Дарья Симонова - Свингующие Страница 22

– Нет, не так! – усмехался зевающий Бек. – Победителей не судят. Раз у нее получилось, значит, она все сделала правильно. Сечешь? И что тут раздумывать – зачем поет, зачем глазом косит… все в комплексе сработало, значит, кирпичик к кирпичику сложилось. Пойми, если бы базар шел слишком гладко, ты бы насторожился. А тут на странности отвлекся, как на блестящий предмет при гипнозе, – и покатило! Правильно обчистить фраера тоже искусство, оно на мощной интуиции построено. И на нюансах. Вот, например, у меня в Амстердаме была одна знакомая негритянка…

Все эти Игоревы негритянки с колокольчиками в сосках и прочим невыносимым пирсингом уже наскучили! Каспар знал наперед, что там у Бека с ней приключится и как он виртуозно ее перехитрит… куда интересней в данный момент была таинственная некрасивая Ира без модных бонусов. Какими только нитями судьбы не опутал ее обиженный «фраер»! Во-первых, Ира предстала как возмездие за папино вероломство. Да, без сомнения, у Иры была беременность от Сашеньки! Если Каспар с чего-то потянулся к этой небезупречной особе, доверился и увлекся, – пусть только на вечер, и она первая пригласила, – так почему бы и Сашеньке восемь лет назад не попасть на ту же наживку. У отца и сына одинаковый вкус, что здесь удивительного! Ира, конечно, запомнила всех участников драмы, это называется травматическая память. А Каспара запомнить для нее особый резон: он – ребенок, удавшийся у Саши. Сбывшийся. Ире наверняка мать не дала рожать, несмотря на неумелое заступничество Айгуль. Теперь же, когда Ира нечаянно встретила того, кто напомнил ей о душевной травме, она решила действовать экспромтом. Вот только заранее припасенный клофелин никак не вписывался в импровизацию…

…Раз не вписывался, тогда Ира – типичная фурия, которая мстит всем мужчинам подряд. И чтобы в этом месте был хотя бы ничтожный элемент справедливости, провидение послало к ней Каспара: ведь дети призваны отвечать за грехи отцов.

Бекетов, на которого пала муторная роль утешителя, довольно ловко извлек друга из рефлексивного болота. Кто бы мог подумать, что из дальних странствий он вынес не только экзотический опыт!

– Ты попал на крючок, приятель. Влюбился в мошенницу. Так сплошь и рядом бывает. Когда человек не в силах пережить обиду, нанесенную нежданно-негаданно, его сознание включает аварийную систему. Типа стоп, приятель, тебя на самом деле не хотели нагибать. Ты случайно попал под раздачу! Надо разобраться и помозговать! Так зарождается интерес жертвы к мучителю. Отсюда и небезызвестный «стокгольмский синдром». Он даже необходим отчасти как временная экстренная мера. Оскорбленное эго залижет раны и постепенно забудет злодея. А спокойное забвение без послевкусий мести – залог выздоровевшей психики. Так что пока помучайся исканиями, но недолго. А то как представлю – начнешь искать свою безумную певицу по белу свету, рассудок помутится. Перестанешь мыться, завоняешь, как носки моего дедушки. Твои семейные теории уж точно отправятся… – Тут Игорь отвлекся на телефонный звонок и стал энергично договариваться о встрече с тем, кто был на другом конце провода.

Разговор закончился резко и привел Игоря в лихорадочную задумчивость.

– Так куда же отправятся мои новаторские теории? – поинтересовался Каспар.

– Куда-куда… коту под муда! Мне тут мысль пришла. Надо тебя со Шлыковым познакомить. Он сейчас нарисуется. Нормальный чувак. Душный немного, но это мелочи… Он в газете работает. Ему сотрудники нужны.

– И что я буду в этой газете делать? – удивился Каспар.

– Будешь вести рубрику «Уголок прогрессивного сводника», – глумился Бекетов. – Тебе пора набирать обороты. Закис совсем. А ведь какая жизнь у тебя должна быть! Вот слушай: ты познакомил меня с девушкой. Благодаря этому я обрел крышу над головой. И ты всегда желанный гость в моем доме. Не будь этого, я мог бы напрягаться от твоего присутствия: дружба дружбой, как говорится, а табачок врозь… Однако мы не просто друзья. Я еще тебе и обязан. Но, Кас, кто такой я?! Что я могу тебе предложить – смех на палке. А у тебя за жизнь накопятся сотни таких должников, но состоятельных и солидных людей. И ты годами сможешь гостить у них в замках, кататься на их яхтах, пользоваться их кредитками…

– Я – за! Огласи, пожалуйста, весь твой голландский список ВИП-клиентов. Наверное, под номером первым твоя любимая негритянка с продырявленными гениталиями. Она-то, несомненно, в первую очередь нуждается в моих услугах, – злился Каспар.

– Да при чем тут негритянка и Голландия вообще! – кипятился Бек. – Оглянуться не успеем, как у нас будет то же самое, я же тебе перспективу показываю. А ты, как всякий специалист, подобен флюсу, и дальше него ничего не видишь… Так вот, представь: тебе и дом свой не будет нужен. Захотел – пожил в Испании, захотел – в Австралии. Вот как должно быть!

Каспар бессильно рухнул в ностальгию. Игорек до сих пор был под впечатлением от старушки Фелиции Браун.

Отсюда и наивные международные иллюзии. Друг ситный и поныне подозревает, что хитрый псевдодоктор получил от немки мифический гонорар, который будто бы… далее вариации: лежит в надежном месте, вложен в недвижимость, отдан на растерзание Сашеньке, который его со временем «прокрутит» и превратит в целое состояние… Рвать на себе исподнее, убеждая Бекетова, что гонорар был получен копеечный, – бессмысленно. Разве обыденному сознанию объяснишь, зачем тогда вообще Каспар с Фелицией цацкался! От нее ни единого приглашения на яхту не поступало, не говоря уже о замках и кредитках! А было бы неплохо… Плейбой-сводник – чем не совмещение приятного с полезным… Но как объяснить неискушенным, что он не сводник, он другой… и опять эта чехарда с определениями собственного кредо. Голова еще не отошла от клофелиновой атаки. «Буду называться консультант по гендерным вопросам… нет, звучит нелепо, да и слово это еще не прижилось, несведущие будут шарахаться. Надо брать шире… по межличностным контактам», – колебался Каспар.

Хотя что толку! Сколько лет он уже выдумывает себе уютную нишу между ремеслом и призванием, и до сих пор никакой определенности! И сам он одинокий и никчемный. Игорек прав: опыт – единственный учитель. Человек, ни разу не терявший головы от любовной биохимии, – мудрец-скопец в мировом гареме. Каспар содрогнулся от аналогии, но решил себя не щадить, развенчать до донышка… Ведь вся эта спонтанная терапия, все эти Фелиции и прочие – для того, чтобы заполнить пустоту на том месте, где должна быть его, Каспара Ярошевского, собственная личная жизнь. Ежу понятно. Но ежи куда догадливее людей. Двуногим беднягам так сложно дойти до очевидного своими мозгами! Каспар давно подозревал, что чертовски боится женщин. Куда больше, чем достопамятный гемофоб Фаныч! Но здесь закралась системная ошибка. Не женщин боится доктор Ярошевский, а неминуемых семейных трагедий. Его сознание ранено стойкой мыслеформой о связи любви и смерти. Или брака и смерти – не важно. Бог даст тебе подругу жизни, а она возьмет и умрет. Как мама. А о детях и вовсе думать страшно: Аврора вон какая была крепкая, справная – и та сгорела в мгновение. А детеныш – ребенок… котенок… олененок, – воспеваемое Авророй сокровище, и вовсе хрупкий кусочек божественной глины. Как его уберечь?!

Нет, нет, только безопасное одиночество! Недаром свадьбы и похороны неумолимо похожи. Чур меня!

Вот тебе, консультант по личным неудачам, и ответ. Нелицеприятный до крайности: такие фобии обычно присущи барышням на грани истерии. В умных книжках так написано. Западло правильному пацану от бабской болячки гнить. И кто теперь, спрашивается, сошьет сапожнику сапоги?

Надо было отравиться клофелином, чтобы докопаться до истины. Или – окончательно признаться самому себе в беспомощности, что суть одно. От истины цепенеешь и бездействуешь, как от легкого электрошока. А может, не мудрствовать лишку? Просто возраст подошел, и барину пора жениться… И мама, которая в раю ждет от сына идеального брака, ни при чем? Так просто свалить вину за свое несовершенство на безответную родную душу. Но, как ни крути, есть предписание: единственный сын не должен быть неудачником! Он не смеет быть несчастным. И нездоровым – эта установка в нагрузку от Сашеньки! Как же это, оказывается, сложно – не думать о белой обезьяне…

Глава 11

Радость печатного слова

Из спонтанных Сашенькиных афоризмов: «Я бы не советовал тебе, душенька, менять конец на переправе…»

Разыгравшуюся депрессивную лихорадку нарушил таинственный Шлыков. Даже его имя заранее вызывало антипатию. Рома Шлыков, или коротко Шлык, оказался язвительным яппи в клетчатом пиджаке, несмотря на жару, и круглых очках. Его напористость слегка смягчал провинциальный акцент, но все же Каспар мучительно смутился, когда Бекетов замолвил о нем словечко своему новому понтоватому приятелю.