Семен Данилюк - Мужские игры Страница 22

- Этот лопоухий-то! Пока до "бабок" стоящих доберется, оплешивеет. Одно и знает, что замуж уговаривает, придурок.

- Почему ж, если замуж, так придурок? - поразился неведомой ему до сих пор женской логике Забелин. - Выходит, если б я...

- Да ничего не выходит! Такие, как вы, не уговаривают. Такого самого обхаживать надо.

"Что я и делаю", - показала она всем своим видом.

- Юра очень, очень хороший специалист. Потом, исключительно порядочен.

При последнем аргументе личико Яны непроизвольно сложилось в презрительную гримаску, и, понимая, что реакция эта не в ее пользу, она произнесла раздраженно:

- Плох тем, что не хорош.

- Но любит!

- Да пошел он со своей любовью... Господи, ну что ты меня, боишься, что ли? - Она заметила его брошенный на дверь взгляд. - Ну, прикипела я к тебе. Ведь не жениться прошу. Вообще ничего не требую. Разве что внимания. Или не хороша?

"А может, и в самом деле? Да и какого черта. В конце концов, с работы ее уберу, сниму квартиру. А по любви, не по любви - кому все это сейчас нужно?"

Он попытался вызвать в памяти спасительный образ своей старой доброй знакомой - Яниной мамы, маленькой нервной женщины, трогательно беспокоящейся при встречах, не обижают ли там ее кукушонка. Увы, образ выдался тусклым и при виде выпирающей из одежды девушки быстро бледнеющим.

- Мне уж вот-вот двадцать, - по-своему оценила его колебания Яна. Придвинувшись, она поймала его руку и, поглаживая, горячо зашептала. - Вы не полюбите, так другого... другой найдется. Еще как намекают. Да Баландин тот же. По банку пройти невозможно, чтоб в углу не зажал. Уговаривает к нему перейти. Чего только не сулит.("Вот ведь гаденыш", - Забелин незлобливо припомнил их последний разговор перед Правлением). Но я не современная, однолюбка какая-то. Хотя, если оттолкнете, не знаю, на что решусь. И вообще - "Чем так жить, лучше утопиться". Каштанка.

- Чем же тебе твоя жизнь-то не в кайф? - искренне удивился Забелин. - Учишься в престижном ВУЗе, на работе перспективы, дома в холе-заботе. Всё есть.

- Да что "всё"?! Ото всех одно и то же. Клыня, дурачок: "Все есть". Родители долдонят. Теперь вы туда же. А что есть-то? Трехкомнатная квартира без своего угла. Потому что предки прутся ко мне в комнату, когда ни попадя? Дача полугнилая? "Фольксваген" этот подержанный, - то ли отец на нем ездит, то ли тот на нем!

- И что для тебя "всё"?

- Всё - это всё! - объявила Яна - непререкаемо. - Это когда вечером выбираешь, где ночевать: в пентхаузе или в коттедже; и, когда хочешь куда ехать, то шофер распахивает перед тобой "Биммер" или "Мерин". И, если отдыхать, так выбирать меж Багамами и Бали, а не в этот гребаный Египет за триста долларов. И если идешь в фирменный магазин, то чтоб не на витрины глазеть... Да чего спрашиваете? Сами-то как раз знаете, что это такое.

- Что-то, конечно, я могу себе позволить. Хотя яхта, например, или собственный самолетик не по карману. А значит, для многих я - босяк. Всегда можно желать большего. Вопрос не в сумме, а в том, какой ценой получаешь то, что имеешь. Состояние надо заслужить, выстрадать, если хочешь. Тогда будешь чувствовать себя достойно. А если так просто - как град сверху...Я знаю многих, кто готов повеситься от тоски среди богатства, - желая свернуть разговор со стремной эротической тропы, Забелин вернулся к привычному, дружески-снисходительному тону. - Яночка, солнышко, послушай доброго совета, - не торопись получить все сразу. Нечем будет потом занять время. А времени в твоей жизни впереди - вагон.

Он попытался осторожно высвободить ладонь, которую она непрерывно оглаживала пальчиком.

- Да от тебя-то мне ничего не надо. Только чтоб вместе! - простонала Яна. Она вновь схватила его руку и, опять подражая кому-то, быстро прижала к своей щеке.

- Не отпущу больше. Моё.

В тот же миг Забелин и Яна отпрянули друг от друга и с тревожным раздражением повернулись к неспешно затянувшей свою скрипучую гамму двери.

В увеличивающемся пространстве появилась щуплая фигурка с взъерошенными волосами над бледным личиком, с облупленным, будто пересохший лук-порей, носом. В облегающих узенькие бедрышки влажных от снега джинсиках она напоминала чахлый тюльпанчик, облепленный смокшимся целлофаном.

- Слушай, я предупреждала! Чего, самая шустрая? Подождать не можешь? - обрушилась на заглянувшую Яна.

- Я давно жду, - игнорируя секретаршу, девушка обратилась к Забелину.

- Что у вас?

- Я Юля.

- А я Яна. И что дальше?! - угрожающе отреагировала секретарша. Она подошла вплотную и теперь возвышалась над маленькой Юлей, как горячащаяся статная кобыла рядом с невзрачным пони.

Но, странное дело, от невыгодного соседства этого представившаяся Юлей не испытывала ни малейшего дискомфорта.

- Я Юля Лагацкая.

И при виде напрягшегося Забелина добавила удивленно:

- Владимир Викторович предупредил, что меня будут ждать.

- То есть вы от Второва?!

- Ну да. - девушка обозначила намекающий кивок в сторону секретарши.

- Вы свободны, Яна, - получилось нарочито официально, и Забелин добавил: - В понедельник, как и все, приступите к работе.

Лицо Яны вспыхнуло торжеством, и, прежде чем выйти, она, поймав его взгляд, томно, значительно, опять кому-то подражая, прикрыла свои вздыбленные тушью ресницы.

"О Боже", - чуткий на фальшь Забелин почувствовал себя отцом Сергием, избавившимся от искушения.

- Итак, - он указал на овальный стол, - я Забелин Алексей Павлович. Вы - Лагац...

- Лагацкая Юля.

- Да. И чем могу?

Неожиданно на лице посетительницы проступило мягкое, лучиком солнца меж плотных туч, лукавство.

- Скорее я должна мочь. Ведь это вы меня ждете.

- Это я слышал. Боюсь, тут недоразумение. У нас действительно с Владимиром Викторовичем был э... некоторый разговор. Но, должно быть, мы не совсем поняли друг друга... Вы где учитесь?

Он смешался под ее внимательным взглядом. Где-то там в глубине себя она явно веселилась. Лицо, впрочем, оставалось замкнутым.

- То есть раз уж рекомендация Владимира Викторовича, я, конечно, пораскину в смысле трудоустройства. Но мне нужен был - да и теперь, собственно, - такой, знаете, матерый профи.

- Я так и поняла.

- Ну вот видите. - Забелин облегченно поднялся.

- Так когда начнем?

- Понимаете, девушка, у нас очень жесткий бюджет. - Забелин проклинал неловкое положение, в которое загнал его шеф, и непонятливость визитерши. - Секретарша уже есть.

- Я видела.

Он уловил иронию и обозлился:

- Словом, как только, так сразу.

- Дело в том, что не хотелось бы оттягивать. У меня есть хорошее предложение, но Владимир Викторович просил помочь здесь.

- Помочь, - туповато повторил Забелин, разглядывая ее расцарапанную руку. "Может, и цыпки есть".

- Котенок, - проследила за его взглядом Юля. - Забрался под диван. Мяукает со страха. Вот... вытаскивала.

- Ну да. А вам, простите...

- Двадцать три. Но фондовым рынком занимаюсь четыре года. Между прочим, когда я писала сценарий приватизации СНК, то и вовсе был двадцать один...

- Сценарий чего?! - Забелин, осторожно взяв ее за щуплые плечики, вновь усадил на диван, усевшись рядом. - То есть вы хотите сказать, что разработали программу...

- Не я одна, конечно. Но концепцию - да. Это мое.

В продолжение всей этой удивительной встречи Забелин чувствовал себя неуютно, но теперь он оказался в каком-то вовсе иллюзорном положении.

Даже среди прочих предельно коррумпированных, "прихватизационных", как их называли, процессов продажа за бесценок крупнейшей нефтяной компании прогремела как образец максимально наглого и в то же время элегантного обкрадывания государства. Определить оптимальные условия конкурса было поручено инициатору - Онлиевскому. Среди задач, поставленных им перед разработчиками, значились две ключевые. Прежде всего, само собой, взять по дешевке и сделать при этом так, чтоб никто из конкурентов, даже предлагающих гораздо большие деньги, не мог выиграть у АИСТа и чтоб все это оказалось абсолютно законно.

Разработчики пошли дальше. Они придумали, как на этом можно еще и заработать. Поэтому самым писком оказалось включение в условия конкурса положения о том, что победитель обязан внести в компанию технологическую установку по производству крекинга. То есть то оборудование, которым единственно обладал АИСТ и как раз не знал, как бы от него избавиться. А уж после того, как хлам этот был оценен в пятнадцать миллионов долларов, непонятно было, чему больше следовало изумляться - изворотливости тех, кто изобрел такие условия, или бесстрашию тех, кто их подписал.

И вот теперь подле Забелина сидела щуплая девчушка с прыщавым, плохо припудренным носиком и, непрерывно оправляя коротковатый джемперок, стеснительно признавалась, что все это сотворила она.

- Что ж вас Онлиевский-то отпустил?

- Сама ушла.

- Почему?

- Это важно? Впрочем, если хотите... АИСТ, завладев компанией, начал массовые увольнения.

- Ну и что?