Екатерина Минорская - Женского рода Страница 22

— Ты серьезно, что ль? Киршик, но это же ы встречаешься с бисексуалками — тебе лучше знать…

Кирш резко развернулась от зеркала и выбросила впе­ред полусогнутый указательный палец — жест угрозы, хорошо знакомый Кот.

— Запомни: там, где х.., мне места нет! Я не сплю с бисексуалками; а если у моих девочек и были до меня му­жики, то женщин не было точно, я первая, ясно?!

Кирш прошлась вокруг гостиной и уселась в кресло-качалку. Кот молчала.

— Слушай, Кот, а ты оральный секс со всеми исполня­ешь или только с избранными?

— Ну а как без этого?— Кот рассеянно потерла под­бородок, — Твой ход, между прочим.

— Как, как, очень просто. Только единицы могут ска­зать, что я им это делаю, это все же очень интимно. Точ­нее, Лиза только и могла сказать, А то, что там болтают…

Кот заинтересованно подняла голову;

— Про «классную постель»? Про то, что с тобой луч­ше всех?

— …Э, это все сказки, раздутые из-за того, что я нико­му не отдаюсь. Женщины — мазохистки: хотят получить все, но им нельзя этого давать!

— Ты только поэтому «не даешь» — чтобы интерес поддерживать?

Кирш посмотрела на Кот исподлобья:

— Вели всем давать — ничего не останется!

Кот потупилась и тихо пробасила:

— Слушай, Киршик, может, ты просто не уверена, что тебя любят, поэтому и не доверяешь в постели до конца? — Кот сказала это тихо, втайне надеясь, что Кирш услышит в ее словах какой-то тайный сигнал.

Кирш хотела ответить, но сочла, что ее правда слиш­ком личная, чтобы доверять ее Кот, и вряд ли стоит на­право и налево распространяться о том, что она до сих пор не нуждалась во внимании к своему телу и что его ощущения были ей практически безразличны. Но вместо этого Кирш вернулась за стол и стала прикидывать ход, подергивая мочку уха.

Кот смотрела на Кирш, пытаясь поймать ее взгляд. Она часто пыталась признаваться в любви глазами и ими же сообщала свой упрек: мол, «не отказывалась бы ты от моей любви, все бы у тебя было здорово!».

Кирш подняла глаза и, прочтя этот ее взгляд, отмахну­лась:

— Фу, опять, Кот! Оставь, пожалуйста, не стоит заморачиваться. Ты не любишь, тебе кажется. Ты заблужда­ешься… О! Точно; любовь это любовь, а влюбленность — это заблуждение сердца!

Кирш вышла на кухню, и вскоре после недолгого хло­панья дверцами шкафчиков в комнату влетел горькова­тый запах кофе. Когда она вернулась с двумя чашками в руках, количество фигур на поле явно уменьшилось: Кот съела Киршиного ферзя. Кирш поджала губы и, отодви­нув чашку подальше, стала щупать фигуры так, будто ка­кая-то из них обязательно должна была подсказать ей вер­ный ход.

В тишине было слышно, как тикают часы на камине — все еще в очках.

Несколько ходов они сделали молча.

— Слушай, а зачем Лиза к Галине ездила? — Кот спро­сила это зевнув.

— Что? — Кирш поставила пешку мимо доски и пода­лась вперед. — Когда ездила?

— Может, я путаю что-то… Помнишь, когда эта пидерша старая на бои приехала, потом вроде как Стелка Лизе на бумажке ее адрес записывала… Да ну, я не вслу­шивалась: мне что с Лизой твоей было как-то сиренево общаться, что с этой Стэллой-поимеллой!

— Да путаешь ты что-то… Вы небось опять с Феклушкой по два «ерша» на душу приняли, вот и показалось! — Кирш задумалась и вдруг вскочила в истерическом веселье;

— Нет, не «ерша», вы тогда «Глубинную бомбу» пили: ну стопка водки на дне кружки, помнишь?! А потом вдо­гонку — «Смерть мексиканца»: текилу с пивом! Да тут что угодно показаться может! Я помню, Лиза тогда в шоке была от вас, алкоголичек! — Кирш поскучнела и, опустив голову, взялась за ручку двери. — Ладно, я спать, спокой­ной ночи.

Кот взглядом проследила, как Кирш пошла в другую комнату и, не включая свет, завалилась на диван, заложив одну руку за голову, а другой потирая копчик носа; ясно было, что в ближайшее время спать она не собиралась, но и встревать в ее мысли вряд ли стоило. Сметя вес фигуры с доски, Кот сложила шахматы и, взбив в кучу несколько вязаных думочек, улеглась на диванчик, где минуту назад сидела Кирш.

Ощущение грязи усилилось… Самые неудачные и тос­кливые дни Стеллы имели обыкновение начинаться в ма­ленькой кофейне и с неизменной сигаретой и созерцанием прохожих сквозь стеклянную стену. Утро казалось слиш­ком пасмурным, проходящие по улице люди — угрюмы­ми, а любимый «эспрессо»— непростительно быстро ос­тывшим. Эту ночь Стелла снова почти не спала, и от до­питого в одиночестве коньяка у нее раскалывалась голо­ва. Под утро она набрала номер мужчины, который был готов приехать к ней всегда. Да, был такой винно-водоч­ный королек — маленький, лысый, с безразличной похот­ливой улыбкой и неизменным набором: цветы-коньяк-кон­феты…

— Вась, вот ты ж меня не любишь, раз тебе плевать на то, чем я живу между нашими встречами? — спросила Сте­ла слишком серьезно для такого времени суток.

Гость не смутился и, отложив в сторону свои дары, вож­деленно сжал ее бедра;

— Стеллик, я люблю тебя столько лег, что знаю: все преходяще, кроме нас с тобой!

Стелла вывернулась и отрезала, уже сердясь:

—Да при чем здесь любовь! Встречаемся раз в два года, когда я от тоски согласна видеть даже твою физиономию!

— Ты моя звезда, — не слушая ее, промяукал Вася, — так радуюсь, когда тебя по телевизору вижу!.. Ты же мне расскажешь про своих девочек, как вы в постельке игра­ете?

Через час она выставила его за дверь, сославшись на головную боль.

Жизнь без опошлення труднопереносима. Кто это ска­зал? Сейчас Стелла поспорила бы с ним; Вася был лиш­ним мероприятием этой ночи, лишним мероприятием в ее жизни, а страх, от которого она так надеялась избавиться с помощью чужой похоти, убаюкивающей обычно все про­блемы, сейчас терзал ее изнутри еще сильнее.

— Я за вами!

Стелла вздрогнула и не сразу решилась повернуться на голос. По спине побежали мурашки, и она медленно зату­шила сигарету… За ее спиной стоял высокий мужчина и, как выяснилось, обращался вовсе не к ней, а к сидевшему рядом пожилому сутулому господину с большим портфе­лем. Стелла выдохнула и досталателефон.

— Галочка, доброе утро, Я тут подумала… Я хотела бы уехать.

— Незачем, дорогая, попозже. Кстати, не знаешь, где Кирш?

Стелла отрицательно замотала головой, будто собесед­ник по ту сторону трубки мог это увидеть;

— Нет.

— Я занята, перезвони через четверть часа, есть ма­ленькая просьба.

Стелла отбросила телефон аж на другой конец стола, прошипев: «Барыга, а строит из себя…»

Странно было заметить в себе эту перемену: благого­вейный страх перед Долинской улетучивался одновремен­но с тем, как внутри нее возрастал другой, более сильный страх. Стелла понимала, что об их встрече с Кирш и о том, что теперь та скрывалась на ее даче, Долинская теорети­чески знать могла. «Ну и что? Что она может сделать? рассуждала Стелла, — Подставить себя?»

Как большинство обывателей, Стелла мыслила двумя парами категорий: выгодно — невыгодно и опасно — бе­зопасно; первая придавала жизни хоть какой-то смысл, вторая работала на чувство самосохранения. События последних дней окончательно замутили Стеллины пред­ставления о выгоде и безопасности: она дала укрытие Кирш из эгоистических побуждений, а в плане безопасно­сти этого мероприятия доверилась интуиции.

Люди, которые видели молодую женщину, сидящую, как на витрине, за прозрачной стеной кофейни, могли по­думать, что она накануне потерпела любовный крах: она не пыталась «держать лицо», а наскоро сделанный маки­яж только подчеркивал страдальчески выгнутые губы, утомленные глаза в черных кругах и не готовый к улыбки овал лица.

Стелла потянулась к телефонной трубке и набрала Галинин номер. «Маленькая просьба» Долинской действи­тельно никак не могла обременить Стеллу: нужно было только позвонить в «Перчатку» Настене и договориться, чтобы на ближайших боях выступила девушка по прозви­щу Пуля — новая протеже богатой мадам. Стелла пообе­щала, заверив, что этот вопрос можно считать решенным.

«Пуля… Что за Пуля еще?!»—подумала Стелла, вык­лючив телефон.

Стелла не любила женские бои и настороженно отно­силась к людям, питающим пристрастие к этому жестоко­му зрелищу. Долинской же так нравились. Нравилось, ког­да дрались симпатичные девушки и когда у кого-то из них лицо оказывалось разбитым в кровь, когда отчаянная ама­зонка падала как подкошенная, схватившись за ногу, или, стиснув зубы, корчилась от удара в живот, при этом Гали­на с обожанием смотрела на ту, что сумела доставить сво­ей партнерше по бою такую боль. Кирш побеждала бес­кровно, и это злило Долинскую, как зрителя корриды, не увидевшего смерти быка.

Стелла шла по улице и пыталась думать о чем-то от­влеченном и далеком от нее самой, получалось — о Пуле. Наверняка, эта девица должна быть притравленной на людей, как пограничный пес, и способна доставлять сво­ей покровительнице кровавое удовольствие. Стелла помор­щилась. Она представила себе женщину, похожую на бор­ца сумо, к тому же с немигающими бледно-голубыми и ничего не выражающими глазами. «Жалко, Кирш не уви­дит», — подумала Стелла, но тут же решила, что покажет такую достопримечательность питерской Алисе.