удалось продержаться еще немного. Вы практически не засвечены – и это отчасти твоя заслуга. У меня же сейчас на крючке пара жирных ребят, из новых, их очень надо развеселить здесь по полной программе. Потом – хоть потоп. Ликвидируемся так тихо, что никто и не вспомнит, что существовали в природе. Даже «вороньи слободки» восстановим со всеми их обитателями. – Он живо рассмеялся, представив сцену восстановления «слободок», но глаза за стеклами тонких очков сохранили суровое выражение. – Но – две недели. Слышишь, девочка, мне нужны две недели. Утрой охрану, девочек посади под домашний арест, пусть заказывают все что хотят, по любым каталогам, но никакого общения с внешним миром. Тут еще эта вонючка… – он назвал именно ту газету, на которую ссылалась звонившая женщина, – окончательно легла под… – прозвучало известное имя бывшего его приятеля, ныне – увы! – едва ли не главного конкурента. – Продержись, девочка, ладно? Потом – ничего не пожалею».

Такой состоялся у них разговор. И теперь – этот звонок, неизвестная шантажистка угрожала именно тем, чего опасался патрон. Однако из этой ситуации еще мог отыскаться выход. Дмитрий Рокотов, так звали ее недавнего собеседника, слыл человеком умным и изворотливым: возможно, он без труда нашел бы средства быстро вычислить и заставить замолчать наглую дрянь, которая почти десять минут измывалась над ней, доведя до полного изнеможения. Но было еще одно обстоятельство – и тут Дмитрий был не помощник. Более того, ей и в голову не пришло бы рассказать ему об этом, потому что его изощренный, сильно напоминающий сложную электронную машину ум понять ЭТО не смог бы. Никогда. ЭТО было не логическое построение, а его мозговой компьютер такие вводные не принимал. Не умел.

Речь шла о родителях Анны, ныне пенсионерах, а в прошлом скромных научных работниках, не пожелавших использовать в качестве карьерного трамплина громкое имя и немалые заслуги перед Отечеством одного из ее дедов-академиков. Потому себе они избрали иную, чем у него, область исследований и честно служили науке, во имя ее самой, а не ученых степеней, титулов и регалий. Они были уверены, что после очень тяжелого периода судьба вдруг улыбнулась их маленькой семье, все это время еле-еле выживающей на две скромные пенсии, и Аннушка нашла прекрасную, интересную работу по специальности, к тому же очень высоко оплачиваемую, в солидной коммерческой фирме. Открывшийся обман – права была проклятая незнакомка! – вполне мог стоить им обоим, а особенно маме, жизни.

Красивая, молодая, умная, не теряющая самообладания в критических ситуациях, неизменно ровная в общении с кем бы то ни было, женщина – главный менеджер самого элитарного публичного дома столицы, опустив трубку телефона, сидела в пустом баре своего заведения и впервые за все последние годы, собственно, именно с той поры, как нашла эту работу, не знала, что ей делать дальше. Состояние ее было немного похоже на то, когда окрыленная «красным» дипломом выпускница престижного столичного вуза ринулась на поиски работы, уверенная, что десяток, если не сотня, солидных компаний с радостью воспользуются ее добротными знаниями, цепким умом и бесспорным человеческим обаянием. Ей потребовался месяц суетной бесцельной беготни по разным конторам, чтобы окончательно убедиться: никто нигде ее не ждет. Никто и нигде, кроме двух очень пожилых и, несмотря на это, очень наивных идеалистов в маленькой, давно требующей ремонта квартирке, единственным украшением и богатством которой были книги. Тогда она сидела почти так же, как сейчас, на убогой кухоньке родительского дома и совершенно не понимала, что и как ей делать дальше. Но все же тогда все было несколько иначе, потому что за ее плечами не было последующих трех лет, и она подсознательно все же надеялась если не на справедливость, то на чудо. И чудо произошло, правда, это было какое-то стыдное, ущербное чудо. Теперь надежды на чудо уже не было. Зато было устойчивое ощущение глухого тупика, когда со всех сторон нависают мрачные фасады угрюмых домов, в них не светится ни одно окно, а впереди – близко, почти у самого лица, такая же угрюмая, высокая и беспросветная, глухая стена.

Хлопнула входная дверь бара: возвратился бармен, бросил на ходу что-то легкомысленное и скрылся за стойкой. Там полилась вода: бармен готовился к вечеру, к приему первых гостей, которые появятся – Анна взглянула на часы – о! – уже через полчаса, а может быть, и раньше.

Ей тоже следовало приступить к работе: подготовить прошлые счета постоянных клиентов, разложить их в именные конверты, подняться наверх – проверить девиц в их роскошных будуарах… Да мало ли что еще предстоит сделать, решить, отменить, организовать на бегу, походя, одновременно развлекая первых посетителей легким светским трепом. Сможет ли она работать сегодня? Сможет! Анна решительно тряхнула коротко остриженными светлыми волосами. Сможет, черт возьми! А решение придет само собой, обязательно придет, иначе невозможно. Для начала нужно выяснить, кто из клиентов интересует эту сумасшедшую, а там, возможно, и отыщется правильное решение.

Секьюрити снизу доложил по рации, что прибыла первая машина с хорошо известным номером: постоянный и довольно симпатичный клиент вошел в подъезд…Анна поспешила встретить его у двери. «Все, вечер начался, – как могла, бодро сказала она себе, пытаясь хотя бы на время вернуть обычное состояние души, но, продолжая фразу, эхом откликнулось ее сознание: – И значит, уже сегодня она может позвонить и потребовать информацию. Уже сегодня, более того – уже сейчас…»

Этим утром она проснулась в самом дурном расположении духа. Ярко светило солнце, и день занимался явно приветливый: яркий, прозрачный, пронизанный запахом свежей травы, рано распустившейся сирени, кусты которой заглядывали в большое окно спальни, звонким восторженным гомоном птиц. От всего этого, однако, стало только хуже. Странно, как быстро и разительно переменилось все в ее жизни. Еще недавно совсем, какой-нибудь месяц тому назад, вместе с нею непременно просыпалось и ее счастье. По крайней мере, ощущение было именно таким – она открывала глаза и, еще не поняв толком, что проснулась, что наступил новый день, не вспомнив, что было накануне, и не сообразив, что ожидает ее впереди, испытывала острое, почти физически ощутимое счастье или по меньшей мере радость, просто оттого, что она, Лена Егорова, девица шестнадцати лет от роду, проснулась. Общая большая радость распадалась на радости и приятности поменьше и совсем крохотные, наподобие радужных теплых брызг, сверкающих на солнце, даже если день оказывался вовсе не солнечным.