Вера Афанасьева - Конец света. Русский вариант Страница 21

 – Само действие должно быть очень строго выстроено. Последовательно, но с необходимыми паузами.

 – Да, я понимаю. Паузы – великое дело. Именно во время пауз всегда и происходит всё самое главное. Кстати, и в оригинале они предусмотрены весьма значительными. Но у нас на длинные паузы времени нет, сами понимаете, почему.

 – Да, сроки поджимают.

 – И не только сроки. Вы же знаете, в этой стране ничего не удается долго скрывать.

 – Долго? Поражаюсь вашей наивности. Уверен, что некоторым солидным ведомствам уже давно все известно.

 – Вот как раз эти ведомства-то меня мало волнуют. Они, конечно, все уже знают, но трогать меня не будут. Им это на руку.

 – Что ж, пожалуй, вы правы. Но только пока и отчасти. Пока они вас не тронут. А потом – как получится, это всё непредсказуемо. Они будут делать так, как им нужно. Думаю, сейчас они, и в самом деле, не будут вам препятствовать. В стране непросто, вы работаете им на руку. Но они могут попытаться вами руководить.

 – А вот это им вряд ли удастся. Я непрактичен, они даже не представляют, насколько. Возможно, я самый непрактичный на свете.

 – Вы начинаете мне нравиться. Что, у вас и строгий план действий есть? И временной график?

 – Да, они составлены с учетом наших технических возможностей и психологических особенностей людей. Группа психологов работала до этого пару лет и сейчас может почти наверняка сказать, сколько и кому времени необходимо, чтобы воспринять подобные события, а сколько – чтобы привыкнуть к ним.

 – А кого они тестировали? Обычно психологи проверяют собственных пациентов, причем очень малое их число. А затем обобщают сразу на всех людей. Это у них с Фрейда так повелось. Но ведь это порочная практика – проверять что-то на впечатлительных психах, а потом считать, что все толстокожие будут воспринимать это точно так же.

 – Уверяю вас, что наши психологи были более добросовестными и проверяли обычных обывателей. Они выстроили и иерархию эмоционального восприятия различных событий. Процесс имеет смысл проводить с ее учетом. По нарастающей.

 – Тут я с вами категорически не согласен. Никакой нарастающей! То в жар, то в холод – как в любовной игре. Только так можно достичь максимального эффекта.

 – Но психологи…

 – Дались вам эти психологи! Психология как наука проста как коровье мычание. А большинство психологов начисто лишено элементарного здравого смысла. Вот пришлось мне как-то присутствовать на докладе одной дамы-психолога, исследовавшей психику женщин-преступниц. Так она на полном серьёзе уверяла, что в женских колониях сидят нежные и тонкие натуры, которых на путь преступления толкнули исключительно мужчины-мерзавцы. Я задал единственный вопрос: видели вы когда-нибудь мужчину, который выбрасывает новорожденного зимой на помойку или топит в сортире?

 – Не любите вы психологов, ой не любите…

 – Не люблю. У них сплошные схемы и штампы. А люди-то все разные. Если психологи – фрейдисты, то всюду видят одну похоть. А если нет, то с ними вообще скучно до невозможности. Надеюсь, я смогу вносить коррективы в этот ваш график?

 – Разумеется. Любые, которые позволит техника. Психологи психологами, а талант всегда прав. Вы должны следовать своей интуиции. От неё многое зависит.

 – Вы слишком добры ко мне. Но вы знаете, есть ещё одно «но»… И очень важное.

 – Какое же?

 – Мы вот с вами о силе восприятия говорим. А ведь они могут вообще ничего не воспринять. Во всяком случае, так как вам хотелось бы.

 – Вообще ничего?

 – Да, может и так случиться.

 – Не могу себе этого представить Они такие черствые? Или смелые?

 – Ни то и ни другое. Они парадоксальны. Они ужё видели всё, привыкли жить в постоянной фантасмагории. У них шерсть не вдоль, не против, а ершом и веером. И реакция их может оказаться совершенно неадекватной событиям. Они устроят такую мышиную возню, сыграют такую пьесу абсурда, которая полностью затмит ваш спектакль. А потом сами удивятся и спросят себя: а на х… мы это делали? И сами себе ответят: а х… его знает! И даже не пожалеют ни о чём. К тому же, они ни во что не верят. Я вообще удивляюсь, почему вы нас выбрали. Вам надо было Америку выбирать. Тем палец покажи – они поверят. И реакцию их можно полностью предсказать.

 – Америка не подходит. Там слишком много честных сотрудников спецслужб. Но ведь именно это и интересно – получить непредсказуемый эффект. В этом и состоит самое большое удовольствие.

 – Не скажите! Ну, какое же это удовольствие? Скажем, вы надеваете самый страшный костюм, жутко гримируетесь, чтобы кого-то напугать до смерти. А тот вроде сначала ойкает, а потом начинает с приятелем обсуждать, что раз кто-то вот так вырядился, то сегодня точно какой-то праздник, и по этому поводу надо выпить.

 – Тогда следует надеть такой костюм, чтобы никому и на ум не пришло что-то с кем-то обсуждать.

 – Это легко сказать. Подделку всегда можно отличить от настоящего. А уж всякие графики и повторы могут привести к тому, что все привыкнут и никакого внимания не будут обращать на происходящее. Разве что воспользуются ситуацией, чтобы побалдеть и покуролесить.

 – И что можно сделать?

 – Надо, чтобы они поверили. И тут техника нас не спасет. Повторяю: детали, мелочи, пустяки. Эпизоды, вторые планы, массовка. Недосказанность, полутайна, флёр, туман. Даже попытка убедить в обратном. И тогда хоть что-то… И начать всё это нужно до основного действия.

 – А пресса? Телевидение? Их хоть как-то можно использовать?

 – Вы же сами мне говорили. Прессе, и в самом деле, верят только олигофрены, да и то – только те, что не умеют читать. Все уверены: единственная правда, которая написана в газетах – это номера контактных телефонов. Так что и тут не напрямую. Слухи, сплетни, пересказы, какое-то брожение в интернете. Опровергающие и наводящие тень на плетень публикации. И уж если телевидение – то передачи, скрывающие, замалчивающие очевидные события, неверно их интерпретирующие. А на этом фоне – случайные оговорки и проговорки, когда кто-то что-то случайно ляпнул по дурости своей. Только так их можно заставить поверить. И начать надо с непонятной ерунды, чепухи какой-нибудь на постном масле. А люди сами домыслят и сами себя напугают. Нужно придумать пару-тройку дурацких персонажей, совсем простых эпизодов. Сгодится и бурлеск. Анекдотические ситуации. Клоунада. И только после этого – делать что-то массовое, панорамные сцены.

 – Что ж, я очень рад, что познакомился с вами. На многие вещи вы открываете мне глаза.. Но весь этот флёр и туман можно создать? И эти ваши фишки?

 – В этом и заключается моя профессия. Я же не сериалы снимаю. Фирма веников не вяжет. Кроме того, есть простые классические приёмы, азбучные. Кстати, а кому будут принадлежать авторские права на эту историю?

 – Вы, в отличие от меня, практичны. Они уже ваши.

 – Благодарю. И, уж если разговор зашёл о практичных вещах, насколько я понимаю, у меня есть алиби?

 – У вас есть не только алиби, но и двойник, который его поддерживает.

 – У вас всё продумано.

 – Как же иначе в большом деле?

 – Я могу позвонить одному человеку? Это совершенно приватный звонок, и мне очень нужно.

 – Вынужден вам отказать. Потерпите немного, время летит незаметно.

 – Мне ли этого не знать? Но, страшно подумать, если у вас ничего не получится, вы же лишаетесь целого состояния!

 – Не теряю, а приобретаю. В любом случае. И именно то, что хочу. А деньги – это самое меньшее, чего можно лишиться. И чёрт с ними! 

Глава 9. Ильин день: action

 На Ильин день с утра было ясно, но к полудню, когда уже отзвенели праздничные колокола, слегка нахмурилось. И некоторым, ещё не разучившимся поднимать глаза к небу, вдруг показалось, что набежавшие полупрозрачные облачка сложились в легкую белую дверь, хотя кое-кто уверял потом, что не дверь это была, а маленькая калитка, а кому-то даже ворота привиделись.

 Дверь в небо была как настоящая: с косяком, с ручкой, с замочной скважиной, неплотно затворенная – и нашлись даже те, кто увидел, что из замка торчал фигурный ключ. Удивительное это явление наблюдалось сразу над несколькими центральными городами, а мельчайшие его детали стали известны благодаря тем, кто благодатное это полуденное время проводил на даче или на пляже. И именно внимание и старание любителей родной природы позволили позже почти полностью восстановить картину происшедшего.

  Многие же из тех, кто находился в этот жаркий полдень в городах, поначалу ничего и не заметили, поглощенные ежедневной уличной суетой и вольным или невольным участием в народном празднике – Дне десантника. Бравые десантники, как и полагается виновникам настоящего ратного торжества, были в стельку пьяны, с усердием искали врагов, старательно крушили то, что поддавалось крушению, – словом, делали всё возможное, чтобы горожанам в этот чудный день было решительно не до того, чтобы смотреть в лазоревое небушко. Сами же вояки в небеса тоже не смотрели, потому что все мыслимые радости и опасности этого дня для них были сосредоточены на земле и в воде.