Бенджамин Леберт - Crazy Страница 24

— Чарли Леберт? — переспрашивает Янош. — Очень приятно! — Он звонко хохочет.

На табло загорается 31.

— Ребята! Здесь, у меня, вы в безопасности, — говорит Леберт. — Сегодня сбацаем настоящую вечеринку! Если чего хотите, то достаточно просто сказать! Кстати: что будем пить?

— Баккарди для всех, — отвечает Янош.

— Запиши на мой счет, — говорит Замбраус.

— Спасибо, — говорит Шарик, — но у меня есть еще один вопрос.

— Валяй! — говорит Леберт глубоким голосом.

— Как вы думаете, нельзя ли здесь получить жареную свинину?

— Жареную свинину… — повторяет Леберт. — Ты же в стрип-баре!

— Да, я знаю, но, может быть, у вас завалялся кусочек. Я ведь… в общем, я довольно голоден!

— Ну хорошо, я посмотрю, что тут можно сделать. А пока баккарди.

Ставит на стойку высокие красные бокалы с соломинкой и кусочком лимона. Парни стараются выпить до дна как можно быстрее. Замбраус платит. Я не тороплюсь.

К нам подходит полуголая дама. На ней сине-белые трусики с блестящими красными полосками.

Сверху прикрыты разве что соски. Голубой меховой накидкой. В длинных каштановых волосах мерцает красное конфетти. Нежное лицо накрашено очень выразительно.

— Сэмми! Что это за сладкие парнишечки рядом с тобой?

На табло уже 22.

— А, Лаура! Очень приятно снова тебя увидеть. Это воспитанники интерната. Сбежали. А я привел их сюда.

— Какие милашки! Особенно вот этот, — и она показывает на меня.

Подходит ко мне, колыхая тяжелыми грудями. Гладит меня по волосам.

— Через пару лет ты станешь по-настоящему красивым мужиком, тебе это известно?

У нее мягкий голос. Я смотрю прямо в разрез накидки. Парни воодушевились. Делают большие глаза. Может быть, баккарди прибавил им мужества. Янош обнимает Лауру за талию.

— А в один прекрасный момент вы тоже выйдете на эту сцену? — В его голосе слышится ожидание.

— Выйду конечно, сразу после Анжелики. Сегодня я буду танцевать только для вас. Для вас, мои сладенькие!

Уши Яноша становятся темно-красными. Он смотрит в пол.

— Лаура, не порти мне мальчиков, — говорит Леберт и смеется.

— Ни за что! Мне все равно пора идти. Ладно, пока! Всего хорошего, сладенькие! И не подходите слишком близко к Сэмми! Он же тигр!

Со смехом она исчезает в толпе. Сзади трусики почти полностью отсутствуют. Вся задница видна. Мне бы хотелось утонуть в этой заднице целиком. Да и с остальными дело обстоит не лучше. Все уставились ей вслед. Замбраус и Леберт ржут. Задница у нее слегка загорелая. Вытянута вверх. Половинки почти приклеились друг к другу. Выглядит очень сексуально. На табло цифра 10. Она больше остальных цифр. Янош вздымает руки вверх.

— Наконец-то! Началось! Господи! Благодарю тебя за жизнь!

Он еще раз заказывает баккарди на всех. Леберт не задает вопросов о возрасте. Он вообще только улыбается. Может быть, у него сегодня просто хороший день. Он наливает баккарди. Мне приходится быстренько опрокинуть свой все еще полный бокал. От этого мне не очень хорошо. Все кружится. Я откашливаюсь. Остальные вылакали уже по второй порции. Собственно говоря, свою я хотел оставить на потом. Но толстый Феликс опрокидывает мне бокал прямо в глотку. Внутри сразу же становится тепло. Чувствую, как колотится сердце. Такое впечатление, что там у меня молоток. Я чихаю. Вспоминаю про Лауру. И про маму. Надеюсь, у нее все хорошо. И надеюсь, что она не очень беспокоится. Ведь в принципе сейчас я мог бы поехать к ней. Но я этого не сделаю. Это все равно ни к чему. Вдруг становится темно. На табло появляется большая единица. Меня покачивает вперед-назад. Неожиданно громко вскрикивает Янош. На меня ложится по крайней мере четыре руки. Я бреду к сцене, сгибаясь под тяжестью не менее шести человек. Толстый Феликс вливает мне в глотку что-то еще. Как будто пиво. Но привкус какой-то другой. Из динамиков несется звонкий голос диджея. Его как будто вбивают мне в голову. Сегодня для вас в пятый раз выступает Анжелика! «The way you make me feel» Майкла Джексона рассыпается у меня под ногами. Парни орут. Я спотыкаюсь. Вижу лицо Яноша: «Леберт! Этот вечер я не забуду никогда. Это я тебе точно говорю! А значит, никогда не забуду, как тебя зовут!»

Он проводит мне рукой по волосам. Улыбается. Никогда еще я не видел, чтобы Янош так улыбался. И никогда больше я не увижу у него такой улыбки. Трой. На его лице радость, как будто прибитая гвоздями. Или же большими кнопками. И толстый Феликс тоже смеется. Высоко подскакивает. Тянет меня. Не может дождаться Анжелики. Освещено только одно бедро. Потом другое. И наконец вся женщина. Анжелика. На ней черный мужской костюм. Бедра ходят ходуном. Волосы черные. До шеи. Лицо нежное и чистое. На нем блестят маленькие карие глаза. В ней самое большее метр шестьдесят сантиметров. Она на высоких каблуках. Черные замшевые туфли. Правой ногой она охватывает железный шест. Расстегивает брюки. Съезжает вниз по шесту. В публике слышатся дикие возгласы. Янош тоже кричит. Проводит рукой по волосам. Хватает Феликса за спину. Мы подпрыгиваем. Под брюками у Анжелики черные трусики. Она облизывает палец и заводит его внутрь. Слегка поигрывает. Косит своими карими глазами. У меня начинается эрекция. Члену становится тесно в джинсах.

Чувствую себя великолепно. Все вращается. Мне всё по барабану. Полногрудая подружка отца. Мамины страхи. Любовь сестрицы. Мне хочется только на сцену, к Анжелике. Хочется вылизывать ее зад. Янош сует мне в руки десять марок.

— Спорим, ты побоишься вылезти на сцену и засунуть деньги ей в трусы?

— Еще как не побоюсь.

— Вместе? — спрашивает Янош.

— Вместе.

Мы протискиваемся сквозь толпу. У меня все аж троится. Хорошо, что Янош поддерживает. Мы дрожим. Перед сценой останавливаемся. Анжелика сбросила пиджак. Под ним полосатый бюстгальтер тигровой расцветки. Кожа у нее блестит. Я почти готов. Пол под собой не чувствую. Янош обнимает меня за плечи. Пытается встретиться с Анжеликой глазами. Голова у меня просто пылает. Бюстгальтер летит на пол. Вижу сиськи Анжелики. Больше всего мне хочется умереть. Они похожи на два спелых персика. Круглые и красивые. Темнокрасные соски. Публика беснуется. Флориан и остальные продвигаются вперед. Толстый Феликс опрокидывает мне в глотку еще что-то. Похоже на анис. В горле начинает гореть. Флориан и Трой заталкивают меня на сцену. Янош влетает следом. Публика хохочет. Десятка дрожит у меня в руках. Я встаю на колени. Пупок Анжелики двигается прямо передо мной. Мне видна ее потная кожа. Чувствую ее запах. Анжелика кладет мои руки себе на бедра. Я в них погружаюсь. Кажется, что груди разошлись в стороны. Лбом я упираюсь ей в живот. Сзади в публике поднялся какой-то разгневанный старик.

— Чьи это дети? Уберите их со сцены!

Замбраус поднимает руку:

— Это мои дети.

Разгневанный мужик замолчал. Несолоно хлебавши опускается на свой стул.

— Ну, давай же! — кричит Янош.

Голос у него дрожит. Он с диким видом трясет головой, запрокидывает ее. Рукой проводит по полу:

— У нас получится!

Он медленно выпрямляется. Я обвожу рукой Анжеликин пупок. Десятка повторяет мои движения. Постепенно я опускаю руку ниже. Засовываю мизинец ей в трусики. Слегка оттягиваю их. Янош тяжело дышит. Я полностью оттягиваю трусы вниз и бросаю в них деньги. На мгновение я оставляю их в таком положении и рассматриваю сокровище Анжелики. Все слегка размыто. Черные волосы. Выбритые в форме стрелы. Янош наклоняется надо мной. Он тоже заглядывает в трусы. Я вынимаю мизинец. Возвращаю трусы на место. Они моментально приклеиваются к телу. А я скатываюсь со сцены. Мне плохо.

В ушах взрывается музыка. Тысячи людей устремляются к сцене. Я воспринимаю их только как тени. Вижу, как Янош падает со сцены вниз. При этом он звонко хохочет. В углу сидит Трой. Перед ним белая пивная кружка. Он разглядывает Анжелику, которая в этот момент как раз бросает трусы в публику. В том же углу сидит толстый Феликс. Перед ним огромная порция жареной свинины. Ухмылка до ушей.

— Чего же больше? Красотки и хорошая жратва. Мне кажется, что я в раю.

Он засовывает в рот огромный кусок мяса. Трой смеется.

— Вы уже знаете, что вы самые замечательные? — спрашиваю я. — Вы самое замечательное, что у меня когда-либо было.

— Да, да, это мы знаем. А ты нажрался.

— Может быть, и нажрался. Но все равно, вы — самое замечательное, что есть. Что у меня было.

— Да и ты самый замечательный из всех, кто у нас был, — говорит Шарик несколько нервно, — нам это известно!

— Замечательнейший, — бросает Трой и снова смеется.

— Мы все самые замечательные. Герои. Крези.

Янош, спотыкаясь, подходит к нам.

Перед маленьким телефоном в углу стоит Замбраус. У него широко открыт рот. Глаза пустые. Он смотрит куда-то очень далеко.

Я знаю, что ничего не знаю. Открываю глаза. Заднее сиденье, на котором я нахожусь, обтянуто коричневой кожей. На спинке переднего сиденья значок «Альфа Ромео». Такой же и на руле. Черного цвета. На нем устало лежит рука Чарли Леберта. Мы едем через перекресток. Замбраус сидит рядом с Лебертом. Он тычет пальцем в разных направлениях. Заднее сиденье я делю с нашими. Почти все спят. Бодрствуют только Шарик и тонкий Феликс. Прижимаются лицом к стеклу. Здесь довольно тесно. Заднее сиденье рассчитано только на четверых. Трой и Янош спят. У Яноша открыт рот. Иногда изо рта высовывается розовый язык. К плечу Яноша прижался Флориан. Я зеваю. Болит голова. Солнце слепит. Смотрю на часы: 10.09.