Андрей Кузечкин - Не стану взрослой Страница 23

Поднялся наверх по длиннющей деревянной лестницей, упиравшейся в двери туалетов, мужского и женского. Площадка удивительно чистая, даже не натоптано, не говоря уже об окурках и кожуре от семечек.

Открыв дверь, очень толстую, Максим оказался в просторном помещении. Вдоль стен — столы с компьютерами. Посетителей немного — человек восемь. Все школьники, если не считать одного парняги внушительных размеров. Да это же Вадим Мельников!

— Привет, Вадим.

— О, — мрачно удивился он. — А ты какими судьбами тут?

— Ищу одного парня, Сашу Колосова. Знаешь такого?

— Знаю. Только его здесь уже дней десять как нет. Раньше он раз в два-три дня стабильно появлялся… — Вадим почесал ладонь о щетинистую щеку и поинтересовался:

— А на фига он тебе?

— Денег должен.

Вадим понял, что это не его ума дело, и умолк.

Так вот куда он уходит каждый день — в компьютерные игрушки по сетке играть! Неинтересно.

А здесь неплохо. Чисто, и никакой вони. Напротив, Максиму показалось, что в помещении витает еле заметный аромат некоего благовония, сандала либо ладана. Не было слышно и мата. Небольшая бригада мальчишек колотила по клавишам компьютеров молча, с сосредоточенными лицами, лишь один из них вскрикнул вдруг: «Ну ты, блин!..» — и тут же затих, сконфуженно глядя в сторону администратора.

Максим проследил за его взглядом и изумился еще больше: за администраторским компьютером сидел бородатый поп в рясе. Священник погрозил пальцем, сурово сдвинув густые брови, и важно произнес:

— Блины будешь дома стряпать, блинопек!

— В шоке, да? — спросил Вадим. — Этот салон принадлежит нашей церкви. Здесь нельзя ругаться, плеваться, пить и курить. И жвачку жевать, и семечки грызть. Зато цены ниже, чем во всех остальных салонах.

— Я думаю, и доходы невелики?

— А они не ради доходов все это сделали, а для того, чтобы школота по улицам не шаталась. — Он перешел на шепот: — Попов ненавижу с детства. Хожу сюда только потому, что здесь тихо и уютненько. Можно посидеть, повариться в собственных мыслях. Ну, ты понимаешь…

— Ах ты, мыслитель!

Мальчишки начали бросать в сторону Максима любопытные взгляды.

— Я тебя умоляю, — прошептал он на ухо Вадиму. — Только не говори им, кто я такой.

— Договорились.

Максим двинулся к выходу. Не удержавшись, по пути завернул к столику администратора и с невинным лицом спросил:

— Вы случайно не из этих… не из православных геев?

— Я-а-а тебя! — протянул поп, показав огромный волосатый кулачище.

Присмотревшись к Максиму, произнес совсем другим тоном: — Ты смотри, кого к нам Бог занес! Поздравляю!

— С чем? — обалдел Максим.

— С победой. На чемпионате «Панда геймз».

Говорил священник размеренным, полным достоинства баском, отчетливо окая.

— А вы откуда знаете?

— Ну что ж мы, прости, Господи, новостей «Яндекса» не читаем? — усмехнулся сквозь бороду священник.

Максим опустил пониже козырек бейсболки и выбежал из помещения.

Видео: Михаил Слегой и Мария Иванова. Источник: young4ever.org

Камера подрагивает — ее держат в руках. В кресле светловолосая девушка из категории «миленькая, но ничего особенного». На ней шлепанцы и домашний халат, в руках сигарета.

Мария. Снимаешь, да, Миш? (Заученно.) Здравствуйте, меня зовут Маша Иванова, мне восемнадцать, я в теме три недели. Три недели назад меня не допустили до сессии. Сначала не допустили, а потом официально отчислили. Домой я еще не вернулась. Мои родители уверены, что у меня сейчас сессия. Если они узнают, что меня выгнали за прогулы, то просто не пустят обратно. Они же столько своих денег отдали, чтобы я поступила…

Мой друг Миша в теме четыре с половиной месяца. Он убедил меня стать вечно молодой. Мы с Мишей решили не ждать двадцати одного. Мы уйдем сегодня. (Нормальным голосом.) Ну как, нормально получилось?

Михаил (за кадром). Ага, супер.

Разворачивает камеру к себе. Лицо широкое, похожее на боксерскую перчатку.

Меня зовут Михаил Слегой. Мне двадцать. Да, я уговорил Машу. Ведь отчислили ее в какой-то степени из-за меня…

Мария(за кадром). Да ладно, Миш!

Михаил. Да, из-за меня. Поэтому я ее уговорил. Если мы уйдем вместе, то получится, что никто никому ничего не должен. И спрашивать не с кого. Лично я решил стать вечно молодым по своей воле. Причины? Никаких. Захотел, и все. Понял, что это мое. А еще я Машку люблю очень. И не хочу когда-нибудь увидеть ее старой и толстой. Все. С вами были Миша и Маша. Маш, давай сюда.

Отводит руку с камерой так, чтобы в кадр попали оба. Мария обнимает его. Михаил кивает — это сигнал.

Мария и Михаил (Хором). Мы прожили долгую жизнь и ни о чем не жалеем!

4. Ночь воскресенье — понедельник

— Знаешь, как меня в школе дразнили? — спросила Элла.

— Откуда я могу это знать?

— Ну, догадайся…

— Ну, я могу попытаться… только не хочу тебя обижать.

— Ты меня не обидишь.

— Ну, тогда держись!

Максим потер указательным пальцем подбородок, пошарил в запасниках памяти, вспомнил слова, которые слышал утром от Кости, и предположил:

— Фрикаделька?

— Угадал. Элька-фрикаделька.

— Ничего себе! А ведь я просто так предположил.

— А мне всегда нравилось. Фрикаделька — как будто от слова «фрик».

— А я бы назвал Элька-карамелька.

— У меня была кошка Карамелька. Ты любишь кошек?

— Не-а. Ни кошек, ни собак.

— Животных вообще не любишь?

— Я к ним равнодушен… Хотя если честно — я обожаю панд.

— Да, они забавные.

— Я как-то раз даже специально ездил в столицу, в зоопарк, когда из Китая привозили двух панд, Бэнь-Бэнь и Вэнь-Вэнь. Честно: стоял перед клеткой, смотрел, как они хавают бамбуковые побеги, и не мог оторваться. Просто стоял и дико ржал. Они на людей чем-то похожи. Вот заработал бы я кучу денег — отгрохал бы себе особняк, трехэтажный, завел бы себе парочку панд. И даже отвел бы им один этаж.

Скамеечка была удачно скрыта от взглядов прохожих кустами. Здесь можно хоть развратом заниматься, но Максим пока что этого не планировал. Ему даже целоваться с Эллой не очень хотелось, хотя это было по-прежнему приятно.

Вкусно пахло липами.

— Максик…

— Да?

— А почему ты выбрал именно меня?

— Понравилась твоя фотка.

— Да это стремная фотка!

— Вот именно. У тебя там такое лицо, будто тебе на все покласть.

— Ну, так и есть, если че…

— Вот-вот. Ты мне понравилась, потому что ты настоящая, не такая, как большинство девчонок. А еще ты немного на панду похожа…

— Я? — она негромко фыркнула. — Вот здорово…

Пауза для поцелуя.

— Как там твои родители?

— Нормально, а что?

— Они тебя отпустили?

— Да, на всю ночь. Ругались, а потом отпустили.

Интересно, подумал Максим, а почему меня не покидает ощущение, будто ты нагло врешь? Точнее, недоговариваешь.

Нет, правда — почему? У Максима нет причин ей не доверять. В конце концов, она же здесь — значит, ее и правда отпустили. Или она сама ушла — неважно. Другой вариант — у нее есть кто-то еще, кроме Максима. Вот и славно! Когда он навсегда уйдет, Элла вернется к своему парню и будет счастлива с ним, а Максима скоро забудет.

От таких мыслей Максиму стало приятно, он крепко взял Эллу за затылок, запрокинул ей голову и опять всосался в губы долгим, жадным поцелуем.

М-да. Неплохо, но все равно уже не то. У Карины губки поприятнее.

— Нам еще долго? — спросил он.

— Они собираются в десять. Еще час.

— А что так поздно?

— Ночью база стоит дешевле.

— Тогда понятно. А они не против, что мы там появимся?

— Нет. Я туда могу приходить в любое время. А ты — со мной.

Девочка не так проста, как кажется, отметил Максим.

— Скажи, милая моя, а ты согласна с песней «Не стану взрослой»?

— В смысле?

— В смысле: тебе не страшно взрослеть?

— Не-а, — ответила Элла, подумав с несколько секунд. К вопросу она явно была не готова. — А надо?

— Ну, ведь ты же не будешь носить все это всю жизнь: пирсинг, драные джинсы. Придется когда-нибудь снять, когда повзрослеешь.

Она пожала плечами, очень красноречиво. Дескать, вот тогда и посмотрим.

— Ты уже думала, чем будешь заниматься?

— Сначала образование получу. А там уж не останусь без дела.

— Какой оптимизм. А представь себе ситуацию: ты закончила вуз и вдруг поняла, что ты абсолютно ничего не умеешь, что твой диплом — пустая бумажка, и никому ты особенно не нужна. А ведь надо работать, надо устраиваться в жизни…

— Я не думаю об этом, — призналась Элла.

— Знаешь, кому я завидую, Эля? Тем, кто с семнадцати лет где-то подрабатывает. Дело не в том, что он зарабатывает деньги, — а в том, что он точно знает, на что способен. Вот ты работала где-нибудь когда-нибудь?