Гектор Тобар - 33. В плену темноты Страница 26

Следующая запись в дневнике Виктора Сеговии повествовала о том, как он расплакался во время очередной молитвы, которую вел Хосе Энрикес. Обращаясь к своим дочерям, Виктор писал: «Я глубоко чувствую боль, которую причиняю вам. Я бы все отдал, только бы облегчить эту боль. Но я не в силах что-либо сделать». Он действительно близко к сердцу принял проповедь Пастора о своем ничтожестве перед силой природы и гневом Господним. В дневнике он размышлял о своей жизни: «Теперь я понимаю, как же я был неправ, когда злоупотреблял спиртным». Виктор все ближе принимал факт, что закончит свои дни на шахте «Сан-Хосе». «Никогда за всю свою жизнь я не думал, что умру такой смертью», – продолжал он. Подумать только, еще несколько дней назад он был дома на семейном празднике с музыкой и гостями. «Не знаю, в чем провинился, но мне кажется, что судьба слишком жестока ко мне», – писал он в своем дневнике и прощался со своими дочерями, родителями и внуками, обещая, что обязательно позаботится о них, пусть даже на небесах. Еще через несколько часов он прибавил: «Мне правда очень жаль, что заставляю вас страдать. Мне не стоило идти работать на эту шахту, зная, в каком она состоянии». Напоследок он начал давать своей дочери Марице указания насчет того, как распорядиться его имуществом, и просил ее позаботиться о своей престарелой матери, взяв на себя ее долги. Кто знает, может быть, кто-нибудь найдет их тела и передаст эти скромные записки его девочкам. И если такому суждено случиться, Виктор будет знать, что он хоть как-то позаботился о своей семье, пусть и из могилы.

Говорят, что в горячей еде больше калорий, а следовательно, она более питательна. Поэтому на третий день их пребывания под землей они решили приготовить что-то вроде супа и организовать небольшой пикник рядом с бывшей ремонтной мастерской, где наблюдалась хоть какая-то циркуляция воздуха. Все тридцать три человека с горем пополам согласились выйти из Убежища и пройтись пешком до отметки 135.

В центре небольшой груды серых камней они развели костер, размером не больше, чем две пригоршни. Колпачок воздушного фильтра, снятый с одной из больших машин, вполне сошел за кастрюлю. У Хосе Энрикеса оказался с собой мобильный телефон, который он зачем-то взял в шахту. Они решили, что стоит записать небольшую пирушку на видео, но Хосе не знал, как работает камера, и поэтому отдал телефон Клаудио Акунье. Главным оратором в этом видеосообщении стал Марио Сепульведа. Обращаясь к Клаудио, у которого в руках была камера, он говорил задорно и весело, и в его голосе слышалась уверенность в том, что когда-нибудь люди из внешнего мира найдут эту запись.

– А сейчас рецепт тунца с зеленым горошком! – объявил он. – На восемь литров воды одна банка тунца и немного гороха. Ставим на небольшой огонь. Вот так мы здесь живем!

Вокруг Марио на камнях расселись остальные шахтеры, в своих желтых и красных касках, по большей части уже без рубашек. Ярко-оранжевый шар костра плясал посредине видеоизображения, а ближе к краю картинка становилась все темнее. Иногда Акунья поворачивал камеру, чтобы захватить фары одной из близстоящих машин, но камера в телефоне была слишком слабой, и в результате на экране была только черная мгла, в которой звучал громкий голос Марио Сепульведы:

– Мы всем покажем, что мы настоящие чилийцы с большим и открытым сердцем! И сегодня у нас на обед замечательный суп!

Акунья выключил телефон, чтобы зря не расходовать аккумулятор, но уже через несколько минут включил его снова, чтобы заснять, как Марио разливает свой свежеприготовленный суп по пластиковым стаканчикам, звякая металлической кружкой по стенкам импровизированной кастрюли.

– У всех налито? Тут еще есть. Может, кто-то хочет добавки? – спросил Марио, выскребая остатки мутной жижи со дна воздушного фильтра. И тут он начал разговаривать со своим сыном, представляя, будто он сейчас смотрит это видео. – Франсиско, когда Господь велит тебе стать воином, знай, что быть настоящим воином – это иметь крепкие яйца (esta hueva)», – говорил он, воображая, как сын увидит, как он кормит своих товарищей по оружию и упорно отказывается падать духом. «Видишь ли, Франсиско, – хотел сказать Марио, – воин – это не только тот, кто убивает драконов или англичан, как Мел Гибсон в нашем с тобой любимом фильме «Храброе сердце». Воин – это и тот, кто может разобрать двигатель машины, для того чтобы сварить суп и накормить им своих братьев, подбадривая их шутками и веселой интонацией».

Акунья остановил запись, чтобы помолиться со всеми перед едой. Склонив головы над чашками, они вслед за Энрикесом благодарили Бога за пищу, которую собирались вкусить. Затем они устроились вокруг костра и начали хлебать то, что можно было условно назвать супом, с масляной пленкой на поверхности, которая могла быть как от консервов, так и от мутной технической воды, из которой он был приготовлен. Наслаждаясь этим редким моментом счастья, все вспоминали последнюю совместную пирушку в доме Виктора Сеговии две недели назад. Он тогда пригласил почти всех из смены А. Была среда, и у них только закончилась рабочая неделя, а у южан, которые должны были сесть на ночной автобус в Сантьяго, было еще много времени в запасе.

Виктор жил в районе Копьяпо, где все улицы были названы в честь каких-то полезных ископаемых. Дом Виктора, в частности, стоял на Халькопиритной улице. Алекс Вега притащил огромный котел, который в Чили имеет специальное название – фондо. Они собирались готовить особое блюдо косимьенто, в состав которого входит курица, свинина, рыба, молодой картофель в кожуре и листья капусты, которыми было устлано дно. По рецепту его нужно готовить на воде, а в самом конце добавить немного вина. Они поставили все на огонь и начали пить – кто пиво, а кто вино. Один Марио Сепульведа ничего не пил – будучи свидетелем Иеговы, он вообще не притрагивался к алкоголю. Вместо этого он согласился присматривать за котлом. После нескольких стаканов Эдисон Пенья взял в руки микрофон – Виктор Сеговия был музыкантом, и поэтому в его доме имелась целая куча аудиотехники, – и принялся петь кое-что из репертуара Элвиса Пресли, в частности «Blue Suede Shoes». Пел он на английском, но с сильным чилийским акцентом. «Эй! Что это за музыка для стариков?» – насмешливо сказал Педро Кортес, и его поддержали еще несколько более молодых шахтеров. Они выросли в мире реггетона и кумбии[10], и для них старая музыка юга США звучала как нечто, что слушали их родители в молодости.

По воспоминаниям многих получилась замечательная вечеринка. Только вот закончилась она несколько печально. В половине пятого у двоюродного брата Виктора, Пабло Рохаса по прозвищу Кот, зазвонил мобильный телефон, точно в ту самую минуту, когда Сепульведа объявил, что косимьенто уже на подходе, а по дому витал аппетитный аромат тушеного мяса и все чувствовали себя непринужденно, разомлевшие от пива и вина. По телефону сказали, что только что скончался отец Пабло. По правде, этого стоило ожидать. Старик Рохас всю жизнь проработал на шахте, а когда вышел на пенсию, не нашел ничего лучше, кроме как пристраститься к алкоголю. Его частенько находили на главной площади Копьяпо – после нескольких дней непрекращающегося запоя он просил у прохожих денег на выпивку. На протяжении нескольких лет Хосе Рохас медленно убивал себя, и наконец случилось то, что должно было случиться. Однако для сына это оказалось тяжелым ударом. Нет, он не плакал, но его брат Виктор не мог не заметить, что Пабло в плохом состоянии. Поэтому Сеговия предложил ему отправляться в больницу и не беспокоиться об остальных гостях.

После того как уехал Пабло, у всех резко пропал аппетит и вечеринка быстро подошла к концу. Когда уезжали последние гости, пришел опоздавший Луис Урсуа, но он тоже не стал есть, и огромный котел с едой оказался нетронутым.

«Боже мой! Сколько еды пропало зря!» – восклицал Педро Кортес, сидя в компании товарищей среди груды камней на отметке 135. Подумать только – свежеприготовленная свинина, курица и рыба, тушенные в белом вине в большущей кастрюле… А сейчас им приходилось довольствоваться чашкой «супа», приготовленного в воздушном фильтре от грузовика, на основе одной-единственной банки рыбных консервов, ложки гороха и восьми литров грязной воды, в которой когда-то купался Марио Сепульведа. Без соли, но зато с машинным маслом в качестве заправки. И все это нужно было разделить на тридцать три человека!

Забавно наблюдать, что может произойти в жизни шахтера всего лишь за несколько недель. В прошлую смену они хорошо поработали и доставили много золота и меди на поверхность.

Затем они прекрасно провели время, приготовили сытное блюдо с настоящим мужским размахом, распивали пиво и вино (и неважно, что к основному блюду они так и не притронулись). Да, кто-то потерял отца и дядю. А потом они снова вышли на работу, попали под обвал, и теперь им приходится питаться супом из воды, не предназначенной для питья, называть это жалкое пойло «едой» и благодарить за него Всевышнего. Если им суждено выбраться, они непременно расскажут своим родным и близким эту историю о еде, семье и дружбе. Это будет история о двух ужинах: один был на земле, с хорошей посудой и изобилием продуктов, к которому почти никто не притронулся, а второй был в подземелье, где еды было совсем мало и где каждый до блеска вылизывал стенки своего пластикового стаканчика.