София Ларич - Черно-белая радуга Страница 24

Андрей вышел из ванной переодетый в домашние джинсы и, присев на спинку дивана, поинтересовался:

– Дениска заснул уже?

– Да. Причем давно, прямо на диване отключился.

– Что читаешь?

– Журнал для девочек, – улыбнулась она. – Тебе такое неинтересно.

– Ну почему же? Если там про оргазмы пишут… А если еще и с подробными картинками…

Наташа встала и игриво потянулась: «Ну, картинку я тебе могу обеспечить».

В спальне Андрей не стал целовать ее губы и шею, как делал обычно, а сразу отвернул ее от себя лицом к кровати и, стянув одной рукой ее волосы на затылке, запустил другую под пижму, больно сдавил левую грудь. Наташа закусила губу, одновременно испуганная и возбужденная его агрессией. Она попыталась обернуться к мужу, но он, проигнорировав это движение, опустил ее толчком на кровать, шумно рванул молнию ширинки. Тогда Наташа, уже больше испуганная, чем возбужденная, дернула головой, чтобы дать ему понять, что он слишком больно тянет ее за волосы. Он же, однако, потянул их еще сильнее, схватил ее за ягодицу и уже в следующую секунду задвигался в ней резкими толчками, касаясь холодной молнией брюк ее бедер. И уже через несколько секунд застыл, глубоко вдавливаясь в нее и выпуская воздух из легких короткими стонами.

Когда муж упал рядом с ней на кровать, Наташа встала, стыдливо натягивая широкие пижамные брюки, и прислушалась. К ее облегчению из детской не доносилось ни звука. Не глядя на Андрея, она вышла из комнаты и быстро прошла в ванную – по ее ноге заспешила теплая струйка.

В темноте закрытой на замок ванной комнаты Наташа опустилась на пол и тихо заплакала, слизывая с губ соленую влагу.

11.

Миша вышел из троллейбуса, перевесил на другое плечо нагруженную бумагами сумку и быстро пошел в сторону дома. Занятый мыслями о предстоящем приезде французов, он интуитивно, не глядя вниз, переставлял ноги на скользком тротуаре – так, как умеет только житель города, дороги которого покрыты снегом и льдом пять месяцев в году.

Когда зазвонил телефон, ему пришлось остановиться и прижать сумку к стене дома, чтобы вытянуть аппарат из-под бумаг.

Из потрескиваний и шорохов донесся осторожный женский голос: «Миша, это ты?».

Миша ответил с такой же осторожностью: «Я. А с кем я разговариваю?».

– Это Лена, твоя сестра.

Миша уставился в серую стену дома и приоткрыл рот, растерянный, но слов так и не нашел.

– Миша, папа умер.

– Откуда ты узнала мой телефон? – наконец собрался он.

– Мне дал его Слава. Помнишь, твой однокурсник?

– Помню. А зачем ты мне звонишь?

– Папа умер.

Миша накинул ремень сумки на плечо и резко отпустил ее, защемив большой палец.

– Почему?

– Сердце, – ответила сестра. – Он лежал в больнице неделю, уже начал поправляться, и… не поправился. Мы вчера похоронили его.

– А. Уже похоронили… И зачем ты мне сообщаешь об этом?

– Чтобы ты знал.

– Ну, если это единственная причина звонка, то теперь я знаю. Спасибо. До свидания.

Не дожидаясь ответа, он отключил телефон и широкими шагами пошел к перекрестку. Остановленный через несколько метров потоком машин, он замер, выставил перед собой зажатый побелевшими пальцами телефон и подумал, что в последние годы почти все новости, хорошие и плохие, приходят к нему через эту серебристую коробочку с микросхемами. Навстречу ему вдруг пошли люди, и кто-то в черном толкнул его плечом. В следующую секунду ноги Миши соскользнули в лужу снежной слякоти, а этот кто-то продолжил идти, не извинившись, даже и не заметив столкновения своего плеча с чужим. И от этой мерзлой мокроты в ногах Мишины обиды вырвались на свободу, разом заголосили бранчливыми старухами в голове.

Его благопристойная советская семья чтила свои приличия выше домашнего тепла и доверия, а общественные роли казалась ей важнее ролей семейных: Миша жил в одной квартире с преподавателем вуза – мамой, директором НИИ – папой, отличницей и активисткой – старшей сестрой. И такой порядок вещей казался ему естественным, но только до того момента, пока он не почувствовал в себе горячее желание, одно название которого тогда вызывало страх, и не понял, что рассказать о нем он не может никому.

Любознательный, увлекающийся природой человеческих отношений, Миша к тому возрасту, когда его настигло желание, уже знал, что практически в любой семье пора, когда дети начинают интересоваться сексом не из детского любопытства, но по велению тела, страшит и самих детей и их родителей. И чем более убедительные доказательства такого интереса получают родители, тем более пугает детей объяснение своих действий матерям и отцам, которые скрывают свой страх скорой потери контроля над отпрыском за маской отеческой строгости.

Доказательства, увиденные Мишиными родителями, были крайне убедительными – они застали его за недвусмысленным актом удовлетворения своих плотских потребностей. Последовавшая за вскриком отца сцена была безобразной. После Миша так и не смог побороть стыд и заговорить с тем однокурсником, который подарил ему первое, такое долгожданное, наслаждение. Не смогла побороть стыд и его семья, заложница приличий.

Сегодняшний разговор с сестрой стал первым разговором с семьей после того вечера тринадцать лет назад, когда Миша был изгнан из дома. Еще три года он оставался в Новосибирске – чтобы окончить институт, и изредка видел фотографии отца в местных газетах, слышал об успехах сестры и повышениях матери, но за своей злостью связи с этими людьми больше не чувствовал. А мысль извиниться и измениться он уверенно гнал. И тогда, и сейчас.

Миша перешел дорогу, остановился и нашел в записной книжке телефона строчку «Ня». Поднеся трубку к уху, он сказал:

– Анька, давай выпьем.

Перейдя дорогу, Анна с улыбкой поспешила навстречу Мише, который стоял у рекламного стенда и, глядя перед собой пустым взглядом, водил гигиенической помадой по нижней губе. Метрах в пяти от него вызывающе и агрессивно смеялась группа подростков, одетых практически одинаково – в черные куртки и черные обтягивающие шапочки. Анна увидела, как один из них ступил к Мише, и услышала его насмешливый выкрик: «Эй, педрила! Дырку протрешь!». Она тут же ускорила шаг, зло толкнула плечом подростка и обняла Мишу, который только и успел растерянно опустить руку с помадой.

– Здравствуй, дорогой! – выдохнула она в его губы. – Я уже здесь.

Миша вздрогнул, но в следующий же миг расслабился и шепнул: «Ты размазала мне всю помаду по подбородку!».

– Это от страсти. – Она просунула руку ему подмышку и поспешно потянула его в сторону подземного перехода, от воинственно загудевших подростков. – Куда пойдем?

– Давай в «Пятницу»? Туда пешком можно дойти.

– Я согласна на любое место, где делают хорошие коктейли.

Пока пили первый раунд, Миша все молчал, поводя одной ладонью по стойке и крепко зажав в другой стакан виски, и Анна, удивленная такой его апатичностью, спросила:

– Ты из-за этих детей, что ли, такой убитый?

– А? – встрепенулся он и тут же скривил губы. – Да нет, эти-то всех, кто не такие, как они, педрилами считают. Их пубертатные заморочки ко мне никакого отношения не имеют.

Анна жестом попросила бармена повторить первый заказ и положила руку Мише на плечо: «Если я могу чем-нибудь помочь, скажи».

– Да нет, нормально все. Про работу просто задумался. У тебя как, кстати, дела с собеседованиями? Что-нибудь предлагают?

– Не-а. Я ж карьерой не занималась, не умею ничего специального, а для секретарской должности меня уже старой, наверное, считают.

– Ну, начать никогда не поздно. Может, у тебя еще вся карьера впереди.

– Миш, ладно тебе ободрять, – беспечно отмахнулась Анна. – Не так уж я и мечтаю об этой работе.

Миша ничего не ответил, и Анна, уже понявшая, что он либо не разговорится сегодня вовсе, либо разговорится после большей дозы виски, крутнулась на столе и оглядела бар. Основными посетителями его в этот час были клерки – выпивающие, доедающие поздний ужин, еще в пиджаках, но уже с ослабленными узлами галстуков. Анна выхватила взглядом несколько лиц и прикинула, хочется ли ей узнать кого-то из этих людей ближе. Она часто занималась такими оценками в людных местах, желая убедиться, что пока еще не растеряла любопытство и интерес к внешнему миру.

– Слушай, я вспомнил, – произнес Миша, поворачиваясь к ней, – мне по работе помочь нужно будет. Не хочешь подработать?

– Можно. А что делать надо?

– Обзвонить компании и узнать имена и телефоны некоторых сотрудников.

– Когда?

– На днях, может, даже завтра. Посмотришь мой офис заодно.

– Отлично. Беру.

Анна отпила «Кровавой Мэри» и, увидев у входа девушку, похожую волосами на Машу, спросила: