Лиз Мюррей - Клуб бездомных мечтателей Страница 25

«Господи, дай мне спокойствия, чтобы принять то, что я не могу изменить, и смелости изменить то, что могу, а также мудрости, чтобы понять разницу».

Когда я была маленькой, я не очень хорошо понимала значение этой молитвы. Я знала, что ее читают хором на собраниях «Анонимных наркоманов». В подвалах городских церквей люди берутся за руки и зачитывают ее. В это время их дети едят бесплатное печенье и пьют приторно сладкий лимонад. Эту молитву читают два раза: в начале встречи и в конце.

«Господи, дай мне спокойствия…» Это классическая фраза любого собрания «Анонимных наркоманов» наряду с другими, широко известными, наподобие «бросить наркотики», «избавиться от зависимости» и свидетельств людей «избавившихся». Я знала жизненные этапы, которые проходит наркоман: сначала привычки, разрушающие его самого и семью; помощь, которую человек получает в «Анонимных наркоманах»; и тонкую границу между новой жизнью и старой, к которой человек хочет и одновременно боится вернуться.

Иногда бывшие наркоманы появлялись в нашей квартире после этих встреч. Они хотели помочь маме, и я видела – чтобы до нее «достучаться», они использовали меня с Лизой. Особенно хорошо я помню одного белого, очень высокого мужчину с зелеными глазами. Он садился на корточки, заглядывал нам в глаза и угощал печеньем. С набитым печеньем ртом и несколькими печенюшками, зажатыми в руке, я смотрела на него. Мужчина рассказывал маме о трезвости. Мама курила одну сигарету за другой и покачивалась взад-вперед (как я потом узнала, это побочный эффект лекарств против шизофрении). Мужчина безрезультатно пытался найти с мамой общий язык.

За две недели до этого маму выписали из психлечебницы, и ей было очень сложно оставаться трезвой. Однажды сразу после собрания «Анонимных наркоманов» мама повела нас к наркодилеру. Я помню, что высокий мужчина говорил в тот вечер очень убедительно.

«Вы же знаете, мисс, когда вы достигли предела? Когда упали так, что дальше уже упасть нельзя? Вы понимаете, что вы на дне, когда перестаете копать глубже». Он пытался заглянуть в мамины глаза, но она не хотела его слушать.

Позже в тот вечер мама поменяла на «чек» тостер и мой велосипед.

По опыту я знала, что в маме уживаются по крайней мере пять разных личностей: сумасшедшая мама, пьяная или под воздействием мама, трезвая и хорошая мама, счастливая в день получения чека мама, а также милая мама, только что выписавшаяся из больницы. Последняя личность была, пожалуй, самой приятной, но мама никогда дольше двух недель в этом образе не выдерживала.

Вернувшись из лечебницы, мама веселила нас рассказами из жизни пациентов. Она беззвучно смеялась собственным шуткам, ударяя рукой по колену. Она все еще пахла больничным мылом, запах которого мне очень нравился, потому что сразу после выписки из клиники мама часто нас обнимала. Новая мама меньше курила, она ходила по квартире, напевая, и время от времени останавливалась, чтобы поцеловать в лоб меня или Лизу. Мама была дома, и я была счастлива.

Однако на этот раз казалось, что санитары привезли нам другую маму. На женщине была мамина одежда, и доставили ее по правильному адресу. Санитары представили всех маме, которая внимательно смотрела на нас и обстановку в квартире. Все вроде бы сходилось, но казалось, часть маминой личности куда-то исчезла. Мама сидела, совершенно не двигаясь, и шла, словно манекен. Она не ерзала, как обычно, импульсивность в ее действиях полностью исчезла.

Мама вяло и как-то механически обняла нас. Она с очевидным трудом улыбнулась, и стало заметно, что мускулы лица ей повинуются с трудом.

– Ты принимаешь другие таблетки? – озабоченно спросила я, пока мама в полной тишине распаковывала свои вещи.

– Может быть, Лиззи, может быть.

Лиза вела себя более агрессивно и засыпала маму вопросами. Мама говорила мало и, не закончив предложения, отошла от Лизы. Глазами она шарила по стене, полу и потолку, но не смотрела на Лизу. Первую неделю после выхода из больницы мама спала с папой в одной кровати, после чего снова вернулась на диван.

Мама часами могла неподвижно сидеть у окна. Ее глаза были широко открыты, а тело – словно доска, как у манекенов в витрине магазина одежды. Погода на улице соответствовала маминому состоянию. Дождь шел всю неделю, смывая грязь с улиц. Воды с неба падало так много, что экстренные сообщения о погоде передавали даже во время рекламных пауз. Небо было серым, как будто на улице был вечный вечер.

– Наверное, перед цунами стоит вот такая погода, – заметила мама однажды вечером, когда мы сидели и смотрели через окно на пузыри на лужах.

– А что такое цунами? – спросила я больше из-за желания ее расшевелить, чем из любопытства.

Мама ковырнула пальцем отходящую от оконной рамы краску:

– Цунами – это гигантская волна, которая смывает деревни и ее жителей, Лиззи. Это волна величиной с гору.

Иногда во время разговора складывалось ощущение, что общаешься не с мамой, а с другим человеком. Это было очень странное чувство, словно ищешь знакомую маму в прошлом. Мы перестали «совпадать по фазе», нам было сложно найти что-то общее. Мысль о том, что я так много не знаю о человеке, который сидит напротив меня, пугала.

– Как может волна уничтожить деревню? – спросила я. – Ведь волны ходят в океане, а деревни на суше.

– Волны бывают разными, Лиззи. Это не обычная волна, она гораздо больше.

Вспыхнула молния, осветив потоки воды на оконном стекле. Раздался гром, от которого сработала сигнализация сразу в нескольких машинах на улице.

– А какой высоты цунами? – поинтересовалась я.

– Огромной. Как наше здание. Шесть этажей или даже выше. – Мама подняла руку над головой, и ее лицо исказилось от внутреннего усилия. – Огромная волна, Лиззи. Перед тем как удариться о землю, она закрывает небо.

– Вау! А ты сама когда-нибудь видела цунами? – Я хотела услышать что-то личное из маминой жизни.

– О, нет. Цунами в наших местах не бывает. Но цунами мне часто снится. Однажды, когда я была еще маленькой, я видела по телевизору передачу про цунами, и потом мне долго снилось, что я плыву изо всех сил, а за мной поднимается волна. И каждый раз во сне я умирала. Мне ни разу не удалось уплыть.

– А сейчас тебе этот сон снится?

– Случается иногда. Например, прошлой ночью. Наверное, именно поэтому я и вспомнила сейчас о цунами.

– А почему люди не уедут, когда узнают, что на них идет цунами? – спросила я. Мама пристально смотрела на улицу.

– Они бы уехали, но цунами всегда приходит неожиданно. Тогда уже поздно уезжать. Дорогая, я немного вздремну. Я устала.

– Мама, а если очень быстро бежать от цунами?

– Не поможет, Лиззи. Если ты видишь цунами, значит, волна тебя обязательно накроет.

Мама с папой быстро разделались с социальным пособием. Нам с Лизой они купили на тридцать долларов продуктов. Уже через неделю денег в доме не было, и нам приходилось ограничивать порции. Каждый день я хотела подработать упаковкой продуктов в Met Food, но все кассы были заняты другими упаковщиками. Мы с Лизой честно делили оставшуюся еду.

Однажды вечером я приготовила себе бутерброд с арахисовым маслом и виноградным желе и стала делать диораму, которую задала нам миссис Беннинг. Дождь лил как из ведра, и холодный ветер задувал в приоткрытое окно.

В октябре мы читали «Паутинку Шарлотты»[7]. Из бумаги я аккуратно вырезала фигурки Шарлотты, Уилбура и Темплтона и расположила их в коробке из-под обуви в сцене, когда Шарлотта вплетает в паутинку слово «скромность». Три лучшие диорамы от каждого класса будут выставлены на первом этаже школы на протяжении всего декабря. Завтра утром школьная библиотекарша миссис Пиндерс выберет победителей. Герои получились у меня хорошо, и я надеялась на победу.

Я всю ночь занималась своей диорамой. Все получилось очень красиво: низкая ограда сарая, и карандашная стружка в виде сена. Я отошла, чтобы полюбоваться своим творением, и осталась очень довольна. Я сидела за столом в гостиной, а мама с папой тем временем периодически выходили из квартиры – в поисках наркотиков или в бары. Они разговаривали на повышенных тонах, но я не вслушивалась, о чем именно. В очередной раз мама вышла на улицу, под стену дождя, который накрыл Юниверсити-авеню.

Около четырех часов утра я почувствовала, что неимоверно устала. Веки и руки стали тяжелыми, как свинец. Мамы с папой не было дома, и я легла в кровать, поставив диораму на комод. Из-за дождя шума проезжающих по улице машин практически не было слышно. Вдруг я почувствовала, что меня будит мама.