Алексей Фомин - Затон Страница 20

Несовершенство этого мира удручало Славу, не давая вздохнуть ему полной грудью и обрекая на мучительные поиски своего места в нем. Жить в этом мире по его законам и правилам он не мог и не хотел, а что делать с ним – не знал.

И тут подвернулся генерал. И невольно подсказал Славе выход из тупика. Теперь жизнь его обрела настоящий смысл. Он очищал общество от мерзавцев и негодяев. А в том, что это были мерзавцы и негодяи, он не сомневался. Ведь никто не заказывал слесаря дядю Васю, простого клерка Петю или училку Марьиванну. Заказывали негодяи. И заказывали подобных себе же негодяев. «Я не могу очистить все общество и сделать его идеальным, – думал Слава. – Но я могу существенно проредить ряды мерзавцев, и от этого многим хорошим людям станет легче дышать. Как волк, уничтожающий слабых и больных косуль, не дает распространиться заразной болезни, тем самым спасая остальное стадо, так и я сдерживаю распространение в обществе эпидемии всеобщей подлости и предательства. Я – то неизбежное зло, которое в итоге порождает добро, давая ему развиваться в правильном направлении. Я, как булгаковский Воланд. А не будь меня, добро в своей слабости породит такую злую силу, которая поглотит все, всю Землю».

Заказ на генерала Маркушева он получил в один из длинных осенних вечеров, когда бабье лето уже позади, но желтая, бурая и красная листва еще не окончательно облетела с деревьев, украшая своим пламенным разноцветьем вечно молодящуюся красавицу, старушку-Москву, когда день-деньской мелкий, нудный дождик то и дело принимается поливать улицы, а на кухонном столе дымится большая кружка со свежесваренным кофе, и даже самая убогая кухня становится уютной и теплой. Работы на тот момент у Славы не было никакой, поэтому у него было достаточно времени, чтобы все взвесить и обдумать. Он думал до утра, но так и не нашел ответа.

Он решил использовать канал, которым до сего дня пользоваться еще не приходилось. Он послал сигнал, означающий, что он просит личной встречи с генералом. Такая возможность оговаривалась в самом начале. Было оговорено также место и время встречи.

Встретились они в одном из дальних уголков Измайловского парка.

Рад видеть тебя, – не вставая, генерал протянул руку подошедшему Славе. – Садись. – Он сделал приглашающий жест. – В ногах правды нет. Что-то ты выглядишь хреново. – Сказал он, когда Слава уселся рядом. – Что, со сном проблемы?

Слава молча пожал плечами.

Так что стряслось у тебя, дружок? – внимательно глядя прямо ему в глаза, спросил генерал.

Когда Слава начал говорить, речь его была сначала похожа на работу несмазанного механизма, но по мере течения их беседы она становилась все более связной и многословной.

Да… Закис я… В одиночестве. Работы… Давно… Не было.

И это все? – с недоверием в голосе спросил генерал.

Все, – подтвердил Слава.

«Ой ли? – подумал генерал. – Интересно, куда это ты клонишь?» – А вслух произнес, медленно цедя слова сквозь зубы, как бы обсасывая их и пробуя на вкус каждое:

Да… да… Ты прав. Мне надо было об этом подумать раньше. В силу специфики твоей работы ты должен держаться особняком, в отрыве от коллектива. А русский человек коллективист по натуре. Недаром у нас в отличие от запада всегда существовала община. Общественные ценности для русского человека всегда стояли выше личных, индивидуальных. Я всегда знал, что ты работаешь не столько за деньги, сколько за идею, за общее дело. Да… Я всегда это понимал… Правильно, капитан?

Так точно, Егор Виленович, – подтвердил Слава. – Устраняя наших общих врагов, я всегда льстил себе надеждой, что вношу свою лепту в дело установления нового, более справедливого, по-настоящему справедливого порядка в нашей стране. Ведь именно это является нашей общей целью, правильно, товарищ генерал? Ведь не для того же мы собрались вместе, чтобы просто себе карманы набить?

Слава, ожидая ответа, смотрел на генерала глазами преданного пса, а в голове у него мелькала мысль за мыслью: «Насчет общины вы заблуждаетесь, товарищ генерал. Крестьянская община существовала не только у русского, но и у других европейских народов. И возникла она везде одинаково: сначала самоуправление, а уж потом совместное хозяйствование. Местное самоуправление и демократия в Соединенных Штатах возникли именно из общинных порядков, привезенных колонистами на новые земли. И ликвидирована в Европе община была не намного раньше, чем в России. Так что нет в ней ничего исключительного русского. А расхожим штампом эта идея стала из-за невежества некоторых наших историков и общественных деятелей. А по поводу русского коллективизма… Вы где-нибудь еще, товарищ генерал, видели такие глухие и высоченные заборы, как в России? А пословицу про рубашку, которая ближе к телу, вам доводилось слышать? Не-ет, товарищ генерал, русский человек индивидуалистичнее любого западного… Ну, скажи мне, что твоя фингруппа – это экономическая основа движения за новую, более справедливую Россию, а не инструмент в руках хищных рейдеров. Скажи, что ты готов ввести меня в руководство движения, познакомить с товарищами… Нет, не скажешь, генерал. Нечего тебе сказать».

Слава, а может быть, тебе съездить на пару месяцев куда-нибудь на острова? Отдохнуть, развеяться, а? – задал вопрос генерал. – Может быть, ты просто устал? Я понимаю… Напряжение, нервы…

Нервы здесь ни при чем, Егор Виленович, – несколько невежливо прервал его Слава. – Просто мне как-то очень остро захотелось почувствовать себя частью общего дела, ощутить локоть товарища. Увериться, в конце концов, в том, что я не вульгарный уголовник, а…

Хорошо, хорошо… – генерал хлопнул ладонью Славу по колену и, поднявшись, сказал: – Мне уже пора. Я все понял и подумаю, что можно сделать. Я тебе сообщу. Все. До связи, капитан. – И ушел.

«Жаль, жаль. Будет очень жаль, если не утрясется… Ценный кадр… – думал генерал, удаляясь от скамейки. – Что-то разговорился сегодня мой молчун, знать бы почему…»

Но ему так и не довелось узнать этого. Этой же ночью генерал-лейтенант Маркушев скончался от инфаркта у себя дома, в собственной постели.

Запиликал будильник в наручных часах. Слава поднял голову, бросил взгляд на часы и резко, рывком поднявшись с постели, с наслаждением, до хруста в суставах, потянулся. Строго, по-армейски застелив свою нехитрую постель, отправился в ванную. Душ, одевание и импровизированный ужин заняли у него не более пятнадцати минут. Тихонечко щелкнув замком, осторожно закрылась входная дверь. Слава ушел на работу.

Вернулся домой он уже под утро. Слава снял туфли, надел домашние шлепанцы и отправился в ванную – мыть руки. Потом зашел на кухню, включил чайник, намереваясь соорудить себе нехитрый завтрак.

Взгляд его упал на компьютер. «Надо бы посмотреть сообщение, – подумал он, – вдруг там срочное…» Он включил компьютер, поставил диск с дешифрующей программой и открыл файл с сохраненным сообщением. Через несколько секунд сообщение было дешифровано.

«Так и есть, новый заказ. Фамилия, имя, отчество, место жительства, – беззвучно шептали его губы, – фотография, категория «А», срок – немедленно». Категория «А» означала несчастный случай. Пощелкав по клавиатуре, он проверил состояние своего счета. «Ага, деньги пришли. Ну, – подумал Слава, – вовремя глянул. Срок – немедленно. Значит, нужно начинать работать. Однако, какой серьезный взгляд у этой девицы… И имя соответствующее – Анна…»

Эпизод 8. Сосо. Батум. 1902

Большая темно-серая мохнатая муха, недовольно брюзжа, лениво летала по комнате, методично выписывая ромб за ромбом. Муха, видимо, была излишне тяжела и плохо справлялась с собственной скоростью, время от времени налетая в одном из углов ромба на беленую стену. Брюзжание после этого становилось еще громче, а скорость полета – еще медленнее.

Всем своим поведением муха, как бы, говорила: «Я жалкая, неуклюжая, нежизнеспособная тварь. Мне самой непонятно, как я еще умудряюсь жить на белом свете? Каким это непостижимым образом я сумела дорасти до таких гигантских размеров?»

Но худой, невысокий человек, лежавший на застеленной кровати поверх смятого покрывала, знал, что это всего лишь игра. Наглая тварь попросту издевалась над ним.

Она появилась в комнате, как это обычно бывает, неизвестно как и неизвестно откуда. Она вдруг возникла в воздухе и принялась нагло пикировать на человека, с невероятной ловкостью уворачиваясь от книги, которой начал отмахиваться человек. Тогда он, не выдержав, соскочил с кровати и попробовал расправиться с назойливой тварью. Но муха мгновенно куда-то исчезла. Он стоял, весь напрягшийся, как пружина, готовый нанести молниеносный удар своей книгой, поднятой над головой. Человек медленно окинул комнату цепким взглядом карих глаз. Комната была не так уж и велика. Кроме большой кровати с металлическими спинками в ней находился еще небольшой квадратный стол, покрытый расшитой холщовой скатертью и два венских стула с гнутыми спинками. Один вместе со столом располагался у окна, а второй, на котором висел черный пиджак, стоял рядом с кроватью. Когда молодой человек поселился в этой комнате, в ней еще стояла швейная машина, но потом хозяйка забрала ее, чтобы не беспокоить постояльца. Он присел на корточки и помахал книгой под кроватью, пытаясь таким образом выгнать оттуда муху. Потом поднялся на ноги и переставил стул, стоящий рядом с кроватью. Хитрое насекомое и не думало показываться. Человек прошел к окну и заглянул за холщовые занавески. Повернувшись, взял за спинку стул и задвинул его под стол. Подвигал его вправо-влево и, убедившись в безрезультатности своих попыток, вернулся к кровати. Вроде бы, мухе спрятаться было больше негде, но тут же человек сообразил, что пестрая домотканая дорожка, тянувшаяся от кровати к входной двери, такой же коврик, прибитый над кроватью и его черное демисезонное пальто, висевшее на вколоченном в дверь гвозде, представляют для нее убежище ничуть ни худшее, чем стол или кровать.