Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник) Страница 21

Кроме этого, я иногда болела. При этом дело не обходилось без градусника, который не обходился, в свою очередь, без ртути. Я даже слышала как-то страшную историю, рассказанную бабкой Юнихой, о том, как в тарелке с супом у ее любимой Раечки оказался шарик ртути, видимо подброшенный братом Витькой. Раечку спасла бабка, вылив суп, а заодно спасла и Витьку, ничего не сказав родителям, чтобы не убили за проделку. Но от чего конкретно спасла бабка свою внучку, я не поняла.

Обнаружив за столом несметное сокровище, я уже мечтала о том, как буду раздавать блестящие шарики своим школьным друзьям. В то время мы увлекались шариками из подшипников, а шарики из ртути были предметом мечтаний.

Задумать-то я задумала, а вот как все проделать тайно, чтобы никто не увидел? На кухне вечно толкался народ, даже ночью кто-то из соседей курил в форточку. При этом бутыль оказалась страшно тяжелой и на поверхности ртути была налита вода. Мне хотелось отлить совсем немного. Но для этого пришлось бы выливать сначала воду, потом отливать куда-то ртуть, потом снова наливать воду. А бутыль была неподъемная. Я боялась, что могу ее опрокинуть, не удержав в руках. О помощниках не могло быть и речи. Это был мой клад и моя тайна.

Я не находила себе место. Вертелась на кухне, дожидаясь подходящего момента, но он никак не наступал. Голова у меня была забита только одним – как все проделать, чтобы не попасться и не натворить ужасных дел, вылив содержимое на пол. О том, что ртуть ядовита, я не знала. Даже рассказ Юнихи не навел меня на мысль, что можно запросто отравиться самой, а заодно отравить весь дом и всех своих школьных друзей.

Мучения были прекращены событиями, последовавшими после всеобщего квартирного новоселья. Какое-то время мои мысли были направлены совсем на другое, а когда я вспомнила про бутыль со ртутью, её не оказалось на месте. Спросить было не у кого.

А БЫЛ ЛИ ХАЛАТ ВИНОВАТ?

Как водится, при переездах всегда устраивают новоселье. Всей коммуналкой решили мы отметить это знаменательное событие. Наша семья занимала самую большую комнату, и поэтому праздновали у нас. Происходило все по одному и тому же сценарию: радостное собрание гостей, веселое застолье, пение и танцы. Но вот танцы-то и наделали переполох, перессорив нашу еще не сдружившуюся квартиру.

Надо сказать, что переезд дело не только хлопотное и радостное, но и торжественное. К этому случаю моя мать решила сшить себе новое платье. Был куплен шерстяной отрез, и знакомая портниха изобразила очень приличное платье с длинными рукавами и множеством пуговичек. Но этого показалось мало. Она уговорила мать сшить еще и длинный халат из цветастого материала, в котором прилично будет выходить на общественную кухню. Халат тоже получился замечательный. Кроме длины до полу у него были необыкновенные рукава. Они отходили от плечиков в виде крыльев до локтя и при движении развевались. Это было «ужасно» модно. Я думаю, что весь переполох случился именно из-за халата.

Как я говорила, все гости веселились, и дело шло к танцам. Решили раздвинуть столы. Тут на сцене и появился материн халат в первом действии. Она накинула его на платье, чтобы не испачкаться при вынесении грязной посуды на кухню. Халат произвел впечатление.

В нашей квартире, кроме Тонькиной и еще одной семьи, проживала очень странная молодая пара с бабушкой. Все они были чернявые, видимо с юга нашей большой родины. Бабушка была толстой и интеллигентной, дочь – очень молодой и беременной, а ее муж – джигитом лет двадцати пяти, с насыщенными черной краской глазами. Молодого человека звали Романом.

Второе действие при участии халата началось с музыки. Матери моей было тогда около сорока. Прекрасный возраст. Не успела заиграть пластинка, как Роман пригласил нашу мамашу на танец. После уборки стола она все еще оставалась в халате. Мне тогда показалась, что ей очень хочется танцевать в этом замечательном одеянии, выглядевшем, как бальное платье, и она сделала вид, что забыла переодеться.

Все было вполне прилично: под халатом было надето новое шерстяное платье с длинными рукавами и застегнутое до самого горла на множество пуговиц. Мать была вроде бы одета, но впечатление было другое. Халат сам по себе развевался рукавами и длинным подолом в разные стороны.

Роман с матерью танцевали очень складно – со всякими сложными фигурами, как профессиональные танцоры. Они выступали одной танцевальной парой, других просто не нашлось. Остальные гости за всем этим наблюдали.

Несмотря на мой еще юный возраст, я эти выкрутасы отметила и перевела глаза на моего родного папашу, который, сидя за столом, как-то очень грозно ел ножом большущий арбуз и тихо наливался краской. Танцевать он не умел, танцы ненавидел, считая их каким-то пороком, и еще при этом ревновал свою жену к каждому столбу. Столб и тут нашелся.

Я перевела глаза на беременную жену Романа. В противоположность отцу, она не краснела, а чернела лицом. «Добром дело не кончится», – подумала я и оказалась права.

Когда музыка смолкла, заплаканная Лида, хлопнув дверью, выбежала из квартиры. Роман бросился ей вслед. Минут через десять Лида пришла домой с ободранной до крови ногой и рыдала уже в голос. Все подумали, что Роман ее побил. Но это было не так. Она сама упала, налетев на кучу гравия, когда выбегала из подъезда.

Настроение было испорчено. Гости пошли по своим комнатам. Но на этом представление не закончилось. Начиналось третье действие с халатом.

Взбешенный папаша набросился на бедную мать с упреками, что та неприлично одета, припоминая при этом всех ее партнеров по танцам лет за двадцать и пытаясь оторвать рукав злосчастного халата. Мать, отбиваясь от отца и спасая свой замечательный халат, кричала что-то про его слух, неповоротливость и надуманную ревность, которой отец мучает ее все эти двадцать лет.

Для нас с сестрой эти сцены не были новостью. Родители без конца ругались, потом мирились и прожили вместе в общей сложности лет пятьдесят, пытаясь даже несколько раз развестись, но почему-то не разводились.

А вот Романа после того новоселья больше никто не видел. Видимо, эта сцена стала последней каплей в супружеских отношениях молодоженов. Лида родила ребенка и растила его с бабкой. Впрочем, мы скоро поменялись комнатами и переехали в другой подъезд. Но это уже другая история.

ЛЮБЧИК

В нашем классе училась девочка – Таня Любцева, которую все ласково называли Любчик. Однажды мы с удивлением узнали, что в нашей школе завелся какой-то хулиган по фамилии Любчик. Я этого хулигана в глаза не видела, а только слышала о нем. К нам на уроки приходил завуч старших классов и зачитывал всевозможные приказы по школе, в которых описывались художества этого «мальчика». На верхнем этаже нашего дома поселилась мамина знакомая по фамилии Любчик. Вот чьим сыном оказался незнакомый хулиган. Впрочем, на какого-то бандита этот мальчик особенно не был похож. Он всегда здоровался, был даже симпатичным и из дворовых ребят совсем не выделялся. Да из кого было особо выделяться? Из наших двойняшек Саши и Миши, что ли? Они тоже, кстати, получили комнату, только в другом подъезде, на первом этаже.

Свое новоселье двойняшки отметили довольно «оригинальным» способом. В новом доме с первого по третий этаж «заботливые» и неутомимые руки двойняшек загнали в деревянные перила лестницы лезвия бритв и обломали так, чтобы на поверхности торчали только кончики. На первый раз этого было вполне достаточно соседям-новоселам для знакомства с этой семьей.

На таком фоне Любчик казался вполне нормальным. Он жил вдвоем с мамой, очень симпатичной и милой женщиной, которая мне нравилась. Её сына я не боялась, несмотря на его репутацию и возраст. Мы не дружили, просто соседствовали.

От него я узнала, что бывают велосипеды с десятью и больше скоростями. Мама купила ему такой велосипед. Из его окна на всю округу раздавался рок (только у Любчика был в то время магнитофон). Ребята собирались петь у него дома под какую-то особую электрическую гитару. Как сейчас говорят, мама «упаковывала» свое чадо как надо.

Из школы он ушел учиться в художественное училище. Хулиганства как будто прекратились, но тут двор узнал страшную весть – маму Любчика за крупную растрату посадили в тюрьму на восемь лет. Вот, оказывается, откуда брались деньги!

Саша, так звали Любчика, стал жить один. Мать его почему-то все жалели, а ему помогали, чем могли. Он в ту пору дружил с Генкой, жившим напротив через дорогу вдвоем с младшей сестрой. Родители Генки погибли в автокатастрофе, но он сестру в детский дом не отдал. Друзья по несчастью были неразлучны. На что они жили, стало известно позже.

Года через два Сашке пришла пора собираться в армию. Мать из тюрьмы на проводы сына не отпустили. Любчика провожали всем двором: дым стоял коромыслом.