Гийом Мюссо - Я не могу без тебя Страница 24

Спасибо, спасибо, спасибо. Я даже не обижаюсь на «Макдоналдс».

Бульвар Малешерб

Мотоцикл стремительно мчится по мокрому асфальту бульвара Бертье, потом по Окружной.

Проспект Порт д’Асньер

Мартен замедляет ход, чтобы стереть с каски капли дождя.

Улица Виктора Гюго

Он разворачивается через разделительную полосу.

Три женщины славянской внешности с вызывающим видом стоят под дождем рядом с рекламным плакатом в ожидании клиента. Мартен подъезжает ближе и останавливается. Они принимают Мартена за очередного клиента, но Светлана узнает его и делает шаг навстречу. Он протягивает ей каску и указывает на заднее сиденье. Она похудела, дрожит от холода, в ее потухших глазах – пустота. Мартен знает, что в последнее время Нико почти не спит, а заработанные деньги у нее уходят на наркотики.

– Поехали!

Она качает головой и отступает. Догадывается, что́ он задумал, и боится преследования за проступок. Мафиози, которые выкинули Нико на панель, могут отомстить ее семье, оставшейся на родине.

Но ведь нельзя же всю жизнь бояться!

Мартен догоняет ее на тротуаре, берет за плечи, пытается заглянуть в лицо. Она так слаба, что нет сил сопротивляться. Он усаживает ее на мотоцикл, садится за руль и повторяет:

– Все будет нормально, все будет нормально.

Через час они уже на Монпарнасе, в скромной гостинице на улице Аббата Грегуара. Нико приняла душ, Мартен закутал ее в банный халат, чтобы согреть, и уложил на постель. Наступает ломка, ее зрачки сузились, а тело дергается от судорог и боли. Он видит, как Нико сжала кулачки, и ногти до крови впились в кожу, слышит, как желудок издает странные булькающие звуки.

Перед тем как она пошла в душ, Мартен заставил ее выпить три ложки метадона, чтобы ломка наступила позже и не была такой жестокой. Соня говорила ему, что после лекарства ломка наступает минут на тридцать позже. Он ждет, пока приступ закончится, помогает ей закутаться в теплое одеяло, сидит рядом и сжимает руку, пока не наступает облегчение.

– Ну почему, Мартен? – спрашивает Нико со смешным славянским акцентом.

Она лежит на постели, уже успокоившись, почти безмятежно. Разумеется, это видимое, ненастоящее спокойствие, просто результат действия лекарства, но все-таки первый шаг.

– Ты не должна выходить отсюда одна.

– Они все равно найдут меня.

– Нет.

Мартен поднимается, берет свой кожаный рюкзак и вынимает оттуда потертый паспорт.

– Он почти настоящий, – объясняет он, открывая его на первой странице. – Теперь ты не Светлана, тебя зовут Татьяна. Родилась не в Киеве, а в Санкт-Петербурге.

Так вот на что он потратил последний день в полицейском управлении – приготовил для нее новые документы.

– Смотри! – Мартен положил на кровать рядом с Нико билет на самолет. – Завтра утром вылетаешь в Женеву, в клинику Жанны д’Арк. Там врачи поставят тебя на ноги.

– Но как…

– Все уже оплачено, – объясняет он. Боится даже себе признаться в том, что ради этого пришлось закрыть счет в банке. Потом Мартен дает ей визитку Сони Хаджеб.

– Если возникнет хоть малейшая проблема, звони по этому номеру. Это – женщина, психиатр, она друг, она обязательно поможет.

Глаза Нико наполнились слезами. Но это другие слезы, они приносят облегчение, от них потухший, казалось, навсегда взгляд становится теплее.

– Мартен, почему ты это делаешь?

Он приложил палец к ее губам, намекая, что есть вопросы, на которые не нужно искать ответа. Сказал, что уже поздно, ей пора спать, а сам прилег рядом и долго держал Нико за руку, пока не почувствовал, что она уснула.

Середина ночи, многоквартирный дом для малоимущих в Эссоне, на окраине.

Маленькая квартирка, свет выключен, везде темно. Над звонком – славянская фамилия. Внутри серо и уныло. В комнате на этажерке несколько книг, которые он ей советовал прочитать, на плеере – мелодии, какие он для нее списал. На стене – афиши фильмов, которые в этом году они посмотрели вместе. Под кроватью – красивая музыкальная шкатулка. Когда открываешь ее, спокойная музыка наполняет комнату. В шкатулке – несколько выцветших фотографий о далеком детстве на Украине. В ней столько всего… На самом дне – конверт. В нем – купюры: деньги, которые Мартен давал ей при каждом свидании. Нико не израсходовала из них ни единого евро, даже в худшие моменты, когда была готова на все, лишь бы добыть дозу.

Столько доказательств, что в этом году что-то произошло между ними. Несколько месяцев, небольшой отрезок жизни, но он запал ей в душу, а она – ему.

13–

Вторая половинка

День за днем

Любовь умирает,

И все никак не умрет

Она

Сан-Франциско

7 часов утра

Слабый проблеск начинающегося утра. Во рту – привкус соли. Туман в голове, ломота в теле, тяжесть на сердце.

Габриель тихонько встает с постели, чтобы не разбудить человека, заснувшего рядом с ней: мистер Коннард, о котором, кроме фамилии, она почти ничего не знает и которого больше не встретит никогда. Он и его экологические взгляды, ответственная работа в сфере высоких технологий и миленькая квартирка на берегу, окнами на океан.

Габриель собирает свои вещички и быстренько одевается, закрывшись в ванной: светлые джинсы, вязаный свитер, кожаная курточка в обтяжку, ботинки на высоком каблуке. В кухне достает из холодильника бутылку минералки. Хочется сигаретку, а еще больше хочется положить под язык лексомил, чтобы успокоить пустой желудок и унять щемящее чувство одиночества, что с самого детства не дает ей покоя.

Лучи восходящего солнца скользят по чистой глади залива и бегут дальше, в Тихий океан, огибая остров Алькатрас. Солнце зовет ее, и она выходит из дома, пересекает длинную лужайку и направляется к морю. Ветер усиливается и приносит с собой звуки морского прилива. Габриель бредет по пляжу, снимает обувь, ступает голыми ногами по песку. Волна только что отступила, и песок еще влажный. В волосах играет солнечный лучик. Издали может показаться, будто она танцует на берегу океана, что она счастлива. Но это не так. В ее истерзанном сердце – пустыня из льда и камня.

Сегодня ее тридцать третий день рождения. Этим утром, как и каждый раз в этот день, она совсем одна в мире. Совсем одна. Ей так одиноко! Габриель закрывает глаза и простирает руки навстречу порывам ветра и морскому воздуху. На душе – тоска. «Зачем я отпустила тебя?»

Габриель чувствует, что ее засасывает в пустоту, и она трепещет на ветру, как пламя свечи. Но сопротивляется, борется, ей нельзя угаснуть! Она не должна упасть, потому что если упадет, никто ее не подхватит, никто ей не поможет подняться! Тогда она просто погибнет.

Он

Париж

Час ночи

В номере гостиницы почти темно.

Мартен лежит на постели, скрестив руки на груди, с открытыми глазами. Рядом с ним спит Светлана. Он знает, что ему не сомкнуть глаз: со сном у него всегда проблемы. Склоняется над спящей, укутывает одеялом ее хрупкое тело по самые плечи. Натягивает свитер, выключает ночник и выходит из комнаты.

В лифте на него вдруг накатывает. Мартен чувствует смятение в душе, сердце сжалось в комок, тяжело дышать. Он понять не может, что с ним, но кажется, будто перед глазами открылась бездонная пропасть, полная отчаяния. Приступ проходит, оставляя тупую боль в груди. Мартен минует уютный холл, кивает на прощание ночному дежурному, выходит на улицу.

Дождь все еще моросит. Он садится на мотоцикл, заводит мотор и исчезает в ночи. Пока служил полицейским, иногда играл с огнем и порой обжигался. Этой ночью душа Мартена разрывалась от противоречий, он чувствовал себя непобедимым и уязвимым одновременно, им овладело щемящее чувство тревоги, как при игре в русскую рулетку. Казалось, будто он – канатоходец и идет по проволоке, натянутой между двумя горными вершинами, а под ним – скалистое ущелье.

Боль в груди не отступала, Мартен подумал, что это – от холода. Не догадался, что это – от любви.

Она

Сан-Франциско

7 часов 30 минут утра

Габриель пришла в себя, когда кто-то залаял у нее под ухом. Она открыла глаза и постаралась собраться с мыслями. Она лежит на пляже, рядом добродушный золотистый лабрадор прыгает вокруг и тычется мордой ей в лицо. Она треплет его за ухом, играет с ним, потом собирается, встает и идет вдоль берега в сторону шоссе.

Дорожка разделяет полосу прибоя от живописных домиков, пристроившихся у самой кромки океана. Машина Габриель легко узнаваема издалека: кабриолет 1968 года, «Мустанг», ярко-красного цвета. Когда-то он принадлежал ее матери. По современным меркам – совершенно не экологичная модель, созданная до бензинового кризиса и разговоров о потеплении климата. Своего рода дерзкий вызов современной политкорректности. А ей наплевать. Она считает, что очарование «Мустанга» никогда не устареет, бережет его и старается ездить осторожно.