Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха Страница 21

— Прошу прощения, что так долго, — сказал она. — Все так, как вы и предполагали: вы беременны.

Руби Дор ничего не ответила.

— Это хорошая новость или плохая? — спросила Евангелина Мор.

— Так себе, учитывая все обстоятельства, — отозвалась хозяйка таверны, теребя край своего шарфа.

Когда консультация завершилась, она побежала обратно в «Джин и дыбу» и заперла за собой дверь на засов. Потом поднялась по узкой деревянной лестнице в тесную квартирку с низкими потолками и потертой мебелью, заменить которую не было средств, всю провонявшую запахом пива, на который она уже не обращала внимания.

Сдвинув в сторону несколько книг, она уселась на знакомый с детства диван и закрыла глаза. Она тут же мысленно увидела человека, с которым познакомилась в деревенском баре, пока гостила у отца в Испании, и бутылку с белым вином, которое они пили вместе, и восхитительный час, проведенный с ним на пляже, прежде чем она в сумерках вернулась обратно на виллу. Она подумала о женщине и ребенке, которых он держал за руки, когда она наткнулась на него на следующий день — а он отказался ее узнавать. Она не знала, лгал ли он своей семье так же, как успел солгать ей за такое короткое время их знакомства.

Она думала о том, до чего унизительно будет сообщать родителям о беременности. Мать, разумеется, начнет винить отца, как винит его всегда и во всем, хотя они развелись более двадцати лет назад. А отец начнет винить себя за то, что не воспитал дочь должным образом, когда мать бросила их, не выдержав жизни в Тауэре. Тогда он собирался с духом не одну неделю, прежде чем признаться дочери, что мать отправилась на поиски счастья. Когда девятилетняя девочка в очередной раз спросила, куда подевалась мама, Гарри Дор наконец-то выдавил из себя ответ: «Твоя мама в Индии, ищет свое счастье. Помоги ей Господь, когда его найдет».

Открыв глаза, она оглядела гостиную, где стояли шкафы с фамильной коллекцией тауэрских артефактов, собранной поколениями Доров по мере того, как ветшала их таверна. Она вспомнила, как рассказывала о ней знакомому из деревенского бара, когда тот спросил, где она живет, и он даже притворился, будто ему интересно. Среди экспонатов имелся документ, составленный в 1598 году, в котором говорилось, что бифитеры «привержены пьянству, ссорам и бесчинствам». На полке под ним лежал тяжелый молот, которым в 1671 году полковник Блад сплющил королевскую корону, чтобы спрятать под плащом во время единственной попытки похитить королевские драгоценности. Рядом с молотом хранился обрывок плаща лорда Нитсдейла, в котором он бежал из Тауэра в 1716 году, переодевшись в женское платье.

Каждый экспонат был тщательно исследован и снабжен ярлыком — их общее с отцом увлечение. Гарри Дор пересказывал историю экспонатов с упоением завзятого барда, после чего дочь заполняла ярлыки самым лучшим почерком отличницы. Однако лет, проведенных вдвоем, оказалось недостаточно, чтобы возместить ущерб, нанесенный годами, когда Руби Дор наблюдала, как родители изводят друг друга, мстя за погибшую любовь. Мать советовала ей не выходить замуж. «Нет хуже одиночества, чем одиночество вдвоем», — предостерегала она. Однако Руби Дор не хотела в это верить. Но однажды поймала себя на мысли, что ищет свою любовь в весьма сомнительных претендентах. Сколько бы раз она ни распахивала окно своей спальни, ее так ни разу и не озарил лунный свет любви.

Национальный реестр умерших не помог Гебе Джонс. Она его внимательно изучила, однако все, кто там значился под именем «Клементина Перкинс», умерли несколько десятилетий назад. Тогда она перестала об этом думать и занялась задачами попроще с гарантированным хорошим концом, начав с дамских сумочек с телефонными номерами владелиц. Однако коробка с прахом, так и лежавшая на ее столе, не давала ей покоя.

— Валери, — позвала она, рассматривая медную пластину.

— Да, — прозвучал приглушенный ответ. Геба Джонс обернулась и увидела, что ее коллега втиснулась в переднюю часть тряпичной лошади для пантомимы, которую нашли на скамейке на станции «Пикадилли серкус».

— Как здесь пахнет! — заявила Валери Дженнингс, глядя на окружающий мир боком через маленькое отверстие в лошадиной шее.

— Чем же это?

— Морковкой.

— Я хочу спросить тебя кое о чем, — продолжала Геба Джонс, не отреагировав на шутку.

Валери Дженнингс села, скрестив на своем столе мохнатые конские ноги.

— Если человек умирает, но его смерть не зарегистрирована официально, что это может означать? — спросила Геба Джонс.

Валери Дженнингс почесала ногу коричневым кожаным копытом.

— Ну, это может много чего означать. Возможно, человек все же не умер, а кто-то хочет обставить дело так, будто умер, — сказала она и потянула за веревочку, заставляя лошадь скосить глаза влево. — Или, может быть, человек все-таки умер, но кто-то пытается сохранить это в тайне и подкупил персонал крематория, чтобы они не сообщали властям, — продолжала она, дергая за другую веревочку, чтобы лошадь скосила глаза вправо.

— Похоже, ты слишком много читаешь, — предположила Геба Джонс.

— Ну и конечно, остается человеческий фактор. Тут может быть просто ошибка, — прибавила Валери Дженнингс, нажав на какой-то рычажок, отчего лошадь захлопала сногсшибательными ресницами.

Валери поднялась, направившись к холодильнику. Но не успела она взяться за ручку длинными желтыми лошадиными зубами, зазвонил швейцарский коровий колокольчик. Последовала короткая борьба с костюмом, в результате которой Валери Дженнингс поняла, что не может из него вылезти. Геба Джонс хотела помочь и потянула за огромные конские уши. Но в конечном итоге сдалась, потому что уши грозили оторваться.

Колокольчик снова зазвонил и звонил так настойчиво, что Геба Джонс бросилась к прилавку, даже не остановившись, чтобы набрать новую комбинацию цифр на сейфе, найденном на Кольцевой линии пять лет назад.

Завернув за угол, она обнаружила перед собой человека в форме военного моряка. Средних лет, с аккуратно причесанными темными волосами, которые он пригладил ладонями.

— Это бюро находок Лондонского метрополитена? — спросил он.

Геба Джонс подняла глаза на вывеску над прилавком.

Он проследил за ее взглядом.

— Не приносил ли кто-нибудь в последние пятнадцать минут маленький зеленый контейнер? Это очень важно, — проговорил он.

— Как он выглядит? — спросила она.

— Чуть больше бутербродницы, какие берут с собой школьники.

— Внутри было что-то нужное? — спросила Геба Джонс.

— Почка, — ответил он.

— Жареная или запеченная?

— Донорский орган.

Геба Джонс заглянула за угол и крикнула:

— Валери! За последние пятнадцать минут никто не приносил зеленый контейнер?

— Нет! — долетел приглушенный ответ.

Геба Джонс быстро вернулась обратно к прилавку.

— Где вы его оставили? — спросила она.

— Да нигде, — ответил посетитель. — Он стоял у моих ног рядом с дверьми вагона. А потом я опустил глаза, а его уже не было.

Неожиданно в конторе зазвонил телефон. Поскольку он не умолкал, Геба Джонс крикнула:

— Валери, подойди к телефону.

Но реакции не последовало. Геба встала и, заглянув за угол, увидела, как Валери Дженнингс, наклонившись над столом, пытается сбить с телефона трубку потертой мохнатой мордой. Геба Джонс подбежала и сняла ее. Через секунду она ответила:

— Владелец у меня. Мы выезжаем немедленно.

Спешно снимая с вешалки бирюзовое пальто, она сказала:

— Валери, мне придется уехать. У нас клиент, потерявший донорскую почку, которую только что принесли на Эджвер-роуд. Я поеду с ним, хочу убедиться, что он ее получил.

Лошадь кивнула.

Когда Геба Джонс вышла, Валери Дженнингс села и оглядела контору через сетчатое окошко. Прищурившись, она смотрела на часы с кукушкой и прикидывала, сколько времени пройдет, пока Геба вернется и освободит ее. Она уже собиралась еще разок попробовать открыть холодильник, когда зазвонил коровий колокольчик. Сначала она хотела не обращать внимания, но он все звякал и звякал. Не в силах больше терпеть, она спустила на пол копыта и направилась к прилавку с живостью клячи, плетущейся на скотобойню.

Когда она вывернула из-за угла, Артур Кэтнип молча опустил колокольчик на прилавок и заглянул в конские глаза.

— Валери Дженнингс? — спросил он.

— Совершенно верно, — последовал приглушенный ответ.

— Я зашел спросить, могу ли я как-нибудь пригласить вас на обед? — проговорил он.

— Буду рада.

Артур Кэтнип колебался.

— Может быть, сегодня? — отважился он.

— Сегодня я занята.

— Может быть, в четверг?

— В четверг подходит.

— В час дня?

— Хорошо, до встречи.

Артур Кэтнип наблюдал, как лошадь на минутку будто бы сбилась с курса, а затем скрылась за углом.