Фарли Моуэт - Соединенные Страница 2

Кипмик подманивал гусей тем же старым приемом, что с незапамятных времен применяли дикие песцы… но только один Кипмик вел свою игру ради человека.

Так проходили годы, пока в летней палатке Ангутны не появилось двое детей — мальчик и девочка, часами игравшие с мягким пушистым хвостом песца. Но не только детвора играла с белой кисточкой его хвоста. У Кипмика были и свои малыши. Каждую весну, когда на холмах токовали куропатки, а отрывистый призывный лай диких песцов оттенял звучные брачные песни волков, в сердце песца, живущего вместе с людьми, пробуждалось беспокойство.

В одну из ночей он украдкой ускользал из стойбища и пропадал где-то помногу дней. А когда возвращался, исхудавший и голодный, Ангутна подкармливал его лучшими кусочками и лукаво желал удачи его подружке лисичке, укрывающейся неподалеку в свежевырытой норе. Лисичка ни разу не осмелилась спуститься в стойбище, но Кипмик заботился, чтобы она и щенки не голодали, а Ангутна не жалел отдавать песцу и его семье немалую долю добытого ими мяса. Иногда он провожал песца до самой норы. Там Ангутна клал у входа свежую рыбину и ласково обращался к невидимой, затаившейся в норе лисичке:

— Ешь на здоровье, маленькая сестричка.

С годами о Соединенных стали рассказывать уже повсюду на Великих равнинах. В одной из историй говорилось о том времени, когда Ангутна с семьей одиноко поселились у озера, называвшегося Лампа Женщины. Год выдался очень трудным. Зимой Целый месяц не прекращались страшные бураны, все ближние к стойбищу запасы мяса кончились, а к дальним невозможно было Добраться — слишком уж рассвирепела пурга. Людей мучил голод и холод: весь жир для ламп был съеден.

Наконец дождались дня, когда ветер улегся. Ангутна запряг собак и отправился к большому тайнику, заложенному в двух Днях пути на запад. Собаки изо всех сил напрягали свои истощенные мышцы, а песец белой поземкой вился впереди, выбирая Для упряжки самый легкий путь. Полозья нарт скрипели и скрежетали, как будто ехали по сухому песку — значит, температура упала до пятидесяти, а то и шестидесяти градусов ниже нуля.

На второй день пути солнце так и не поднялось над горизонтом, где проступила только бледная полоска света. Вскоре после того как засветился горизонт, песец застыл на месте, глядя на север и насторожив свои короткие ушки. Тут до слуха Ангутны донесся далекий пронзительный свист с темного неба. Он попытался заставить собак бежать быстрее, чтобы успеть добраться до укрытого в глубокой долине тайника, пока их не настигла пурга. Но снежные залпы уже вылетали из нависших туч, почти сразу же стало совсем темно от жуткого шквала, который ожег застывшую поверхность тундры далеко к югу от заледенелого моря, где он зародился. Ветер нес колючий, как осколки стекла, снег. Летящие кристаллы закручивались все выше и выше, совершенно скрадывая очертания человека, песца и собак.

Кипмик по-прежнему шел впереди упряжки, но запорошенные снегом утомленные глаза Ангутны его уже почти не различали; в тревоге он белой тенью снова и снова возвращался к нартам, чтобы собаки его видели и не сбились с пути. Когда же свист ветра перешел в визг, Ангутна понял, что ехать дальше было бы безумием. Он попытался отыскать достаточно плотный снежный нанос, чтобы нарезать плит для иглу, но сразу не нашел, а времени на поиски не было. Поставив нарты боком, он ножом для резки снега выкопал с подветренной стороны небольшую яму. Поплотнее завернувшись в шкуры, он перекатился в яму и на нее опрокинул сверху нарты.

Собаки послушно свернулись калачиком рядом с нартами, уткнув носы в хвосты, и снег начал заносить их, а Кипмик все подбегал то к одной, то к другой, покусывал их за плечо, чтобы заставить подняться и двигаться дальше, пока не удастся добраться до какого-нибудь укрытия. Он оставил свои попытки, только когда очертания собак совсем скрылись под белыми нависающими шапками сугробов. Тогда песец подбежал к нартам и зарылся под них. Он подполз под самый бок Ангутне, который придвинулся, чтобы погреться о его маленькое тельце.

Весь день и целую ночь ничто не двигалось на белой поверхности равнин, кроме несущихся в темноте новых и новых снежных вихрей. На следующий день ветер стих. Ровная поверхность закрученного над Ангутной сугроба расступилась, когда он с усилием выпрямился и встал, сбросив тяжесть снега. С поспешностью, на какую только было способно его онемевшее тело, он начал искать в близких холмиках и сугробах погребенных собак — сами они из своих белых саркофагов выбраться не могли,

Но искать ему почти не пришлось. Кипмик бегал вокруг и своим тонким нюхом безошибочно определял, где погребены собаки. Наконец они были откопаны, и оказалось, что все живы, но так слабы, что едва могут сдвинуть с места нарты.

Тем не менее Ангутна погонял их. Он знал, что, если сегодня они не найдут пищу, собаки погибнут. А с их смертью все будет потеряно, потому что мясо из тайника уже нельзя будет доставить в стойбище. Ангутна безжалостно подгонял упряжку, а когда у собак кончились силы и нарты остановились, он сам впрягся рядом в постромки.

Около полудня солнце чуть поднялось над горизонтом и осветило красным светом пустынный мир. Бесконечные снежные бураны и метели оставили после себя огромную бесформенную белую пелену, сгладившую теперь все выступы. Ангутна не различал никаких примет. Он затерялся в этой снежной пустыне и пал духом.

Кипмик по-прежнему бежал впереди и теперь все пытался направить упряжку на север. Время от времени он подбегал к Ангутне и лаял на него, когда человек опять поворачивал на запад. Так они и тащились посреди застывшего мира, пока собаки не выдохлись окончательно. Ангутна убил одну из них и скормил остальным. Он дал им отдохнуть совсем немного, боясь, что налетит новый буран.

Когда они двинулись дальше, солнце уже давно зашло, а на небе не было звезд, поэтому Ангутна и не заметил, как Кипмик постепенно повернул упряжку на север. Только наутро, когда засветился восток, Ангутна понял, что всю долгую ночь они брели на север.

Тут всегда спокойного Ангутну обуял страшный гнев. Он подумал, что теперь для него и его семьи все кончено. Схватив с нарт большой снежный нож, он с диким криком кинулся на песца, товарища стольких лет.

Этот удар разрубил бы Кипмика надвое, но, замахнувшись, Ангутна споткнулся. Нож со свистом вонзился в снег, а песец отскочил в сторону. Ангутна не поднимался с колен, пока не улеглась злость. Встав на ноги, он снова стал самим собой.

— Айорама! — сказал он песцу, который по-прежнему без страха смотрел на него. — Что произошло — то произошло. Значит, Щеночек, ты поведешь нас своим путем? Пусть будет так, все равно. Смерть ждет нас повсюду, куда бы мы ни направились. Если ты так хочешь, будем искать встречи с ней на севере.

Рассказывают, что они медленно двигались на север до полудня, потом песец оставил человека с собаками и побежал вперед. Когда Ангутна нагнал его, Кипмик уже прокопал снег До камней, которыми прошлой осенью Ангутна завалил большой запас мяса и жира.

Примерно год спустя в жизни обитателей равнин произошла большая перемена. Как-то зимой со стороны озера Обжора в стойбище въехали нарты, и в иглу эскимосов пришел человек с морского побережья. Много долгих ночей люди слушали его удивительные истории о том, как живется у соленой воды. Особенно их поразили рассказы о чудесах, принесенных в те далекие края пришедшим с юга белым человеком. Их гость был послан белым человеком, чтобы поведать жителям равнин о том, что теперь на восточной границе тундры расположилась фактория, и убедить их переселиться поближе к ней, заняться там пушным промыслом на продажу.

О принесенных им вестях много толковали: нашлись и такие, что посчитали возможным переселение на восток в зимнее время, но большинство были против. Мнение великого охотника Ангутны высоко ценилось, и однажды вечером он высказал свои думы:

— Думаю, всем надо помнить, что мы неплохо жили в здешних краях и почти не знали худого. Разве не Тукторьяк кормил и одевал нас со времен, когда еще не родились отцы наших отцов? И-и-и! Это так. И если теперь мы отвернемся от Духа Оленей в поисках других даров, кто знает, как он поступит? Может, он рассердится, расскажет обо всем своим детям-оленям и велит им совсем уйти от нас. А тогда чего будут стоить все обещания, данные нам этим человеком по поручению Каблунаит?.. Они превратятся в высохшие палочки в наших руках.

Так говорил Ангутна, и большинство людей его племени согласилось с ним. И все же, когда гость поехал обратно, с ним отправились две семьи. Они вернулись еще до весеннего таяния снегов и принесли с собой такое богатство, что трудно было даже поверить: ружья, ножи из стали, латунные чайники и много других вещей.

А кроме всего прочего принесли то, о чем и сами не подозревали.

Это была болезнь, проникавшая в легкие и медленно выгонявшая из тела жизнь. Ее называли Великая Боль [2], которая налетала на жителей равнин подобно жгучему ветру. За лето она погубила более половины тех, кто населял Великие равнины.