Екатерина Перченкова - Прокотиков (сборник) Страница 21

Ее тоже звали Фридой, в честь мексиканской художницы. Она была наполовину мексиканкой и терпеть не могла живопись, зато сочиняла стихи и варила фантастический борщ, занималась айкидо и спортивной стрельбой. Через пять лет Сайс наконец решился сделать ей предложение. Она сразу согласилась, даже зная, что его командировки опасны и он запросто может однажды не вернуться. Впрочем, они жили счастливо и не умерли до сих пор. Видимо, не только трехцветные кошки приносят счастье, но и полосатые, и даже черные пушистые коты.

Анна Лихтикман

Фрау Юдит, Дон Меир и Цыганенок

У меня на чердаке живет крыса, и это важный стратегический секрет. Нет, я вовсе не боюсь санинспекции. Я не владелец магазинчика или ресторана. Я всего лишь командую небольшим и плохо организованным отрядом котов. Что ни день, нам приходится отражать атаки соседей. «Ваши коты – везде, – жалуются они. – Коты украли рыбу, испугали канарейку, помяли клумбу…» Но у меня есть козыри: «В местах, где много котов, не бывает крыс», – говорю я своей соседке слева, пенсионерке Юдит. Обычно Юдит не очень-то на меня нападает, мы друзья. Умаявшись от садово-огородных работ в своем саду, она приходит ко мне выпить кофе. Но стоит нам устроиться в креслах, как откуда-то с потолка доносится стук. Это крыса бегает по чердаку. «Что это у тебя там?» – спрашивает Юдит. Я вижу, как теплый янтарный свет комнаты становится черно-белым. Жена немецкого генерала зашла ко мне за книгой, мы говорим о Гете, и вдруг – шум на чердаке. «Что это у тебя там?» А я включаю патефон: – «Почему бы нам не потанцевать, фрау?»

…Стоп! Эта крыса, а не укрываемый мной еврейский ребенок. Я не люблю крыс. Я люблю котов и покрываю их тунеядство. И Юдит вовсе никакая не генеральша. Все соседи знают ее историю. Маленькой девочкой она чудом спаслась, когда все ее родные погибли в гетто. С тех пор она совсем ничего не боится, кроме крыс. «Почему твои коты плохо работают? – спрашивает Юдит. – Они совсем не охотятся, разжирели на всем готовом». – «Неправда, фрау Юдит! Они стараются. Сегодня они поймали змею».

Это почти правда. Змееныша притащил кот Рюма, ленивец и толстяк. Я подозревал, что змей неядовитый, но решил на всякий случай поискать в Гугле, вдруг со временем малыш превратится в опасного врага. Пока я метался в Интернете между справочниками и полевыми определителями, снаружи не прекращалась возня. То и дело я выбегал во двор, чтобы предотвратить кровавую расправу, но все выглядело довольно мирно. Кот осторожно трогал змееныша лапой, а тот лениво, как бы нехотя уворачивался. К тому времени, как выяснилось, что Рюма напрасно третирует невинного ужа, на веранде уже валялся безжизненный черный шнурок.

«Эта смерть не должна пройти даром, – решаю я. – Она пойдет на службу моей отлаженной пропагандистской машине». Появилась возможность доказать, что коты – лучшие в мире змееловы. Я фотографирую мертвого ужика на чистом белом фоне, так чтобы находящиеся рядом предметы не выдали тайну его детских пропорций, и отправляю мейл в ежедневную рассылку, которую получают все в нашей деревне. И еще, пожалуй, надо сделать два бумажных объявления. Одно повешу на почте, а другое – возле продуктовой лавки. В середине листа – фото мертвого ужа, а под ним надпись:

«БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ! ЭТИМ ЛЕТОМ НА УЧАСТКАХ ПОЛНО ГАДЮК! ПОЛЮБУЙТЕСЬ, КОГО СЕГОДНЯ УТРОМ ПОЙМАЛ МОЙ КОТ».

Я знаю, что обычно запоминается только последняя фраза.

Мой новый сосед справа – Меир. Он не любит котов, не боится ни мышей, ни змей, но он нам не враг. Меир встречает меня на улице. Как бы он ни улыбался, в глазах застыл темный масляный замес кисти Эль Греко. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать: «Приветик, Дон Меир! Как прошли похороны графа Оргаса? Хорошо погуляли?»

К счастью, он начинает первым:

«Давид, у меня тут такое стряслось… Он опять приходил ко мне, этот черный. О, я знаю, это не случайно! Такой же кот был у той женщины, помнишь, я рассказывал… Я понял, это знак! Он пришел, чтобы напомнить мне о моих ошибках. Видимо, я должен его кормить. У меня где-то здесь было полселедки. Ладно, дам ему курицу».

Я мог бы сообщить Меиру, что черный кот пришел к нему не из прошлого, а с ближней помойки. Что зовут его Цыганенок, маму его звали Княгиня, а бабку – Кабашка. Что все они, кабашковичи, издавна живут только на улице по причине склочного характера. Что селедку, наверняка, он же и спер, когда Меира не было дома, и что лучше бы закрывать окна. Но я никогда не скажу этого. Боюсь, что он перестанет кормить Цыганенка. Вместо этого я прихожу к Меиру с бутылкой сливовой настойки. Мы пьем, и он снова рассказывает мне о своих ошибках.

Когда я возвращаюсь, то обнаруживаю, что вся кошачья команда куда-то подевалась. Я нахожу их всех в одном месте – возле сливового дерева; что-то их заинтересовало, но что? Лишь подойдя к сливе вплотную, я наконец различаю в листве хамелеона. Он смотрит на меня выпуклыми бесцветными глазами минского бухгалтера, который, неожиданно для себя, подался в партизаны. Я пробую снять его со сливы и отнести куда-нибудь подальше от вражеского штаба, но хамелеон вцепился в дерево намертво. Маленькая зеленая лапка, удивительно похожая на человеческую, сжимает сливовую ветку, словно флагшток.

Выход один: нужно срочно чем-нибудь отвлечь котов. Увести их в дальний угол сада, туда, где стоит старый диван. («Давайте перейдем в гостиную, господа, я покажу вам чудесную музыкальную шкатулку – дар Фюрера».) С размаху я плюхаюсь на диван. Они меня любят, чертовы мордовороты. Не пройдет и секунды, как самые сметливые начнут подтягиваться сюда. Шуки и Мигель прыгают ко мне на колени, Маркиза трется об ноги, Ваниль норовит устроиться на затылке. Я поглядываю в дальний угол сада, где-то там, в листве, в зеленом камуфляже, затаился хамелеон. Я знаю, теперь он успеет уйти.

Алексей Карташов

Цыганка с картами, дорога дальняя

Первого черного кота подарил мне сын Митька, ему тогда было 17 лет. Первый курс, хорошее время. Он тогда завел себе девочку, мне ее не показывал, но я иногда вечером дома находил то окурок с помадой, то заколку. Я уж его не спрашивал ни о чем, просто стал звонить домой перед выездом.

Весной он вдруг спрашивает:

– Тебе котенок не нужен? Черный. Маленький еще совсем, месяца три.

Я стал расспрашивать. Оказалось, его девочка подобрала котенка на помойке, принесла домой, а родители против. Ну что ей было делать?

Марина, жена моя, вдруг очень загорелась – давай котика возьмем, что ж ему, пропадать? Я-то не против был. Когда я был мальчишкой совсем, еще в Переславле-Залесском, кого только у нас не было: отцовы охотничьи собаки, кошки без счета, куры во дворе, кролики… Это потом уже, когда война началась и родители переехали, никого не осталось: как-то в голову не приходило в войну заводить собак-кошек в городской квартире.

Потом в экспедициях собаки у меня, конечно, были. Олени были, лошади. А кошек не было. Они к дому привычные, а какой у полевика дом?

Митька приехал на следующий день, приволок котенка в большом портфеле – в метро же эти уроды с котами не пускают. Зверь сидел внутри, вылезать боялся, только глазами лупал и пищал. Марина его тут же взяла в оборот – вытащила, вычесала, напоила молоком и весь вечер с ним сидела. Ничего, освоился – уже к концу дня бегал за бумажкой на веревке.

Хвост у него был перебит в паре мест и от этого слегка зигзагом, но это ничего – нам на конкурсы красоты не ходить, а мужика шрамы украшают. И был он абсолютно черный, ни одного белого волоска. Даже жутковато. Имя ему уже дала Митькина девочка – Тимофей, правильное такое котовое имя. Мы его звали фамильярно – Тимошкой, он откликался. До смешного: скажешь «Тимошка!» – исправно отвечает «Мрррр!», и раз, и два, и десять, пока тебе не надоест. Сын как-то час просидел, экспериментировал, наконец Тимошка ушел от него, пришел ко мне и спрятался за штору.

Девочку эту однажды, наконец, я увидел. Забыл позвонить, пришли с Мариной домой рано и застукали детишек. Хорошая девчонка была, красивая. Покраснела ужасно, хотя что краснеть, всего пара пуговичек и была расстегнута. Хотела убежать, но Марина стала про кота расспрашивать, потом пошли у них какие-то бабские разговоры, и ничего, тоже освоилась, болтала без умолку, пока Митька ее не утащил на улицу. Правильно, что толку дома сидеть, когда предки приперлись.

Это их словечко «предки», правда, к нам не совсем подходило. Мы с Митиной матерью в разводе были, Марина – моя третья жена, так что технически-то она не предок была. Но Митьку любила и баловала. В то время он уже взрослый стал и много времени у нас проводил. Его тянуло к мужской компании, а мать его все держала за мальчика. Даже иногда мне пеняла – что у тебя за обстановка для ребенка, мужики, пьют, курят, в выражениях не стесняются. Когда-то, на Севере, они ее не смущали, у нас вечно дым коромыслом стоял, кто-то ночевал на кухне, иногда неделями друзья жили. А ведь это те же ребята были, северяне. Где им, спрашивается, было в Москве останавливаться, не в гостинице же? У меня первые несколько лет, как этот дом построили, наш геологический кооператив, дверь вообще не запиралась. И Митька их с детства знал, всегда так ждал, когда они приедут.