Джон Макдональд - Обреченные Страница 21

И Дарби Гарон кинулся в воду, ударился животом, прошел сквозь воду, как нож сквозь масло, вниз, в темноту... Он ощущал тьму вокруг лица, словно черные крылья овевали его, но знал, что непременно всплывет на поверхность, и Мойра будет близко, и больше они никогда не расстанутся и не поссорятся. Вытянув руки вперед, с улыбкой на устах он прорезал тьму, дожидаясь того мгновения, когда начнет подниматься на поверхность.

Глава 9

Рики медленно шла вверх по дороге к машине – одна, без сестры. Странные здесь закаты. Не такие, как в детстве в Огайо... Тут небо сверкает, переливается золотом, проходит минута, и вдруг – бум! Небо становится пурпурным, как любимое бабушкино праздничное платье; солнце закатывается моментально, и почти сразу же на востоке появляются звезды.

Рики отстегнула крышу, нажала кнопку. Крыша дернулась вверх и со скрипом встала на место. Она села на заднее сиденье и закурила. Недавнее возбуждение прошло; от текилы во рту остался противный привкус. Вначале ей захотелось снова поднять настроение с помощью еще одной бутылки, но потом она передумала.

Рики и Ники. Не имена, а собачьи клички. Дешевка и дурь!

Вспомни, как учила бабушка: кому многое дано, с того много и спросится...

Да, нечего сказать, тот тип из Нью-Йорка выбил почву у них из-под ног.

Было бы куда лучше, если бы сразу после школы они пошли работать, даже официантками. Рабочих мест везде хватает.

Рано или поздно им все равно придется все рассказать Филу. Он душка. Суетится, работает до седьмого пота, раздражается, кричит... Зато у него есть мечта – великая мечта, для которой он уже слишком стар.

"После сногсшибательного успеха нашего парного стриптиза в Новом Орлеане мы возомнили, будто и вправду что-то умеем. Фил чертовски умно все продумал. Проработал всю сцену до мелочей. Из декораций оставил простой задник с вырезанной в нем дверцей; предполагалось, что дверной проем – это зеркало. Мы столько репетировали, чтобы наши движения были синхронными... Многие уверяли, что вначале серьезно думали, будто на сцене одна девушка, которая смотрится в зеркало. Со стороны сцены перед «зеркалом» стоял еще туалетный столик. Мы по очереди работали «девушкой в зеркале». Играет музыка, девушка сидит за столиком, примеряет шляпы, наклоняет голову влево, вправо, потом встает в полный рост и смотрится в зеркало. Девушка с другой стороны одета точно так же. Публика начинает понимать, что к чему, только когда девушка на сцене примеряет вторую шляпу, потому что девушка в зеркале, в отличие от той, которая на сцене, начинает постепенно раздеваться. Боже, как они орали и визжали в Новом Орлеане, да и в Мексике тоже! Первые несколько раз мы чуть не убежали со сцены. Вечерами вспоминали бабушку. Знай бабушка, чем мы занимаемся, задала бы она нам перцу!

Но Фил уверял, что легкий стриптиз оживляет номер, а потом мы привыкли и перестали краснеть. Даже стало отчасти приятно: радостно сознавать, что тебе есть что показать.

Господи, неужели в детстве мы мечтали именно об этом? Мэри-Энн и Рути Шеппард... Мы забирались в огромную кровать и хихикали ночи напролет, представляя, как вырастем и станем актрисами. Будем петь и танцевать. Сестры Шеппард, звезды эстрады! Мы выучили все популярные песенки.

Как же мы были счастливы, когда выиграли любительский конкурс! Готовились состязаться с победителями из других штатов... И вдруг объявился малыш Фил, желчно объявил, что мы ни черта еще не умеем, но он может нам помочь, да-да... От радости мы готовы были прыгать до потолка!

Да уж, Фил из нас семь потов выжал... Он славный малый и желает нам добра. Даже не догадывается, какой вред на самом деле нам причинил. Бедняга!

Тот тип из Нью-Йорка со своими погаными дружками преподал нам хороший урок. Они были в клубе на представлении; а после он прислал нам записку, пригласил к ним за столик. Почему бы вам, девочки, не пойти к нам в гости? Только без Фила. Фил прочел записку, и у него глаза на лоб полезли. Он сказал: «Джимми Энгус! Девочки, я о нем слышал! Он ставит мюзиклы в Нью-Йорке. Большая шишка. Слушайте, девочки, покажите себя с лучшей стороны. Может быть, сегодня решится ваша судьба».

В общем, мы сели к ним за столик и показали трюк, которому обучились с детства: Мэри-Энн начинала фразу, а я без перерыва, с ходу заканчивала ее. Сейчас Мне даже как-то странно, что сестру на самом деле зовут Мэри-Энн, а не Ники. Что значит привычка!

Вначале нам казалось, что все идет гладко, мы выдали несколько шуточек, которым научились от Фила, и они все хохотали как сумасшедшие; нам бы сразу обо всем догадаться, потому что они уж слишком хохотали – просто ржали. Как будто на самом деле их с нами нет.

Джимми Энгус – высокий и тощий, уже в годах; с ним сидела его жена, девица с мальчишеской стрижкой – в прошлом актриса. Еще там был толстый агент из Голливуда, один юнец, и другой юнец с женой – старой кошелкой, и еще кто-то.

Наверное, не стоило принимать приглашение и ехать с ними в отель. Дуры мы были, вот и все. Как и говорил Джимми Энгус, он снял огромные, шикарные апартаменты в отеле «Прадо». Самый большой номер, который я когда-либо видела. В нише устроили бар, наняли бармена из отеля, который готовил коктейли. К ним в номер набилась целая толпа народу. Постепенно мы поняли: вроде бы все они съехались для того, чтобы выбрать натуру для фильма на мексиканский сюжет. Чертовски тяжело было следить за ходом разговора: все говорили одновременно. Мы, как обычно, держались вместе.

Нам показалось, что мы им понравились, и первое время нам было очень весело, потому что все они пыжились, изображая из себя невесть кого, хотя мы ни о ком из них слыхом не слыхали.

Фил велел нам показать себя с лучшей стороны, поэтому мы для храбрости как следует набрались. Сначала я не врубилась, для чего Джимми Энгус раздвигает стол, но потом забеспокоилась, потому что он раздобыл откуда-то охапку шляп.

Он постучал по столу бокалом, словно хотел сказать тост, и объявил:

– А сейчас Энгус и компания приготовили вам небольшой сюрприз! Представляю вам Рики и Ники, звездочек «Клуба де Медианоче» – девушек с обширным дарованием! Поехали, девочки! – Он откинул крышку маленького фортепиано и начал играть мелодию, под которую мы обычно выступали, – «Есть на что посмотреть».

Мы переглянулись. Мы всегда думаем одинаково и одинаково на все реагируем, и я тут же поняла, что мы влипли в большую грязную лужу. Мы-то решили, что нас пригласили в гости, а теперь нам предстояло показывать стриптиз этой толпе одуревших пьяных гостей. Нам и в клубе приходилось нелегко, но со сцены не видно лиц... во всяком случае, мы не собирались раздеваться в чьей-то гостиной, это уж точно.

– Нет, – сказала я. – Нет, прошу вас.

К нам, подошел толстый агент, улыбнулся сальной улыбочкой, сунул каждой из нас по пятидесятидолларовому банкнота и заявил:

– Дамы, думаю, что за это вы покажете нам все как следует, без уступок цензуре, как в клубе.

Он сел, и только тут до меня дошло, что он нам предлагает: хочет, чтобы мы разделись догола! Мы стояли с этими деньгами как дуры, а Джимми Энгус, который сидел за пианино, ухмыльнулся нам через плечо и снова заиграл вступление. Мы опять сказали «нет», а они все аплодировали, топали ногами, а какой-то придурок вопил:

– Давайте снимайте все!

Мы попробовали пробиться к двери, но какой-то нахальный коротышка – от горшка два вершка – преградил нам дорогу и заорал так, что перекрыл музыку:

– Ребята! Девочки стесняются. – Ничего себе «девочки»! Он был мне ростом только до подбородка. – Я знаю, что им нужно! – надрывался коротышка. – Немножко порепетировать. Луи, вот держи. Возвращаю тебе твою сотню баксов, и мы с этими куколками удалимся в отдельный номер и немножко попрактикуемся.

К нам подскочил еще один тип и выпалил:

– Богом клянусь, еще за сотню они и со мной порепетируют!

Все женщины завизжали, словно были потрясены или еще что. Коротышка схватил нас за руки и потащил в коридорчик. Несмотря на малый рост, он оказался жилистым.

Мы с Мэри-Энн умеем обходиться с назойливыми поклонниками. Еще в восьмом классе научились. Она крутанула его за руку, а я врезала ногой в брюхо; пока он крутился волчком, она тоже врезала ему, когда он оказался против нее; Мэри-Энн заплакала; потом он споткнулся о какой-то маленький порожек и упал, а Мэри-Энн лягнула его ногой в грудь. Тут разревелись уже мы обе; плач заглушил остальной шум, и мы ничего не слышали, кроме того, как грязно ругался нахальный коротышка, пока полз на четвереньках к порожку.

Мы выбежали за дверь. У лифта нас нагнал Джимми Энгус. Нам показалось, что он смотрит на нас как-то по-другому. Энгус сказал:

– Девочки, я хочу поговорить с вами.

– Можете убираться ко всем чертям! – Мэри-Энн так рыдала, что похоже было на то, как если бы в матрасе лопнули пружины.

– Я хочу кое-что посоветовать вам для вашего же блага.