Нина Хеймец - Клуб любителей диафильмов Страница 25

Это произошло на предпоследнем витке. В трубе была вмятина — Андрей ее заметил, еще когда наверх забирался. Нос ракеты попал в нее, и, вместо того, чтобы отклониться к стенке, ракета проскользнула в противоположную сторону; ее вынесло наружу, к центру здания. В первые секунды Андрею показалось, что он находится в невесомости, где нет ничего, что препятствовало бы движению, задавало бы ему направление, служило бы точкой отсчета. Потом он услышал звук удара. Он лежал на спине и знал, что ему нужно вдохнуть. Он открывал рот, но воздух, касаясь его губ, оставался снаружи, не заполнял легкие. Пытаясь вдохнуть, он выгнул спину и в этот именно момент — он видел это — в непроницаемой воздушной пленке высоко над ним образовалась брешь, и то, что всегда было за ней, устремилось вниз, заполняя собой пространство между бетонных стен, вращаясь, неся с собой то, что прежде было скрыто от их взгляда — планеты, астероиды, спиралевидные галактики, звезды, шары из раскаленного газа. Всё это теперь было здесь, рядом, прямо над ним, касалось его губ, устремилось в его легкие; проникая внутрь, точки звезд раскрывались, становились объемными, и лучи их были жесткими, как иглы.

Андрей почувствовал капли на лице. Он открыл глаза. Небо было затянуто тучами. Моросил дождь. Он повернул голову. Таня сидела у стены, обхватив руками колени, не двигаясь. Лицо ее было мокрым. Она смотрела на него. Он смог сесть. Голова сильно кружилась. Фонарь лежал рядом — его корпус был помят, узкая часть — наполовину отломана. Он спросил Таню, сколько прошло времени, она сказала, что не знает, и заплакала. Потом он встал, ноги были будто из ваты. Он мог идти, но сильно хромал. Таня помогла ему спуститься по лестнице. Они пошли домой. Темнело. Когда они добрались до насыпи, им опять пришлось пережидать, пока проедет поезд, и всматриваясь — как раньше — в проносившиеся мимо них вагоны, пытаясь улучить момент, заглянуть за мелькавшую ленту, он вдруг подумал: «А ведь мы пришли оттуда, и там ничего нет».

Дома Андрей сказал, что упал с дерева. Ночью у него поднялась температура. Бабушка вызвала скорую. В больнице сказали, что ему повезло — сотрясение мозга и сильные ушибы, вот и всё.

¦ * * *

Тем летом Андрей на дачу больше не вернулся. А в следующие годы, так получилось — он приезжал лишь ненадолго и Таню почти не видел. Потом, однажды, несколько лет спустя, когда они уже были женаты, они решили сходить туда. Они с трудом нашли дорогу. Все было не таким, как они помнили. Калитка в лес оказалась маленькой и не закрывалась — ее край врезался в землю. Просека заросла деревьями. Они с трудом нашли нужную тропинку. Но здания всё равно больше не было: в лесу проложили новую железнодорожную ветку. Она

прошла как раз через их пустырь. Андрей предполагал, что они все‑таки ошиблись тропинкой и вышли к насыпи в неправильном месте — не там, где раньше, и, значит, пустырь и здание могли уцелеть — они просто в тот раз их не нашли. Но больше они и не искали. А потом дачный поселок снесли — на его месте построили высотные дома.

* 9 9

Когда они выключают свет, Таня долго не может уснуть. Она лежит, закрыв глаза. В ее грудной клетке — пустота. Миллиарды километров, миллионы световых лет ничем не заполненного пространства. Это мог бы быть космос, если бы в нем не было звезд. Это могло бы быть море, если бы в него не проникали солнечные лучи. Потом Андрей обнимает ее, и ей кажется, будто у этой пустоты появились границы, горизонты, и там, у этих горизонтов, пустота встречается с воздухом, там вращаются планеты, летят корабли, там плывут глубоководные рыбы с тускло светящимися шарами. И она засыпает.

ченной, а теперь поднялась в воздух. Птицы кружат над площадью, он слышит их крики, хлопанье крыльев. Они заслоняют от него небо, накрывают площадь черным куполом, вращающимся, вытягивающимся в воронку; узкий ее конец теряется за облаками. Андрей стоит в центре этой воронки, у него рябит в глазах, шум оглушает его. Он поднимает голову и видит, что дальний конец воронки — открыт, и, стоя посреди черного вихря, можно смотреть в это отверстие и наблюдать, как проплывают планеты, как загораются и гаснут звезды. Он всматривается в эту сияющую бесконечность, но вскоре изображение теряет четкость; черный купол распадается, теперь это — просто стаи птиц, кружащие над площадью. Птицы возвращаются на фонари, касаются их, хлопая крыльями. И тогда Андрей замечает, что уже стемнело. Вечером сидящих на фонарях птиц невозможно различить. Фонари зажигаются. Андрею пора домой.

Таня просыпается. Она знает, что Андрей уже тоже не спит. Они поворачивают головы и смотрят друг на друга.

Шумы

«Приходи, — говоришь ты, — дома никого не будет».

Аппарат у нас старый, с диском еще. Когда кто‑то звонит, слышен только голос этого человека, и никаких шумов его жизни: ни разговоров, ни звона посуды, ни фильма в телевизоре, ни лая собаки. Только его голос, а вокруг — словно пустота, а в ней шорохи и потрескивания. Однажды я болела и долго не приходила в школу, ты позвонила и сказала: «Давай я поставлю музыку, и мы потанцуем». Ты танцевала, и я тоже танцевала. Но потом песня кончилась, а я не остановилась, потому что не знала об этом, а ты ничего не говорила и слушала, как я танцую.

Я прижимаю телефонную трубку к уху. Она холодная — в комнате была открыта форточка. Шнур от телефона вьется по полу, исчезает под закрытой дверью, тянется дальше — через коридор, на кухню, там розетка. «Вообще‑то шнур должен быть красным», — вдруг приходит мне в голову.

— А что делать будем?

Поиграем. Приходи.

Я выглядываю во двор. Смеркается. После дождя — туман. В доме напротив видны только освещенные окна. Ты там и живешь, в этом доме. Я пытаюсь разглядеть твои окна, но не вижу их. Получается, в твоей квартире не горит свет. «Как такое может быть?». Я бегу в прихожую, надеваю куртку.

— Ты надолго? — спрашивает мама.

— Нет, мы только поиграем!

— Привет!

— А почему ты здесь, на лестнице?

— Дома никого нет.

— А у тебя, что, нет яшючей? Может быть, дверь захлопнулась?

— Не захлопнулась. Это игра такая. Я же тебе по телефону говорила. Играем в «никого нет».

Я не знаю, что это за игра и почему в нее играют на лестничной клетке. Я подхожу к тебе, становлюсь рядом, выглядываю в окно. Я смотрю на свой дом. Туман сгустился, но наши окна все еще можно различить. В моей комнате — в горшке на подоконнике — растет алоэ. Мне всегда казалось, что снаружи, с улицы, цветок должен выглядеть как шутовской колпак. «А что это за окно с шутовским колпаком? Кто там живет? Там, наверное, здорово, весело» — так, скорее всего, думают прохожие.

— А я тебя во сне видела, представляешь? — Катя поворачивается спиной к окну, подпрыгивает, ловко подтягивается, садится на подоконник. Таня отступает чуть в сторону, прячет руки поглубже в карманы куртки. «Ведь это же так просто, раз и подтягиваешься!». Этого Катя, правда, не произносит.

Где‑то внизу — наверное, на первом этаже — хлопает дверь лифта. Пока кабина поднимается, Тане кажется, что лифтовая шахта проходит у нее в позвоночнике, это там — холодный темный воздух без дна, гудение металлических канатов, квадраты света, перья птиц.

— Как будто мы идем по дороге. Дорога покрыта льдом, в небе горят звезды — огромные, словно ребенок их рисовал. Сначала мы одни — вокруг какие‑то постройки, мастерские, и нет никого. А потом мы видим людей. Они идут навстречу. У некоторых одежда очень странная — длинные накидки, которые нужно вокруг себя несколько раз обматывать, шляпы в виде огромных морских раковин. И у них у всех светятся глаза — ярко, как будто в глазных яблоках у них лампочки спрятаны. Ты испугалась, говоришь: «Пойдем отсюда, давай вернемся. Нам туда идти незачем!». А я тебе: «Это же отражения, просто отражения! Вот видишь, звезды горят, их свет в глазах отражается, и нет ничего такого». Но ты все равно не хотела идти, и мы вернулись.

«Меня видно насквозь», — думает Таня

— Мы тут немного постоим, а потом зайдем, — говорит Катя, — там совершенно пусто, в этом все дело. Если бы я тебя ждала дома, такого эффекта бы не было, я думаю. И, вот, мы заходим, а там темнота и тишина. Глаза мы завяжем вот этим — Катя взмахивает двумя белыми платками, словно фокусник: непонятно, как они оказались у нее в руках. А уши заткнем вот этим — Катя вынимает из кармана шерстяной кофты ватный комок. Цель игры — найти друг друга там, где никого нет. Выигрывает тот, кто первым другого обнаружит. Ты готова? Пошли.

Ты протягиваешь мне кусочек ваты и платок. Мы затыкаем уши. Завязываем себе глаза. До квартиры — лестничный пролет. Ты берешь меня за руку. Мы начинаем подниматься — медленно, стараясь не споткнуться о ступеньки. Я держусь правой рукой за перила. Наконец мы добираемся до площадки, поворачиваем направо. Я чувствую, как холод лестницы сменился теплом, а темнота приобрела другой оттенок — стала еще чернее. «Свет же не горит, в квартире» — вспоминаю я. Ты отпускаешь мою руку, я остаюсь одна.