Ира Брилёва - Приключения «Идиота» Страница 20

Некоторые были действительно потрясающе хороши. Такое яркое и тонкое смешение красок, такие грациозные линии, переплетающиеся в абстрактные узоры. Они могли означать все, что угодно, и, если никто не зудел тебе в ухо про авторский замысел, то было намного интереснее самостоятельно разгадывать, что означают эти линии и цветовые решения на полотнах.

В целом, выставка производила впечатление весеннего сада, перемешанного с мартовским небом и апрельскими прозрачными ручьями в альпийских горах. Это было действительно очень красиво. И я даже простила авангардисту его гипертрофированное самомнение, что, впрочем, совсем не редкость у гениальных безумцев. На то они и гении, чтобы отличаться от нас, простых смертных, и им многое позволено.

Так я переходила из зала в зал, наслаждаясь и впитывая в себя радость и многоцветье мира.

— Правда, красиво? — голос рядом с моим ухом отрезвил меня и вернул из радужных грез в действительность. Я посмотрела на источник голоса — ничего особенного, мужик как мужик, в клетчатой рубашке и джинсах.

— Да, красиво, — согласилась я.

— Вы извините, я просто наблюдал за вами, вы так увлеклись картинами, что ничего вокруг не замечаете.

— А что я должна замечать на выставке кроме картин? — холодно парировала я.

— Действительно. Вы правы.

Я смягчилась. Мужик был явно не грубиян.

— Меня зовут Антон. Я художник.

О господи, опять художник! Ну, а чего же я ожидала на выставке картин? Не слесаря же сантехника.

— Очень приятно, Татьяна, — мой голос был похож на дуновение арктического ветра, который только что достиг юга. Но, рассудив, что быть очень строгой с художниками нельзя в силу их профессии — это же не работа, а диагноз — я смягчилась еще больше. Просто я терпеть не могу, когда ко мне пристают с целью познакомиться.

— А вы какой художник, тоже авангардист?

— О, нет, — Антон улыбнулся, — я обыкновенный, реалистичный.

— А-а-а. — Мое «а» получилось какое-то слегка разочарованное, и чтобы исправить неловкость я сказала. — Я люблю реалистов.

Антон оживился.

— Правда, а что же вы делаете на этой выставке?

— Так получилось. Для общего развития.

— Бывает.

Снова повисла неловкая пауза.

Очень вовремя пискнул мой мобильник. Это пришла «смска» от Марго: «Все в порядке. Мой курьер отчитался о доставке». Ух ты! Это означало, что Достоевский благополучно вернулся в родные пенаты. Вернее, его не совсем точная копия. Я посмотрела на часы. Была половина третьего. Бедные библиотекари!

— А хотите, я покажу вам свои картины? — Антон с надеждой смотрел мне в глаза. Мне стало его жалко.

— Вообще-то у меня не очень много времени. Но, так и быть, показывайте. Если это не далеко.

— Нет, что вы, это рядом. Здесь же много разных залов, и, если знать дорогу, можно быстро пройти куда угодно, и все получается легко и просто. Видите эту дверь? Если пройти через подсобные помещения, то окажешься в мастерских. Пойдем? — Он почему-то перешел на «ты».

Если честно, мне не очень хотелось сейчас смотреть новые картины — во-первых, еще не улеглись впечатления от авангарда, а во-вторых, я почувствовала, что страшно устала и проголодалась. Но Антон так преданно и как-то по-детски смотрел мне в глаза, что я снова согласилась.

Он открыл дверь, и мы оказались в помещении, заваленном старыми подрамниками, свернутыми холстами и еще всякой художественной всячиной. Здесь было довольно темно, и Антон взял меня за руку и сказал:

— Не бойся, здесь рядом.

И это было последним, что я запомнила. Дальше меня поглотила темнота.

Глава 15

Я очнулась от сильной тошноты и головной боли. Во рту был привкус какого-то металла. Я лежала на старом матрасе в углу художественной мастерской. Это я определила по въевшемуся во все предметы запаху красок, растворителей, холстов и еще чего-то художественного и не очень.

В дни студенческой юности мы посещали подобные места, заваливаясь в них большими не совсем трезвыми толпами, и с тех времен мне запомнился этот характерный запах. Вокруг меня лежали рулоны бумаги, стояли натянутые на рамы холсты и уже готовые картины. Я попыталась восстановить в памяти цепь произошедших со мной событий. Цепь получалась прерывистой, но кое-что у меня получилось. Я помнила, что мы с Ленкой пошли на вернисаж, там мы смотрели картины, потом я ушла гулять по выставке самостоятельно. А потом был провал в памяти. Я попыталась пошевелиться, но резкая боль в кистях рук сказала мне, что руки у меня связаны за спиной. Вот это номер! Кто же меня так? И главное, за что?

Я услышала звук отпираемого ключом замка и затихла. В мастерскую кто-то вошел. Этот кто-то двигался почти бесшумно, но я определила, что он движется в мою сторону.

И вдруг я услышала то, чего никак не ожидала услышать в подобном положении.

— Татьяна Петровна, вы где?

Более неподходящей фразы я не слышала ни разу в жизни. Подумав, что я уже, пожалуй, ничем не рискую, я откликнулась:

— Я здесь.

Мой таинственный визави протиснулся ко мне в угол за шкаф, которым я была отгорожена от всей остальной комнаты — мои глаза привыкли к полумраку, и я смогла рассмотреть, где нахожусь.

— Здравствуйте, Татьяна Петровна.

Более дурацкую ситуацию трудно себе представить. Я валяюсь на грязном матрасе на полу в художественной мастерской, связанная и беспомощная, а какой-то идиот приходит ко мне и, вместо того, чтобы мне помочь, говорит мне «Здрассте»! Я взорвалась.

— Послушай, кретин, кто бы ты ни был, развяжи мне руки.

— Не могу. Этого нельзя делать.

— Что-о-о-! — Я взревела от возмущения, как раненная корова. — Ты что, сдурел, развяжи меня быстро.

— Татьяна Петровна, тише, не шумите. А то они услышат, и тогда все провалится.

— Что провалится, идиот?! Пусть все проваливается вместе с тобой. Но сначала развяжи мне руки.

— Татьяна Петровна, — голос вошедшего стал строже, — выслушайте меня. У нас мало времени. Я должен вам передать, что у вас будут просить отдать им Достоевского. Вы отдайте. Обязательно отдайте, а то вам могут причинить неприятности. Его уже можно отдать, уже не страшно. Это пока все. Простите меня, но я должен идти. А если я вас развяжу, то они поймут, что что-то не так и насторожатся. А этого нельзя допустить. Простите, ради бога. Но вам потом все объяснят.

Стоп! Где-то я это уже слышала. «Я тебе потом все объясню». Так говорил мне Вадим. Но сейчас это был не Вадим, а совершенно посторонний человек. Кто же мне, наконец, объяснит, что происходит!

— Послушайте, кто вы? Кто вас прислал?

Мои мысли метались, как бешеные антилопы. Что за личность меня сейчас посетила? Что он там лопотал про Достоевского? Я и без этого дурня знала, что Достоевского уже можно отдавать. Я ничего не понимала. Может, это Марго что-то напутала и прислала курьера, чтобы он лично сказал мне, что книжка уже в безопасности? Но это было полной чепухой! Марго понятия не имела, что мы с Ленкой собирались на выставку!

Все это промелькнуло в моей голове в считанные мгновения. Не найдя ответов на свои вопросы, я снова возопила:

— Эй, вы! Где вы там?

Но в ответ я услышала лишь тихий шорох закрывающейся двери.

И тут у меня сдали нервы. Я взвыла, как сто разъяренных слонов. Я рвала матрас ногтями и металась по полу раненным тигром. В общем, весь животный мир сейчас вылез из меня, частично подтвердив теорию Дарвина.

Мне было все равно. Пусть придут и убьют меня, а я скажу им в глаза все, что о них думаю.

Я кричала в голос:

— Сволочи! Развяжите меня! Где вы, мерзавцы?

Мерзавцы не заставили себя ждать.

Дверь распахнулась с громким стуком.

— Чего орешь, дура! Очнулась, так лежи спокойно. Я же говорил, с ней проблем не оберешься. — Две пары ног протопали ко мне за шкаф.

Первый был высокий здоровенный дядька, от него разило потом и почему-то еще и дорогим парфюмом. Странная смесь. А второго я где-то видела. Антон! Точно. Это же тот художник, который хотел показать мне картины. Но почему он стоит и не собирается меня спасать?

И вдруг я все поняла. Как я могла попасться на такой простой фокус! Видимо, обедать надо все же вовремя, а то мозги на голодный желудок плохо соображают.

— Не будет с ней никаких проблем. — Антон был спокоен и дружелюбен. — Правда, Танечка? — Он смотрел на меня с легким превосходством.

— Дурак ты, Антоша. — Я удивилась собственной наглости. — Меня же искать будут, я же на выставку не одна пришла.

— Никто вас, Танечка, искать не будет. Вашей подруге уже позвонили с вашего же телефона, что у вас разболелась голова и вы поехали домой, а телефончик свой здесь забыли. А ее вы просили не беспокоиться и развлекаться на полную катушку. И поскольку ваша подруга сейчас не совсем трезвая — у нас тут на выставке фуршет наметился, то она с радостью согласилась вас не беспокоить. Вот так.