Юрий Черняков - Анклав Страница 2

Как и следовало ожидать, статья была историческим экскурсом в прошлое: как человечество встречало второе тысячелетие и что при этом происходило.

— Если цифры девятьсот девяносто девять перевернуть, то получится шестьсот шестьдесят шестой год, — зачем-то вставил Исидор и снова впал в прострацию.

А происходили в те дни явления и знамения, каких прежде не замечали. Рождались телята о двух головах, по небу летали огненные люди, а ведьмы, заметно умножившиеся в численности несмотря на падение рождаемости, вконец распоясались.

— А что, разве они с тех пор утихомирились? — снова перебил Колотов. Ира громко прыснула, а Елена толкнула его в бок.

Маша взглянула на гостей с состраданием ранней христианки к диким зверям, выпущенным на арену позднего Рима, куда ее только что вытолкнули.

Природа отнюдь не отдыхала на отпрысках старинного рода Чудновых, напротив, неутомимо работала. В результате, за малыми исключениями, они становились известными деятелями каких-нибудь наук либо искусств.

Исидор не стал исключением.

Будучи потомственным вундеркиндом, он еще до школы проявил зрелую не по годам дальновидность. Он потребовал у родителей сменить свое старорежимное имя, данное в честь дедушки по линии матери, сбежавшего от большевиков из Севастополя с последним пароходом, на лояльное Сидор. (Уменьшительно-ласкательное Сидя так при нем и осталось.)

Это ему позволило не только вступить в пионеры, но и попасть в совет дружины.

Он еще учился во втором классе, а в «Пионерской правде» была опубликована его первая литературоведческая статья по поводу плагиата.

Некий предприимчивый октябренок из Ленинграда передрал из «Родной речи» стихотворение про суворовцев, заменив их на нахимовцев, и прислал в «Пионерку» под своим именем. Стихи незамедлительно опубликовали, удивляясь искушенности и даровитости автора. Наверняка там еще больше поразились, получив письмо от другого октябренка, настучавшего на первого, и сразу предложили ему сотрудничество.

Так Сидя стал постоянным автором «Пионерки», а также непременным участником всесоюзных сборов, слетов и олимпиад, где занимал преимущественно первые места, а при вручении призов изрекал умные мысли под восторженное аханье пионервожатых, учителей и родителей.

Про Машу говорили, будто в детстве у нее были самый звонкий голос и самая задорная улыбка в стране. Ей поручали зачитывать приветствия на съездах и повязывать галстуки знатным людям.

Возможно, будущие супруги впервые увидели друг друга в «Артеке». Или, что еще романтичнее, они встретились на гранитной трибуне Мавзолея, куда радостно вбежали с другими детьми, чтобы поздравить руководителей партии и правительства с пролетарским праздником, при этом обменяв букеты цветов на коробки шоколадных конфет.

Этим во многом объясняется, почему они поженились, узнав друг друга через много лет.

Детей у них не было. Родившаяся девочка умерла сразу после родов, затем было несколько выкидышей, и врачи запретили Маше рожать.

И они пошли дальше по жизни, держась за руки, никогда не ссорились, везде появлялись только вместе и расставаться не собирались.

Восемнадцатого августа 1991 года, когда Маша вышла в булочную в соседнем доме, а Исидор работал за своим столом, он услышал страшный треск и увидел в окно, как замедленно, с грохотом и звоном выбитых стекол падает на асфальт перед домом огромный старый тополь, стоявший там с незапамятных времен.

Он рухнул в тот момент, когда Маша собиралась выйти из булочной.

Это был знак, и через два дня в Москву вошли танки. Чудновы пришли вечером 21-го к Белому дому, где прилюдно сожгли свои партбилеты, а затем взобрались на баррикаду и стояли там рядом, взявшись за руки.

Когда все закончилось, Исидор восстановил в загсе свое исконное имя, после чего они крестились в церкви Всех Святых, что на Соколе. Уже будучи воцерковленными, они там же обвенчались.

В первых числах октября 1993 затопило подвал под той же булочной, и какой-то отморозок ночью столкнул в подвальное окно чью-то большую рыжую кошку, которая там барахталась и орала, пока не захлебнулась. Маша бегала вокруг, взывала к прохожим и милиции: помогите, неужели никто не может ее спасти?

Это тоже был знак: на другой день началась оборона Белого дома-2, и Колотов увидел по CNN знакомую картину: Чудновы снова на баррикадах и опять чего-то там жгут. Как потом выяснилось — ваучеры.

С тех пор на актуальный вопрос тех лет «Куда вы вложили свой ваучер?» Исидор неизменно бурчал: «В пещь огненную».

Утром 4 октября, когда закончилась танковая канонада, Колотов позвонил им домой, но трубку никто не поднимал. Он звонил им и звонил, в том числе и ночью, но Исидор поднял трубку только вечером седьмого числа. Оказывается, все эти дни они искали по больницам и моргам своих новых знакомых, а потом отсыпались, отключив телефон.

После всего этого Исидор Чуднов стал активным членом Дворянского собрания Москвы, отпустив длинные волосы и бороду-эспаньолку, а также заядлым дискутантом. И, к удивлению окружающих, начал непринужденно грассировать.

В наши дни многие и многое стараются вернуться на круги своя, хотя сами круги, увы, зачастую оставляют желать…

Чаще всего Исидор Чуднов дискутирует на газетных и журнальных полосах с критиком Всеволодом Голощекиным, руководителем литобъединения «Пегас», куда Колотов прежде наведывался.

Однажды в полемическом пылу Исидор назвал «Пегас» — из-за тамошних порядков — бурсой по Помяловскому, что вызвало бурную отповедь самих бурсаков. В «Литературке» незамедлительно было опубликовано письмо, подписанное бывшими и настоящими членами «Пегаса».

Колотов его не подписал, но отношений с Голощекиным это не испортило. А в ответ на недовольство бурсаков тот заметил: «Саню понять можно. На него самого писали доносы, до сих пор не может отмазаться. Что касается его недостаточного патриотизма, то проблема тут есть. Пока не печатали, он из „Пегаса“ не вылезал. А едва забронзовел — иногда захаживает. И то если хорошо попрошу. А вы, думаете, поведете себя иначе, когда вас начнут публиковать?»

Одно обстоятельство портило имидж Исидора Саввича Чуднова как отечественного пророка — он безбожно толстел.

Наверняка юный пионер Сидя Чуднов съел «мавзолейные» конфеты, никого не угостив, и Создатель наказал своего любимца: до конца своих дней он обречен пожирать пироги, торты и прочие домашние сладости, благо гонорары из глянцевых журналах это позволяют. И Маша целыми днями что-то печет, готовит, а правит статьи обожаемого супруга, пока тот пребывает в меланхолии самосозерцания.

Сама она безостановочно худеет, отчего ее улыбка кажется еще более светлой и морщинистой, а на вопросы по этому поводу отшучивается: «Стараюсь, как могу, дополнять Исидора Саввича, начиная со своего пролетарского происхождения».

В статье Исидора, посвященной Миллениуму, ужасы тысячелетней давности шли по нарастающей. Все готовились к концу света, самые рассудительные совершали наиболее безрассудные поступки, люди сходили с ума, накладывали на себя руки и убивали детей…

— Теть Маш, ты меня извини, — на этот раз ее прервала Ира. — Все это было в Европе, правильно? А что происходило в те дни в Азии или в Америке? Там тоже ждали конца света и бросали новорожденных свиньям или как? Об этом что-то известно?

Исидор озадаченно засопел, его губа оттопырилась еще больше, а Маша мило улыбнулась.

— Умничка! — сказала она и расцеловала Иру в обе щеки. — Ну-ка, Исидор Саввич, что ответишь нашей красавице?

Хотя Маша годилась Ире в бабушки, были они подругами не разлей вода и часами могли секретничать по телефону. Ира делилась с ней многим из того, что не предназначалось для ушей родителей, и Елене приходилось, преодолевая неловкость, расспрашивать Машу о секретах дочери. Та загадочно улыбалась: Леночка, да ничего страшного, и потом я же ей обещала никому не рассказывать… Но если с ней произойдет нечто из ряда вон, ну ты понимаешь, я обязательно скажу, что от мамы это нельзя скрывать. Она у вас умная девочка и все поймет.

Исидор снисходительно, назвав Иру «деточкой», пробурчал что-то насчет порочности некоторых парадигм формальной логики, после чего диспут плавно перешел в более умиротворенную фазу.

— Чтобы поставить точку в споре, — сказал Колотов, закурив в форточку с разрешения хозяев. — Вот сейчас закончу эту пачку, и следующая начнется не с двадцатой сигареты, а с двадцать первой. Точно так же новое тысячелетие начнется с две тысячи первого года, а не двухтысячного.

— Ты, Саша, неплохой прозаик… — начал Исидор.

— Ну, скажем, не самый плохой, — поправила Елена, обняв мужа за плечи.

— И на том спасибо, — обиделся Колотов.

— Спасибо скажешь своему гуру, — сварливо ответил Исидор. — Это благодаря его тщаниям ты заперт в прокрустовом ложе кондового реализма! Не слушай ты его! Здесь нет никакой мистики! Ты обкрадываешь себя, а твои возможности много шире. Даже сейчас ты споришь со мной, потому что боишься своего иррационального начала, не веришь ему и отталкиваешь его! А истина лежит на грани познаваемого и трансцендентного, ибо они неразделимы, как душа и тело живого человека. И только творчество способно эту грань найти.