Тоби Янг - Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть Страница 23

Когда я смог справиться с эйфорией — пишущий редактор! — то решил, что пришло время серьезно обосноваться в Нью-Йорке. С пресс-карточкой «Вэнити фэр» и моим именем в его выходных данных мне были вручены ключи от города. Оставалось лишь умело ими воспользоваться. Я открыл, что секрет успеха в обществе Манхэттена заключался в том, чтобы оказаться в «нужном списке». И для этого мне не потребовалось разыгрывать из себя Шерлока Холмса. Осенью 1995 года самым труднодоступным местом в городе был «Бауэри бар», клуб с Четвертой Восточной улицы, и, несмотря на мои бесчисленные попытки попасть туда, мне до сих пор не удалось пройти мимо стоящих у входа «планшеточных нацистов». Чтобы получить представление о тамошней клиентуре, достаточно было взглянуть на сделанную кем-то, недовольным таким соседством, неоновую вывеску с изображением огромной стрелки, указывающей на вход в клуб. Над ней были перечислены следующие группы: «нео-траш»,[51] «скучные яппи»,[52] «псевдомодели», «сутенеры на лимузинах» и «конформисты в черной коже».

Самое обидное, что ни один из приемов, с помощью которых я проникал в клубы Лондона и которые были отработаны мною до совершенства, не действовали в «Бауэри бар». Больше всего мне нравилось влезать с девушкой без очереди и, повернувшись спиной к вышибале, нагло заявлять, что я пришел сюда с «этим человеком», указывая на девушку, а не с «этим» или «тем», тыкая пальцем на парочку безнадег, ожидающих в очереди. Вышибалы настолько привыкли к подобному поведению постоянных клиентов, что обычно пропускали нас без единого слова.

Другой безопасный способ заключался в том, чтобы, подходя к клубу, сделать вид, будто между мною и моей подружкой в самом разгаре полномасштабная ядерная война. Мало кому охота оказаться втянутым в «семейные разборки», поэтому, как правило, вышибала старается поскорее пропустить нас внутрь.

Но планшеточные нацисты «Бауэри бар» были сделаны из более закаленного материала. Мне довелось видеть, как зрелые женщины пускались на отчаянные меры, пытаясь попасть внутрь. Так, на моих глазах привлекательная женщина 30 лет — без сомнения, из категории «псевдомоделей» — заявила одному из вышибал, что она спит с владельцем.

— Извините, леди, — ответил тот. — Но кроме вас, с ним спит половина женщин этого города.

Нет, единственный способ попасть в этот бар — быть в числе тех, чьи имена администратор, скучная яппи, держала «возле двери». На клубном жаргоне это означало, что в заведение можно попасть «только по списку» — не было ни пригласительных, ни билетов, и никого нельзя было привести с собой, если его имя отсутствовало в списке. Проблема была в том, как в этот список попасть…

Ответ — умаслить пресс-агента, клиентом которого является «Бауэри бар». Если вы одинокий 30-летний журналист, мечтающий хорошо провести время в Нью-Йорке, вам надо попасть в правильный список, а для этого требуется «подружиться» с нужными PR-агентами. Они являются стражами того, что Энтони Хейден-Гест, ветеран вечеринок Нью-Йорка с 20-летним стажем, называет «ночным миром». Небольшая группа таких пресс-агентов контролировала доступ во все самые лучшие клубы и рестораны города, не говоря уже о церемониях открытия магазинов, презентациях товаров и премьерах кинофильмов. И если ваше имя не значится в их карманном компьютере «Палм пайлот», вы не сможете получить ни одного приглашения.

И так было всегда. Еще в 1892 году «Нью-Йорк таймc» опубликовала «список 400», предположительно полный список членов нью-йоркского светского общества, составленный Уордом Макаллистером,[53] ранним прототипом современного пресс-агента. Макаллистер женился на деньгах и свой список составил для того, чтобы дать новое определение «светскому обществу», состоящему из «аристократов» — старой гвардии выходцев из знатных европейских семей — и «нуворишей» — людей, как и он, разбогатевших совсем недавно. То, что в его список вошло лишь 400 человек, объяснялось размерами бальной залы миссис Джон Якоб Астор, которая могла вместить только такое количество людей.

Современный эквивалент списка называется «400 наиболее известных людей», и его составителем является Пэт Кингсли, пресс-агент таких звезд как Том Круз, Шарон Стоун, Арнольд Шварценеггер, Деми Мур, Аль Пачино и Джоди Фостер. У всех успешных PR-агентов имеется своя база данных по VIP-персонам, отранжированным в зависимости от того, насколько они востребованы в обществе. По их утверждениям, данные обновляются каждые десять минут. Они редко используют такие грубые термины как «А-лист», «В-лист» и «С-лист», на случай если кто-нибудь из клиентов начнет «метать гром и молнии», когда до него дойдет слух, что он уже не самый-самый. Например, база Джеффри Джа, который называет себя «клубным промоутером»,[54] состоит из 8000 имен, рассортированных следующим образом: «АААА» (топ-модели, рок-звезды, кинозвезды, главные редакторы), «ААА» (лучшие из лучших из тех, кого ты знаешь), «АА» (хорошие, но не лучшие) и «А» (если тебе нужно заполнить стадион).[55] Это немного напоминает деление презервативов на «громадные», «очень большие» и — для тех, кого природа обделила, — «большие». Некоторые пресс-агенты используют систему классификации, где нет и намека на иерархию. Лиззи Грубман, пресс-агент, о которой отзывались скорее как о «царствующей королеве ночной жизни Нью-Йорка» (так было до тех пор, пока она не въехала на своем «мерседесе» в толпу людей, стоящих возле ночного клуба в Хэмптонсе летом 2001 года), разделила свою базу данных на «модель», «знаменитость», «мода», «малыш», «главный редактор» и «светские люди», что подозрительно напоминало деление на «неотраш», «скучных яппи», «псевдомоделей», «сутенеров на лимузинах» и «конформистов в черной коже».[56]

Наиболее влиятельным пресс-агентом Восточного побережья является Пегги Сигал, которая занимается организацией всех наиболее гламурных кинопремьер, но если вы хотите попасть в самые модные бары и клубы Нью-Йорка, то вам следует обратить внимание на группу, состоящую преимущественно из молодых евреек, самые влиятельные из которых входят в группу, известную под именем «Семь сестер», хотя реальное количество ее членов куда больше.

Каким же образом можно пробиться в их узкий круг? Например, прямо через постель. Как сказал Бобби Зарем, убеленный сединами ветеран PR-индустрии, этот избранный круг убер-пресс-агентов только и мечтает о том, чтобы «затащить кого-нибудь в постель». Однако данный вариант чреват тем, что как только вы перестаете с ними спать, они вычеркивают вас из своих списков — навсегда. В Нью-Йорке много таких неудавшихся Казанов, которые сделали ошибку, попытавшись пробить себе дорогу через армию женщин-пресс-агентов, чтобы через полгода обнаружить, что все двери перед ними закрыты отныне и навсегда. Но в любом случае я не относился к тому типу мужчин, которых эти женщины называют «лапочкой».

К сожалению, если вы лысеющий британский журналист, единственный способ попасть в их список — регулярно привлекать внимание к их клиентам на страницах печатных изданий; то есть, как они выражаются, от вас требуется быть «рекламоспособным».[57] И хотя я не считаю себя образцом журналистской неподкупности, меня не слишком устраивал подобный обмен. Как редактор «Модерн ревю» я считал PR-агентов врагами. Их работа состояла в том, чтобы убедить моих авторов благосклонно отнестись ко всему, что они продвигали, а моя задача заключалась в том, чтобы гарантировать беспристрастность моих сотрудников. Каждый присланный нам пресс-релиз отправлялся прямиком в «цилиндрический файл», как мы называли мусорную корзину. Впрочем, к пиарщикам относились с презрением на всей Флит-стрит. Они подкупленные агенты, поэтому даже те из нас, кто стоял на самой низшей ступеньке в профессиональной иерархии — даже авторы дневников, — не имели права поддаться на их уговоры. Конечно, мы не отказывались от «халявы», но написать в ответ что-нибудь лестное и хвалебное считалось дурным тоном. И поскольку это касалось большинства из нас, отношения между журналистами и пресс-агентами по своей сути были враждебными.[58]

Чего не скажешь о Нью-Йорке, где и те и другие были словно самые лучшие друзья. Как высказалась Элизабет Харрисон, одна из «Семи сестер»: «Журналисты больше не освещают жизнь светского общества — они являются его частью». Это довольно странно, потому что во многом американские репортеры куда щепетильнее, чем их британские коллеги. Например, когда дело доходит до точности фактов, их стандарты во многом превосходят наши. Даже моя статья об Уэйде Домингезе, состоящая всего из 175 слов, подверглась такой жесточайшей проверке, что, мне кажется, с «проверяющим» я общался больше, чем с самим Домингезом. Не менее дотошны они и в отношении объективности материала, делая все необходимое, чтобы каждая из спорящих сторон получила возможность высказать свою точку зрения. Даже в такой правой по своим политическим убеждениям газете, как «Нью-Йорк пост» Мердока, идеология ограничена редакционной колонкой. В целом американские журналисты в отличие от нас гораздо серьезнее относятся к своим обязанностям представителей четвертой власти.