Роберт Кормер - Я – Сыр Страница 2

  «Так держать», - говорю я себе. – «Так держать… каждая миля за одно и то же время…»

  И внезапно бесконечный подъем заламывается вниз, и мои ноги без усилий накручивают сумасшедшие обороты, байк несет меня под гору, и я даю себе волю объединиться с ветром и парить над дорогой. Внизу красивый берег, за которым широко разбросан Эйсвел.

 ТАРЕ ОZК001   0930    date deleted T-A.

 Т:        Доброе утро. Меня зовут Брайнт. Мы должны побыть некоторое время вдвоем, наедине…

                        (пауза 5 секунд)

А:          Доброе утро.

Т:          Будем непосредственны? Я хочу знать, готов ли ты. Чем раньше мы начнем – тем лучше для тебя.

А:          Я не знаю, с чего начать.

Т:          Во-первых, расслабься, и позволь течь своим мыслям свободно. Не думай о времени, тебе некуда спешить. Уйди, если хочешь, в свои самые далекие воспоминания.

                         (пауза 8 секунд)

А:          Не ясно – только некоторые ощущения.

Т:          Дай им проявиться.

                        (пауза 5 секунд)

А:          Та ночь…

Т:          Расскажи мне о той ночи.

А:          Когда я родился в ту ночь. Это значит – человек… человеческое бытиё вошло в мою реальность. И до того – ничего. Или те ощущения… снова… свет… запах… запах сирени… духи… духи моей матери… от нее всегда ими пахло. Ничего больше. И эта ночь…    

                        (пауза 12 секунд)

Т:         Расскажи мне об этом.

  Он был в постели, простыня скомкалась вокруг него, его тело было горячим, глаза напоминали сырые луковицы, а голова болела. Он вскрикнул раз, другой, глухо, вслушиваясь и ища ответ. Он повернул голову к двери. Дверь была приоткрыта, слабый свет искоса побивался  извне. Он извивался в постели, пытаясь что-то расслышать. Он всегда ворочался по ночам и часто слышал шорохи в спальне родителей. Это были всякие странные и, вместе с тем, приятные, мягкие звуки, когда его родители были вместе – шорохи мягких шерстяных животных, скорее даже плюшевых. А он всегда спал с медведем Битти и поросенком Покки – со старыми друзьями. Его отец говорил: «Эй, парень, ты до старости будешь спать со своими игрушками…» А парень знал, что его отец шутил, и что он никогда не оставит своих друзей. Во всяком случае, мать могла сказать: «Нет, ему давно уже не четыре…» Нежность в ее голосе и ее духи, так похожие на весеннюю свежесть…

  Позже он уже не спал в обнимку с поросенком Покки – со своим любимцем, упрятанным в коробку. Но что-то хранило тревогу и иногда не давало ему спать. Из полумрака этого дома он различал голоса отца и матери. Они давно уже звучали в ночи не мягко, не шурша, а довольно громко. И даже не столько громко, сколько грубо. Они говорили шепотом, их голоса скреблись в ночи и во мраке. И он слышал, мать говорила: «Чш… Мы можем разбудить его…»

   Он затихал, как неподвижный Покки.

   Кровать скрипела в другой комнате, и он слышал, как отец босяком приближался к его двери. Его фигура перекрывала отблески света. Затем шаги отца удалялись, свет снова проникал в его комнату, и ребенок чувствовал храбрость и ум, оставляя в дураках своего отца. Он хотел рассказать Покки, какой он умный, но он не осмеливался пошевелиться. Он вслушивался не только ушами, но и всем своим нутром.

Т:       Что ты слышал?

А:      Я не уверен, что вспомню это. Не знаю: так ли точно я слышал слова, или я так ощущаю это сейчас. Оно похоже на пустой космос – не знаю, как описать все это на куске бумаги. Я еще ничего не знал, а лишь догадывался. По крайней мере, они говорили обо мне. Более того. Они говорили о том, что делать со мной. Меня охватывала паника, и я начинал плакать. Но я не мог плакать громко, чтобы они не услышали.

                           (пауза 5 секунд)

Т:         Почему ты паниковал?

А:         Не знаю точно. Они будто хотели избавиться от меня. Я слышал, как мать говорила: «Ну что мы ему скажем?» А отец отвечал:  «Это неважно, он еще мал, чтобы самому позаботиться о своем счастье». Действительно ли я его слышал, или это лишь ощущение того, что он сказал бы обо мне? И тогда они начинали о поездке втроем, а я не хотел покидать тот дом, где было приятно и тепло, и где по возможности они всегда были вместе.

Т:          Ты помнишь эту поездку?

А:          Снова не очень. Я помню, конечно… автобус, противные запахи выхлопов. Дорога виляла как змея. Ветер шумел за окном. Ощущения… много багажа… лица… отцовские сигареты… дымом, в действительности, не пахло, но запах его спичек, серы… странно…

                             (пауза 6 секунд)

Т:           Что странно?

А:           Я всегда знал два запаха: духи матери и табак – отец всегда пах табаком или дымом, или спичками. Но после той ночи, после поездки на автобусе я больше не связывал его с этими запахами. Он не курил. Я больше никогда не видел его с сигаретой во рту. Однако от матери все также пахло сиренью.

Т:            Ты помнишь еще что-либо кроме той поездки?    

А:            Не особенно. По большей части, настроение, ощущение той поездки, как если бы…

Т:           Как если бы что?

А:          …Там было привидение, было страшно, но не как в необитаемом доме, едущем  по дороге. Но это было… мы, словно были гонимы, мы как бы убегали. Оно смотрело нам в след – печально смотрело, и лиловые полумесяцы под его глазами... печально… и

автобус летел сквозь ночь…

                          (пауза 15 секунд)

Т:            Еще что-нибудь?

А:            Мы ни разу не вышли наружу. Несмотря ни на что я думал о доме. Мы были в разном доме. В разном пространстве. В разной ауре этого дома. Успокаивался ветер, становилось не так холодно, и мы были вместе – мать, отец и я, но всегда порознь.

Т:           Как это проявлялось? Твоя семья двигалась с места на место. Но не так далеко. Ветер стихал, когда вы устраивались. Множество семей меняют место жительства. Человека иногда перемещают по работе. Наверное, и твой отец…

А:           Может быть.

Т:           Почему ты колеблешься? Ты что-то находишь непонятным?

А:           Да.

Т:           Что?

А:          Я не знаю.

  Адам не знал и не хотел проверять познания этого врача. Врач был совершенно странным, хотя выглядел симпатично и дружелюбно. Но какой-то дискомфорт его все-таки окружал. Наверное, было бы легко общаться с ним, если бы не все его сомнения, не желание достать все из сундучка, закрепленного на его плечах. Он не знал, как это сделать. Он хотел бы найти какой-нибудь ключ.

Т:              И где же ключ?

А:              Что вы называете «ключом»?

Т:              Ты как-то справедливо заметил, использовав слово «ключ».

  Оглушенный, он отступал перед тишиной. Мог ли врач прочитать его душу? Нет. А значит, он снова должен был вытворять с ним всякие трюки, что и делал. И теперь Брайнт делал так, что он верил, что думает лишь только тогда, когда сам говорит что-то важное вслух. Надо было быть осторожным, начеку. Ему бы видеть себя со стороны и слышать свой собственный голос. Паническая дрожь пробирала его до костей, и страшная беспомощность овладевала всем его телом.

А:               Я, наверное, пойду.

Т:                Конечно.

А:               Я устал.

Т:                Понимаю. Мы потратили массу времени.

А:                Спасибо.

Т:                Все будет хорошо.

END    ТАРЕ     ОZК001         

   «Эйсвел… Файрфельд… Карвер…» - Он выкрикивает названия, примерно, так же, как объявляют посадку на поезд, стоящий на одной из платформ Бостонского Северного вокзала.

  «Флеминг… Хоуксет… Белтон-Фолс»

  У него гробовой голос, и в его горле как будто полным полно камней. Его слова прыгают над всем этим: «Белтон-Фолс на линии, разделяющей Нью-Гемпшир и Вермонт. Это следующая остановка - она для тебя будет последней, и всего лишь через реку будет Ротербург».

  Он снова смотрит в карту.

  - Тебе везет, - говорит он. - Ты едешь через три штата - Массачусетс, где ты сейчас в данную минуту, далее Нью-Гемпшир и Вермонт. Но ты делаешь угол, и у тебя впереди почти семьдесят миль.

  Семьдесят миль – это не выглядит слишком далеко. Стоя здесь на бензоколонке, я обдумываю свой дальнейший путь, мои ноги чешутся по педалям, семьдесят миль – пустяк.

  Этот совсем немолодой человек смотрит в карту: «Как быстро ты думаешь добраться туда?» - грохочет его голос. Его седые волосы шевелятся на ветру, а лицо покрыто сетью синих и красных вен, оно похоже на карту автомобильных дорог в его руках. Я остановился отдохнуть на этой заправке, проверить воздух в шинах и посоветоваться, как мне двигаться дальше. Этот пожилой человек старается мне помочь. Он меряет манометром воздух и охотно разворачивает карту.