Екатерина Минорская - Женского рода Страница 21

Кирш стояла у высокого каменного крыльца и в за­думчивости крутила на пальце ключи, ожидая, пока Кот заедет в ворога. Потом открыла стеклянную дверь и от­ключила сигнализацию; Кот цокнула у нее за спиной:

— Ничего себе дачка… Слушай, я б не стала от такого хозяйства ключи направо-налево раздавать, чегой-то Стелка к тебе такая добрая?!

Кирш сняла ботинки и прошла в гостиную, Кот помя­лась и тоже сбросила обувь, подтянув носок с дыркой на пятке.

— Стелла? Да влюбилась, наверное! — Кирш засмея­лась, но на самом деле почувствовала неприятную оско­мину: она не уважала Стеллу, считая ее беспринципной приспособленкой, а теперь вот, не брезгуя, обратилась к ней за помощью.

Кот промолчала и сделала вид, будто разглядывание камина — это единственное, что может ее сейчас увлечь. У нее не было пи женской интуиции, ни мужского умения метко делать выводы, но какое-то волчье чутье изгоя час­то предупреждало ее об опасностях; оно же подсказывало ей, что Стелла — это уши и глаза Галины Долииской — дамы, неистово желающей приручить Кирш…

Слышно было, как за сплошным деревянным забором проехала и остановилась машина: Кирш и Кот, открыв­шие по бутылке привезенного из города пива, испуганно переглянулись и стали ждать. Хлопнула дверь, и машина уехала, Кирш выдохнула, подошла к камину и сняла с него шахматы, Кот поняла, что сон на сегодня отменяется и завтра утром она поедет на работу, засыпая за рулем: Кирш любила долгую игру в шахматы, и с тех пор, как она бро­сила героин, пожалуй, только это и позволяло ей по-на­стоящему отвлекаться от окружающего мира и собствен­ных мыслей.

Кот смотрела на доску с ненавистью и понимала, что теряет фигуру: ферзь Кирш подступал все опаснее…

— Слушай, а Галина эта тебя больше не домогается? — Кот задала вопрос, не поднимая глаз с шахматной доски.

— Да ну ее! Затянувшийся климакс!

— А я вообще-то про Лизу на нее подумала…

Кирш познакомилась с Долинской несколько лет назад. За разведенной с двумя известными мужьями Гали­ной давно ходила слава богемной лесбиянки, и по утрам из ее квартиры часто выходили привезенные ею накануне ночью девочки. Однажды Долинская увидела молодень­кую Кирш на выставке и после получасового наблюдения поняла, что просто так выкинуть этот образ из памяти ей не удастся. Кирш сочетала в себе все, в чем нуждалась ску­чающая бездетная богемная дама; капризного ребенка, девушку с красивой фигурой и дерзкого юношу. Узнав, что «этот подросток» подающий надежды скульптор, Гали­на пригласила Кирш к себе и, пообещав немалую сумму, заказала собственную статую. Единственным условием того заказа было проживание Кирш в доме Галины — столь долгое, сколько этого потребует работа.

По утрам Долинская надевала невесомый шелковый костюм и садилась на ковре в пустой «медитационной» комнате, Кирш входила туда сонная, делала эскизы и ста­ралась не встречаться с Долинской глазами: та смотрела на нее почти с укором и будто выжидала чего-то…

Кирш прожила у Долинской пару месяцев, тогда еще, разумеется, под сильным допингом. Ни из-за денег, ни из-за наркотиков, ни по любой другой корысти Кирш не мог­ла оказаться с безразличным ей человеком в одной посте­ли. Долинская напрасно звала Кирш в свою спальню — та являлась, откровенно зевая и сунув руки в карманы — так, будто нет на свете более скучного зрелища, чем полу­голая Галина с малиновым ртом. Несколько раз Кирш, которой изрядно надоели эти притязания богатой дамы, порывалась бросить заказ, отказавшись от денег, но стро­гая Галина бросалась к ее ногам и, задыхаясь от слез, умо­ляла остаться. Кирш чувствовала себя заложницей соб­ственной жалости и злилась на себя; за обедом она заки­дывала ноги на стол и, препираясь с Долинской по любо­му пустяку, хамила с вызовом «плохого мальчика». Тако­го поведения в обществе Галины никто не позволял себе ни сейчас, ни десять лет назад, и, видимо, именно эта неприручаемость Кирш наполняла Долинскую жизнью.

Тогда Кирш все же ушла, так и не доделав заказ. С тех пор у них началась холодная война, которую Кирш игно­рировала, а Галина поддерживала как охотник, ищущий подступы к диковинному зверю, Галина приезжала в клуб на бои, где выступала Кирш, бесплатно предлагала хоро­ший героин (здесь оба позитивных слова нуждаются в ка­вычках) и иногда звонила среди ночи с требованием при­ехать. Какое-то время Кирш казалось, что по ее следам за ней повсюду семенит Галинин черный дог или выслежи­вает такой же домашний хищник Левушка: Долинская все­гда знала, какие девушки находятся рядом с Кирш, и боль­ше всех из них ненавидела Лизу; ведь она удержалась ря­дом с Кирш дольше всего и, как казалось Галине, была ей особенно мила…

Кирш смотрела на Кот, наморщив лоб, будто пыта­лась понять: шутит та или говорит серьезно. Кот развела руками:,

—…Ну, такие дамочки с претензиями часто мстительны­ми бывают. Хотя, с другой стороны, зачем ей это нужно?

— Вот именно.

Кирш забралась на диван с ногами и стала разгляды­вать доску,

— Что думать-то?! У тебя выбор небольшой: или ла­дью теряешь, или коня.

Кот, скрестив на груди руки, закинула йогу на ногу и почесала дырявый носок, потом, вздохнув, откинулась на спинку, отчего плетеное кресло жалобно заскрипело. Она с тоской посмотрела на медный подсвечник, отражающий­ся в зеркале над камином, и подумала, что Кирш при бли­зости наверняка не любит такой яркий свет, как этот — в пять ламп, который сейчас горел над ними. Кирш пойма­ла взгляд Кот и замотала головой. Та и не сомневалась: наверняка есть такой человек, для которого Кирш может щелкнуть зажигалкой и зажечь в темноте свечу, после чего посмотреть в глаза так, как она никогда не посмотрит на нее, на Кот…

Кот по-хозяйски крутила в руках съеденную пешку; с тех пор как она выучила, как ходит каждая из шахматных фигур, Кот считала себя почти гроссмейстером, и опреде­ленные задатки нетипичной женской игры у нее действи­тельно были: она, как и Кирш, всегда помнила, что она — нападает, что к мату приводит только стратегия уверен­ного и внимательного нападения. Они редко играли вместе­, и каждый раз оказывалось, что Кот куда более терпе­лива и сдержанна, чем Кирш: проигрывая, та могла опро­кинуть доску и почти всерьез надуться.

Но нa этот раз Кирш не суетилась. Они сидели в чужом доме и играли в чужие шахматы за чужим столом. Кирш натянула рукава свитера так, что не было видно даже кон­чиков пальцев; ее знобило то ли от легкой простуды, то ли от самой мысли о «чужом»; она искоса поглядывала на Кот и понимала, что, будь на ее месте кто-то любимый, все вокруг приобрело бы теплую энергию приручаемого, почти родною, на секунду Кирш показалось, что и Кот чувствует почти то же самое.

— Кот, спасибо тебе, ты хороший человечек, челове­чище…

— Ходи давай!

У черных ферзь уверенно и независимо дефилировал по доске, как кошка – сам по себе. У белых ферзь и ко­роль трогательно-неразлучной парой смирно стояли на соседних клеточках и, кажется, не думали расставаться до самого мата…

— Слушай… — Кирш сделала ход и посмотрела на ком­паньонку. — Как ты думаешь, а есть стопроцентные гетеросексуалки?

Кот пожала плечами, не посчитав такой вопрос серь­езным, и как коршун склонилась над своими фигурами.

— …Говорят же, что в каждом мужчине обязательно есть женское начало, которое и соединяет его с миром; в смысле, его обособленное «я» состыковывается с землей, воздухом и другими «я» благодаря женской частичке внутри… Значит, женщин — настоящих, не как мы с то­бой, — их тогда целиком заполняет желание соединения с миром, да?

Кот неохотно оторвала взгляд от шахмат и посмотре­ла, как Кирш теребит свою челку.

—…Так вот, любую женщину можно подвигнуть на любовь. А еще для женщины первично само это чувство, а не объект, на который оно направлено. А у мужчин на­оборот. В смысле, женщина рождается с любовью с серд­це и тащит ее за собой, как гранатомет, а уж какую цель она поразит — зависит от активности самой цели. А у муж­чин вроде сначала появляется объект, цель, а уж потом неожиданно потребность не ограничивать отношения по­стелью — любить. Так выходит, что женщин с ограничен­ной половой ориентацией просто и быть не может, да? Ну раз для них сама любовь важнее того, кого любить?

— Феерично! Сама придумала? — Кот сощурилась. — Кирюш, а направь свою пушку на меня, а?

— Да пошла ты! Я с тобой, как с другом, а получается, как со стенкой! — Кирш вскочила и подошла к зеркалу над камином, повесила очки на мраморные часы и взъе­рошила волосы — старый циферблат глядел теперь на иг­роков сквозь узкую оправу очков. Кот виновато замор­гала.

— Ты серьезно, что ль? Киршик, но это же ы встречаешься с бисексуалками — тебе лучше знать…

Кирш резко развернулась от зеркала и выбросила впе­ред полусогнутый указательный палец — жест угрозы, хорошо знакомый Кот.