Наташа Нечаева - Евроняня Страница 24

– Выпить хочешь?

– Они у нас не пьют! – весело сообщила Марфа.

Вован, глядя на энергичный хвост пса, задумчиво произнес:

– Все не пьют, пока не наливают.

Опустил пониже руку с бокалом. Дарик мгновенно всунул в элитный хрусталь огромный розовый язык, сделал несколько глотательных движений, и бокал опустел.

– Вот! – продемонстрировал Вовчик пустую посудину изумленной публике. – С животными надо уметь обращаться!

Рядом уже крутилась, нетерпеливо повизгивая, рыжая, почти как Гена, Анжи.

Герой плеснул коньяка, протянул ей. Собака понюхала, сморщилась, чихнула и требовательно пихнула носом Вовчика в ногу.

– Понял, – кивнул друг животных. – Даме требуется напиток полегче.

Щедро налил в чистый бокал французского шампанского, протянул собаке. На этот раз Анжи кочевряжиться не стала: пенистый напиток исчез в ее пасти мгновенно, будто испарился.

За Вовчиком и собаками все наблюдали молча, как за захватывающим цирковым представлением.

– Похмеляются… – констатировала Ника. – Сейчас закурить попросят.

– Что? – пришел в себя ошарашенный невиданным зрелищем ЕВР. – Вы давали собакам алкоголь?

– Я что, больная? – возмутилась няня. – Кто у нас за собак отвечает? С него и спрашивайте!

– А что я? – обиженно стал оправдываться Жан. – Я же не знал, что тут Генриетта Леопольдовна спит! Она коньяк разлила, и шампанское тоже. Вот собаки и нализались!

Все одновременно уставились на покрасневшую почти в тон парика Гену.

– Эжен, – попыталась объяснить та. – Я решила, что ты приедешь ночью, у меня было важное дело, решила подождать…

– Да ладно вам! – миролюбиво пробасил Вовчик. – Ну, напилась женщина да уснула. С кем не бывает? Хорошо, что дом не спалила. Или вы не курите? – обратился он к Генриетте.

– Курит! – радостно сообщил Жан. – Дарик все окурки за Генриеттой Леопольдовной сожрал. Она их в коньяке тушила! Его сегодня полдня табаком рвало.

Изменившаяся в лице Гена решительно взмахнула салфеткой, уничтожая пот, градом катившийся в глаза. Салфетка цапанула стильную заколку, венчавшую роскошные рыжие кудри, и вернулась на стол вместе с париком.

Разговоры за столом мгновенно стихли: все завороженно разглядывали совершенно лысую Генину голову.

Через секунду оглушительно хлопнула входная дверь.

– Так, дети, спать, – мгновенно вспомнила няня о своих производственных обязанностях. – Жан, проследи за их туалетом!

В этот момент благодарная Анжи решила подарить избавившему ее от мучительного похмелья гостю самое дорогое – почти целый голубой ботинок. Она выудила его из своих запасников и торжественно водрузила ему на колени.

– О! – поднял над столом ботинок Вовчик. – Туфля! Синяя! Я точно такие себе в Швейцарии на заказ шил!

– Зачем? – насторожилась Ника.

– Да для стрелки одной. Туда по приколу все в голубом являются. Типа спецодежды…

– Вы бывали на заседании Клуба голубых ботинок? – расширив глаза, взволновался ЕВР.

– Где я только не бывал, – веско ответил Вовчик. Порылся во внутреннем кармане, извлек пачку разноцветных пластиковых карточек, веером раскинул на столе. Выудил одну, голубую, протянул хозяину.

– Так вы – член этого клуба? – Банкир замер от радости. – Я – тоже! Со вчерашнего дня!

– Меня тоже звали на заседание, но я, – он многозначительно посмотрел на Нику, – был занят более серьезными вещами.

– А вы давно состоите в этом клубе? – ЕВРа просто снедало любопытство.

– Не. Вот эту, – Вовчик потряс голубой карточкой, – месяца три назад купил. А ту, что до этого была, Япончику проспорил. Так вышло глупо! – Вовчик улыбнулся. – Стали наизусть Онегина читать, кто больше знает. Ну, я на третьей главе спекся. А Япончик, он – голова! Даже четвертую без запинки прошпарил! Ничего! В следующий раз я его на Байроне сделаю! Он в английской поэзии не очень андестенд.

– Значит, мы члены одного клуба! – как ребенок радовался ЕВР. – Это, знаете ли, символично!

– Викторыч, – снисходительно глянул на него Вовчик, – ты что, реально от этого прешься? Хочешь, вот эту подарю? Таких во всем мире – всего сто штук! – Он выбрал из разноцветного веера густо-серебряный прямоугольник с толсто выпячивающимися буквами «КМ». – Вот, «Клуб министров», слыхал? – Ропшин, не веря своим глазам, осторожно кивнул. – У Шредера на аметистовую друзу выменял. Номер девятнадцать. У моего тезки, ну, ты понимаешь, номер девяносто три. Бери! – И он пульнул по гладкой столешнице серебряную карту.

– Нет, – помотал головой ЕВР. – Это слишком дорогой подарок…

– Гляди, – спокойно проронил Вовчик, – тебе жить. Второй раз так не подфартит. – И, собрав со стола разноцветные признаки финансовой и политической состоятельности, небрежно засунул их в карман.

Ника, наблюдавшая за всем этим восторженно и внимательно, наконец спросила:

– Вовчик, а ты что, в самом деле Онегина наизусть знаешь? И Байрона?

– Сестренка, – улыбнулся Вован, – у меня память, знаешь, какая! И на языки я способный. Разговорный осваиваю за неделю, причем никто меня от аборигена не отличит! У нас в детдоме из книжек – стихи классиков да рассказы о Ленине были. Угадай, что я выбирал. Думаешь, почему у меня голова такая здоровая? Там, – он постучал по черепу, отозвавшемуся гулким басовитым звуком, – сплошная память!

На ЕВРа, Нику и тетю Валю слова Вовчика произвели одинаковое впечатление – сильное. Чай был допит, пирожные съедены.

– Увы, мне пора! – поднялась тетя Валя.

– Вас отвезут! – предупредительно встал ЕВР. – Я распоряжусь.

– Ну вот, все разбежались, – обнял Нику Вовчик. – Пойдем, сестренка, покажи, как живешь.

Ника довела его до комнаты, открыла дверь.

– Заходи, пойду с теткой попрощаюсь да детей на ночь чмокну.

Вовчик вошел, оглядел скромное Никино жилище. Увидел распластанный на стене розовый пеньюар: вот тетеха кувандыкская! Чего нижнее белье по стенкам развешивать? Легким движением сдернул кисейную дымку и застыл, пораженный.

Кроваво-мрачную, навевающую первобытный ужас абстракцию вспарывал праздничный и яркий солнечный луч. От него брызгами разлеталась ясная солнечная пыль, явно символизируя безоговорочную победу света над силами тьмы. Иначе говоря, торжества добра над злом. Желтые блики, отражаясь от поверженного пейзажа, скакнули солнечными зайчиками прямо на массивную синюю раму, придав и ей, угрюмой, совершенно иной, обнадеживающий колорит.

– Вот это да! – восхищенно выдохнул Вовчик. – Красота…

Пожелав спокойной ночи Петру, няня присела на кровать к Марфе, поцеловала милую мордашку.

– Ника, – обвила ее горячими ручонками девочка, – хочешь, открою тебе тайну?

– Давай! – улыбнулась девушка.

– Я влюбилась!! И я выйду за него замуж!

«Вот и первая любовь к моей малышке пришла, – умилилась Вероника, – счастье-то какое!»

– Конечно, раз любишь, значит, и замуж выйдешь. – Она погладила девочку по голове. Даже ребенок понимает, чем должны оканчиваться настоящие чувства. Интересно, в кого ЕВР такой недалекий?

– Ника, а как ты думаешь, папа мне разрешит?

– Уговорим, не волнуйся! – уверила няня, успев, однако, с сомнением подумать, что Ропшин, пожалуй, вряд ли способен с ходу понять смятения юной души. – Ну, расскажи, какой он…

– Ты что, сама не знаешь? – возмутилась Марфа. – Самый лучший, самый сильный! Мужественный, добрый, смелый! Высокий, красивый!

– Завидую. Настоящий мужчина! А внешне какой? Блондин? Брюнет? – продолжала допытываться Ника.

Марфа обиделась:

– Смеешься, да? Забыла, как твой брат выглядит?

– Так ты что… – Ника поперхнулась, закашлялась, Марфа услужливо постучала кулачком ей по спине. – Ты в Вовчика влюбилась?

– В кого же еще? – пожала плечиками девочка. – Принцессы всегда влюбляются в своих спасителей – прекрасных принцев.

– Погоди! – Немного оправившись от потрясения, няня поняла, что должна принять экстренные меры. – За Вовчика замуж нельзя!

– Почему? – капризно и обиженно прогундосила Марфа.

– Да потому что он… – Ника чуть не ляпнула «бандит», но вовремя прикусила язык. – Он – мой брат! А я – твоя няня, значит, мы – родственники, а родственникам жениться нельзя!

Девочка загрустила, вздохнула тяжело, как взрослая, и обреченно сказала:

– Ладно. Тогда он будет моим другом. Когда вы с папой поженитесь и родите детей, я буду жить с Вовчиком.

– Девочка моя любимая, – расчувствовалась Ника, – мы будем жить все вместе, одной дружной семьей.

– Правда? – сонно переспросила успокоившаяся Марфа. – Тогда уже женитесь скорее…

Отправив тетю Валю и никого не обнаружив в столовой, Ропшин пустился на поиски.

Дверь в комнату няни была приоткрыта, у косяка, сложив руки на груди, как в молитве, пребывал в состоянии культурного шока Вовчик.

– Слышь, Викторыч, – обратился он к остановившемуся в коридоре хозяину, – ты где это чудо отхватил? Продай, а? Как по голове бахнули, наглядеться не могу…