Эдуард Лимонов - В Сырах Страница 26

По мере крепчания его организма сын мой становился всё более энергичным. Он ел всё больше, и делал это много раз за ночь. Я, выработавший на войнах и в тюрьме чуткий сон, всегда просыпался вместе с ним и с женой. И это было изнурительно. Потому что у меня, как раз невовремя, обострилась астма. Я просыпался от сына и не мог заснуть от астмы. Я так кашлял, что моя жена поверила в то, что у меня туберкулёз. И очень настойчиво убеждала меня отправиться на рентген: «Ты заразишь мне ребёнка!»

Вместе с экипажем ребят-нацболов, охранявших мою жизнь, мы прошли рентген. Доктор-рентгенолог средних лет принял нас пятерых, и мы только отблагодарили его недорогой бутылкой коньяка. Дело происходило в неуютной больнице на окраине. Туберкулёза у меня не обнаружили, и лёгкие мои на снимке выглядели красивыми и воздушными. Я, однако, невзирая на чудесный вид моих лёгких, почти не спал из-за моего ребёнка. Его мать скептически поглядывала на меня, неловко держащего дитя в руках, как маленькую мумию. Ясно было, что опыта общения с младенцами у меня не было, за что же смотреть на меня со скептическим презрением?

Мыть ему задницу я научился легко. Некоторые проблемы были у меня некоторое время с креплением на нём чистых подгузников, но я освоил и это нехитрое искусство. Говорят, сейчас даже пигмеи в лесах Африки пользуются подгузниками, а тут человек с интеллектом высшего типа, так определили мой интеллект в 2001 году в институте имени Сербского.

Я обычно уезжал к середине дня по своим политическим делам. То был год коалиции с Каспаровым и Касьяновым. 14 декабря этого года (2006-го) мы заявили на Триумфальной площади митинг и шествие. Шествия (мы называли его «марш несогласных») нам не разрешили, а вот митинг мы провели. (Провели, впрочем, и часть шествия, уйдя по 1-й Брестской улице, я взял Каспарова и Касьянова под руки, и мы пошли, а за нами повалили граждане, на гражданах висели милиционеры!) С того митинга сохранилась выразительная фотография, получившаяся совершенно случайно: три лидера у микрофона: слева направо: я, Каспаров и Касьянов. Так бы нам и оставаться в союзе, стране такой союз был необходим, но «два Ка», как я их стал называть, успешно рассорились друг с другом уже через полгода. Но тогда, в период с лета 2006-го по лето 2007-го наша совместная политическая жизнь была интенсивной.

Я уезжал, возвращался вечером, заезжал на Православный рынок на Краснопролетарской улице, покупал там мясо, зелень и фрукты, и явившись в дом, готовил ужин, он же и обед. Примерный муж Эдуард, на которого я гляжу из настоящего в прошлое с чувством снисхождения и превосходства. Судьба моя была другая, вот в чем дело, а уж если у тебя есть ярко выраженная судьба, карма, то ты хоть железной волей обладай, невидимый компас всё равно развернёт тебя на твою дорогу.

Домик-флигель, такой уютненький сарайчик, слепленный работниками местного ЖЭКа для себя, стоял, солнечный и тёплый, в зимнем солнце и непогоде. Квартира моей жены, маленькая, но уютная, где раньше жили одинокая актриса и её дочь, теперь была местом обитания четверых, прибавились мужчины: я и мой сын. Возникло «гендерное», как сейчас говорят, равновесие. Я каждый раз, если задумывался о своей жизни в целом, говорил себе, что вот теперь я живу «правильно».

У неё появилась неудобная традиция — брать его перед рассветом к нам в постель. Потому что он просыпался, и уже не для того, чтобы поесть и опять погрузиться в бессознательный сон. Нет, теперь он просыпался от избытка сил, ему хотелось двигаться и жить. А нам хотелось спать. Жена брала его и клала между нами. В темноте он посапывал и вдруг ударял меня головой в висок или в затылок со страшной силой, как будто бы неприемлемой для несколько-килограммового младенца. У меня искры из глаз летели. Но я молчал, зная, что она обидится даже на тембр моего голоса, даже на резкое движение. Впоследствии она всё равно предъявит мне обвинения в том, что я «раздражался», когда сын ударял меня головой и ползал по нам, не давая смежить веки. Видимо, моё раздражение выдавала спина.

Я думаю, она скорее догадывалась о моём «раздражении», ибо скрывать раздражение я научился, пройдя через тюрьмы, там ты не можешь показывать своё раздражение, лучше этого не делать.

Новый год мы встретили красиво, я весь остаток жизни буду помнить тот уют и то правильное, простое человеческое счастье, которое у нас получилось. У армянина Гарика — оптового поставщика продуктов для ресторанов из Франции (с его женой моя жена познакомилась в парке, обе выгуливали младенцев в колясках) — мы закупили недорогого, но хорошего французского шампанского и вина, а также разделили с ними напополам короб устриц. Моя жена нафаршировала яблоками утку, а я зашил утку чёрными нитками.

В доме пахло жареной уткой, младенец попискивал время от времени, я ловко открывал специальным ножом устрицы, преодолевая их сопротивление, шампанское чуть зелёное в зелёных простых бутылках. Я был счастлив, счастлив, счастлив. Настоящая полноценная сказка творилась вокруг. Я написал в тот же вечер чудесное стихотворение, в ту же ночь написал. Необыкновенно счастливое, сейчас-сейчас, вот оно:

Дом

Кричит младенец, снег идёт,Пирог в печи растёт.Повидлом пахнет и мукой,Здесь дом заведомо не мой,Но я в нём всё же свой…

Глава семьи я сед и прям,Я прожил много зим…Мой сын — Давид, жена — Марьям,Давид — как херувим,Давиду старшая сестра —Ты юная Сара!

Так можно довести до слёз!А за окном — мороз…

Мы Новый год и Старый годРуками разведём.Под ёлкой будет хоровод,Сыграем и споём,Подарки подберём…

Глинтвейн, портвейн, весёлый шнапс,Шампанское в соку.Английский пенс, французский шансИ Саре и сынку,—Ребёнку по чулку!

В хлеву жуёт спокойный вол,Идёт спокойный снег…Я очень долго к Дому брёл,И сотни пересёк я рек,Но я семью обрёл…

31 декабря 2006 года

Смешав библейские и английские мотивы (форма стихотворения, — вы поняли, — баллада), мне удалось, я полагаю, выразить настроение праздничного счастья. Достичь его мне привелось уже в таком возрасте, когда обычные люди увядают или увяли. Суровый и одинокий, прошедший множество жизненных испытаний, я вдруг оказался с семьёй. Помню, что во время моих нью-йоркских бедных скитаний я беспочвенно мечтал, что когда-нибудь разбогатев, стану платить актёрам, чтобы они играли мою семью: у меня будут седые отец и мать, будет красавица жена и дети. По всей вероятности, я и тогда уже не надеялся, что у меня может быть простое человеческое счастье. Даже такой отпетый одиночка, как я, такой застарелый циник и мизантроп, видите, может быть неуместно сентиментальным. На что ты надеялся, седой глупец? — спрашиваю я себя сегодня. Ведь ты же знаешь, ты знаешь… как работают Высшие силы.

К февралю она стала говорить мне, что скоро перестанет кормить грудью, что ей нужно возвращаться в норму, восстанавливать фигуру, ведь она актриса, нужно продолжить быть актрисой, готовиться к возвращению в профессию. Однажды, согласно изуверскому некому рецепту восстановления и возвращения в профессию, ей перетянули груди чем-то вроде смирительной рубашки. И она стала ходить и спать со сдавленной грудью. Нужно было добиться, чтобы молоко не образовывалось. Младенца начали кормить голландским сухим молоком, разводя его. Младенец повозмущался и привык. Вместо груди ему теперь совали бутылочку.

В день моего рождения, мне стукнуло шестьдесят четыре года, она полетела на кинофестиваль в Ханты-Мансийск. Мы повезли её в аэропорт. На трассе в Шереметьево были ремонтные работы, и после нервного путешествия часа в четыре длиной, мы подъехали к аэропорту на полчаса позже. Но её ждали! Покойный ныне актёр Абдулов задержал из-за неё самолёт! Я решил, что мы не станем въезжать в аэропорт, потому что это потребует времени. Я распорядился, чтобы она, выскочив из автомобиля, бежала вместе с моим охранником Дмитрием, её вещи у него в руках, бежала бы на посадку. Она побежала, успела, улетела. (Своим дням рождения «он» не придавал ровным счётом никакого значения, даже их не праздновал. Свои 59-е и 60-е дни рождения «он» просидел в тюрьме. И всё же… когда она позвонила, что в самолёте, «он» подумал: в мой день рождения!..)

Она вернулась, чтобы 8-го марта улететь в Гоа. Про Гоа рассказала ей её подруга, блондинка, мать маленькой девочки Маруси. Блондинка утверждала, что отец девочки — испанский граф, но граф не признал ребёнка… Так вот блондинка, родом из Мордовии, то есть мордвинка, такая белобрысая щепка себе, и очаровала мою жену рассказами о земном Рае: Гоа.