Василий Аксенов - Ленд-лизовские. Lend-leasing Страница 23

Вот так случилось и в то утро, когда мы, детвора, пионерия, валялись на пляже и предавались болтовне о любимых книгах, когда по тропинке вниз сбежала с хохотом и вприпрыжку Эля в тренировочных штанах и в майке с короткими рукавами, а вслед за ней, откашливаясь и отхаркиваясь, появился в кителе с рукавом, заправленным в карман, директор Стручков. Он, как всегда, курил папиросы-«гвоздики», образуя над собой стойкое облако дыма, что соперничало с роем лесных комаров.

Элька тут же разделась почти догола, то есть осталась в купальнике. Профессорский сын Осиповский стал нашептывать профессорскому сыну Ратнеру: «Запоминай ее формы, Алька; вот уж на ночь подрочим возле корпуса!» Ратнер вспыхивал благородным гневом: «Да как же тебе не стыдно, Лев! Не позорь отца! Не позорь деда и прадеда!»

Казань и Булгары давно были известны профессорскими семьями, династиями и кланами, в которых новая поросль беспрекословно следовала по пятам родовых предшественников.

Пристыженный Ратнером Осиповский обычно изображал обезьяну, скакал и закрывал свою башку портфелем.

Директор до пляжа сразу не дошел, а присел в кустах и скрылся из виду. Можно было подумать, что присел по-большому, однако следующий за Крутояровой Осиповский потом нам рассказал, что герой Дуги обычно приседает в кустах, чтобы достать из портфеля поллитровочку.

Едва только он вышел из кустов, как там явился шпион Осиповский. У того обе руки были при деле. Одной он наводил театральный биноклик на Крутоярову, а другой что-то делал в нижнем этаже своего организма.

«Дрочит!» – сказал презрительно Ратнер и сплюнул.

Стручкова по дороге к пляжу слегка качнуло. Он ухватился за ствол сосны и удержал равновесие, после чего козлетоном пропел: «Горит в сердцах у нас любовь к земле родимой» – и тем же козлетоном со странной игривостью подскакал к нашей компании: «Ну, пионерия, собирайся в плавание! Отправимся на баркасе в Свияжск за песком!»

Наш пляж песком был не богат. Пионеры там загорали на камнях и на досках, а вот через реку, возле заброшенного святого городка, простирались обширные песчаные пляжи. Все тут повскакали с энтузиазмом. На тот берег! Да еще на баркасе!

Великолепная экспедиция! Баркасом тут называлась большая рыбацкая лодка с моторчиком и с веслами. Все начали хлопотливо готовиться в поход. К одной из левых уключин и к одной из правых привязали пустые ялики. В них побросали несколько лопат. Через несколько минут все были готовы – Сагдеев, Садовский, могучий мальчик Ратнер и дерзновенный Акси-Вакси, который на самом деле слегка бздел перед лицом довольно сильного потока, стремящегося к великанской Волге.

Эля Крутоярова между тем, закрыв глаза и вытянувшись всем своим длинным телом, загорала на причале. Директор положил на корме баркаса свой портфельчик и по причалу отправился к своей пассии. Между прочим, откуда Акси-Вакси мог почерпнуть такие словечки, как «пассия»? Ответ прост: из Тургенева. Итак, наш директор, похожий на актера Петю Алейникова, вихляя бедрами в тангообразных движениях, приблизился к лежащей «пассии» и залепил ее свежий рот безнравственным поцелуем.

Эля Крутоярова ответила на этот поступок ожесточенным сопротивлением: «Товарищ директор, что за манеры? От вас несет маринованным луком!»

Стручков сбросил пиджак и стал пальцами уцелевшей руки изображать игру на аккордеоне. Болталась из-под рукава «бобочки» разветвленная культя. Странным образом Эля вдруг приласкала эту культю. Он всхлипнул с жалкой иронией к самому себе: «До сих пор живой и здоровой ее воображаю… А-а, гори все огнем, давайте, что ли, споем, хлопцы?! Тихо вокруг, только не спит барсук…»

Эля взялась причесывать свое богатство – водопады волос: «Перестаньте, товарищ Стручков! Ведь с нами дети!»

Расхохотался Осиповский. Он был на два года старше наших пацанов и повсюду распространял не совсем проверенные данные о том, что бреется регулярно дважды в неделю. «Из этих детей, Эля, кого бы ты усыновила?»

Вся компания расхохоталась. Один только Алик Ратнер, большущий ребенок рентгенологического семейства Ратнеров, отвернулся с досадой. Какая пошлость!

Мы столкнули наши лодки с отмели, и караван тронулся в путь. Тихо, как примус, тарахтел запущенный директором моторчик. Мы все сидели на скамейках в несколько небрежных позах, как будто матросы фрегата «Астролябия», как будто подобные экспедиции для нас привычное дело, как будто мы уже самые настоящие юнги с Валаама, как будто нам и северные конвои ленд-лиза по плечу, однако у каждого наверняка чуть-чуть подрагивала селезенка.

Свияга в этом месте была слегка пошире своего обычного деревенского течения, однако за несколько минут мы уже достигли середины. Осталось метров сорок-пятьдесят до плоского берега и можно было вроде бы не волноваться, когда вдруг заплясали на волнишках пустые ялики, а затем и баркас стал как-то медлительно раскручиваться. Оказалось, что суденышки попали в какой-то сильный поток, напоминающий хребет осетра; он стал относить баркас, а за ним и ялики вниз по течению. Из-за холмов на берегу уже стали подниматься изувеченные купола и гнутые кресты оскверненного Свияжска.

«Ребята, все на весла!» – крикнула вроде бы спокойно, а на самом деле с небольшой ноткой истерии Крутоярова. Сама она прыгнула к носовой паре весел. Женственные руки превратились в сгустки героических мускулов. Ребята кое-как разобрались с оставшимися веслами, каждый тянул одно весло; видно было, что никто из нас не умеет грести, а только лишь видел это дело в кино. Осиповский, на которого весла не хватило, пробрался на нос, за спину физручки, и вытащил свой театральный бинокль. Директор на корме прибавил газку, и баркас худо-бедно пересек поток и стал скользить к спокойной бухточке.

Акси-Вакси, забыв о своей водобоязни, почувствовал вдохновение. И запел: «По морям и океанам злая нас ведет звезда» – то есть из кинофильма «Остров сокровищ». Все подхватили: «Бродим мы по разным странам и нигде не вьем гнезда!»

Наконец все три лодки уткнулись в песок. «Слава нашим капитанам!» – прокричала Эля и показала на директора. Все вылезли на пляж. Ратнер торжественно объявил: «Экспедиция Колумба высаживается на острове Сан-Сальвадор. Америка открыта, товарищи!» Интересно, что благодаря неожиданному месту высадки мы увидели весь полуразрушенный и полностью заброшенный город церквей и монастырей.

Директор Стручков после пересечения водного потока немного отрезвел. Он надвинул на глаза кепку и из-под козырька сурово смотрел на Свияжск.

«А что, товарищ директор, неужели тут немцы бомбили?» – спросил Валера Садовский. Директор сузил глаза: «Да нет, брат, тут не немцы бомбили…» Видно было, что не хочет продолжать тяжелую тему.

А тут еще не по годам и не по росту развитый Вовка Осиповский влез с очередным малоприятным вопросом: «А что, товарищ Стручков, помолиться бы не возражали? Замолить, как говорится, свои грешки?»

Акси-Вакси, честно говоря, удивился, с какой наглостью четырнадцатилетний пацан разговаривает с героем войны. Стручков даже не посмотрел в сторону Осиповского. Он отвечал своим собственным мыслям: «Я уже все грешки свои отмолил, товарищи пионеры».

Тут уже физкультурный руководитель экспедиции вступила со своей лирической, как будто из пьесы Мясопьянова, программой. Раскрыла большие, хотя и часто в сумерках исчезающие из поля зрения, руки: «Ах, какая ширь! Как легко здесь представлять себя частицей родины! Ну, товарищи пионеры, будущие мужчины, разбирайте лопаты – и за работу! А мы, женщины и инвалиды, отправимся в родные поля, чтобы собрать гербарий для альбома «Люби свой край»!»

Она подхватила Стручкова под здоровую руку и повлекла его в обход городка в мягкие и здоровые ковыли, которые дышали как чудесная природная аптека и среди которых, словно карибские островки, возникали то камыши, то широколистный кустарник. И вскоре они исчезли из поля зрения.

«Е…ться пошли», – авторитетно заявил Вовк Осиповский. «Никогда в это не поверю, – категорически отрезал Валерик Садовский. – Эльмира обладает божественным телом, она не отдаст [его] никому!» Вовк Осиповский хохотнул: «Сопляк и гугак! Ты бы в парке Тэпэи погулял, вот там через каждые десять метров натыкаешься на такие инвалидные парочки под кустом».

Потом все разобрали лопаты. Несколько минут не могли съехать с темы божественных телес, но потом Сэр (Серега) Холмский всем предложил вообразить себя в долине Калифорнии.

«Ура! – все заорали. – Золотая лихорадка!» Так назывался трофейный фильм, взятый где-то на Западе нашей доблестной армией. Для того и шли туда, на Запад, пробивались!

Ялики довольно быстро наполнились, как говорится, «под завязку» великолепным, словно пудра, песком. Решили слегка примять это сокровище. Запрыгнули и поплясали в обоих яликах. После этого еще добавили. Вот, говорили пацаны, промоем это добро на нашем берегу и найдем самородки. Тут разгорелась схватка со стрельбой с бедра. Таскали раненых за ноги, иной раз приканчивали, чтоб не страдал, кто-то клялся верностью навсегда, гремела песня: