Роберт Фленаган - Черви Страница 27

Уэйт спрыгнул на пол и отправился в туалет. Возвратившись, он поглядел на спящего Адамчика. Рыжий спал на спине, откинув одну руку в сторону, другая лежала на животе, сжимая пальцами маленькие четки. Крошечные черные горошины блестели в темноте. Уэйт осторожно разжал пальцы и высвободил четки. Адамчик вздохнул, но не проснулся. Уэйт повертел в руках нитку черных бус, потом, вспомнив, что каждый вечер слышал, как его сосед лазает в подсумок, расстегнул висящий за спинкой койки патронташ и сунул четки в один из кармашков. Сделав это, он быстро забрался на койку.

Уже трижды он обнаруживал, что Адамчик засыпает с четками в руках. Конечно, можно было их и не трогать, пускай кто-нибудь увидит. Филиппоне устроил бы, наверно, по этому поводу шумный розыгрыш. Но Уэйту почему-то не хотелось доводить дело до этого, и он каждый раз убирал четки, сам не зная, почему так поступает. Ведь он же ничем не был обязан этому святоше. Правда, тот был солдатом третьего отделения, и Уэйт, как командир, в определенной мере отвечал за него. Однако это вовсе не значило, будто он должен вечно думать, как бы с этим слабаком чего не случилось.

Уэйт вдруг отчетливо представил себе, что было бы, если б Адамчик неожиданно проснулся и увидел, что Уэйт вытягивает у него четки. Чего доброго, вообразил бы еще, будто тот хочет украсть их. Да и как можно ожидать от такого чистоплюя, как Адамчик, чтобы он поверил в добрые намерения кого-нибудь другого, кроме себя самого. Он только себя одного и считает порядочным человеком. А все другие, мол, так — тьфу, да и только.

Уэйт повернулся на бок, поудобнее подбил подушку. Да и вообще, кто он такой, атот Адамчик, черт бы его побрал. Так, сопливый мальчишка. Желторотик. Маменькин сынок бестолковый. Да еще святоша. Ханжа несчастный. Только и знает, что трястись над своей персоной. Где уж ему подумать, что и у других могут быть заботы.

12

— А ну-ка, парни, помолимся на ночь, — крикнул, входя в кубрик, сержант Мидберри. — Приготовились. А теперь громко и четко, все как один: «Это моя винтовка…»

Вытянувшись по стойке «смирно» у своих коек и подняв винтовки в положение «к осмотру», новобранцы во всю мочь орали «молитву»:

— Это моя винтовка. Таких, как она, много. Но эта — единственная. Она — моя. Моя винтовка — мой лучший друг. Это моя жизнь…

— Не слышу, — голос Мидберри перекрыл шум оравшего взвода. — Ничего не слышу! Громче, парни! А ну, еще громче!

— …Моя винтовка ничто без меня. А я — ничто без моей винтовки…

«Вот уж примерчик так примерчик, — думал про себя Уайт. — Образчик бескорыстного содружества. Истинно, черви поганые, да и только». Он вдруг почувствовал, что любимое ругательство Магвайра все сильнее внедряется в его лексикон, присутствует в нем даже тогда, когда он думает, разговаривает сам с собой.

— Я должен лучше всех владеть своей винтовкой, — хором выкрикивали между тем шестьдесят с лишним здоровых глоток. — И стрелять быстрее и точнее врага, который стремится убить меня. Я должен убить его раньше. Прежде, чем он выстрелит в меня. И я убью его…

Сегодня эта «молитва» казалась Уэйту почему-то длиннее, чем обычно. «Какая все же это глупость, вот такая молитва. И какими идиотами должны мы казаться со стороны — взрослые парни с винтовками в руках, орущие благим матом какие-то идиотские заклинания. Ну, прямо стадо дрессированных шимпанзе, кривляющихся по приказу дрессировщика. А тот всего-то и знает, что какую-то дюжину команд: „напра-во“ да „нале-во“, „винтовку к осмотру“ и „шагом ма-арш“.

Краем глаза он взглянул на Адамчика. Тот, уставившись неподвижно куда-то перед собой, с лицом, похожим на безжизненную маску, почти в истерическом экстазе выкрикивал дурацкие слова. «Этакую чушь и с таким усердием, — подумал опять Уэйт. — Ай да церковник! И как все это только уживается в нем — господь бог и винтовка, что должна убивать!»

— Это чего же вы пары стали спускать? А? — снова вмешался сержант. — Совсем уж заглохли. Эй, Уэйт! Ты что там, на ходу спишь? А тебя, Мур, я и вовсе не слышу. А ну-ка, поддайте огоньку. Начали!

Мидберри не мог не видеть, что по сравнению с первыми неделями взвод уже здорово переменился. Сейчас, когда новобранцы маршировали на плацу, звук семидесяти пар каблуков грохотал в едином ударе. Казалось, что шагает одна лишь мощная пара ног. Да и когда пели, тоже получалось, что это ревет одна глотка, а не семьдесят. Семьдесят? Он вдруг подумал, что называет эту цифру лишь по привычке. Теперь их уже не столько. Исчезли Джексон и Клейн, вылетели Тилитс и Квин. Значит, осталось только шестьдесят шесть. Шестьдесят шесть парней, старающихся, как один. А ведь именно так и должны формироваться настоящие морские пехотинцы. Вот и выходит, что бы он ни думал и что бы ни говорил, а штаб-сержант Магвайр все-таки умеет делать из мальчишек хороших солдат. Умеет, и этого у него не отнимешь.

— У моей винтовки человеческая душа, — все еще выкрикивал взвод…

— Но-но, девочки, — остановил их Мидберри. — Что это еще за цыплячий писк?! Вас же вовсе не слышно. А ну-ка, в полный голос!

— У моей винтовки человеческая душа, — завопили, надрываясь из последних сил, новобранцы. — Такая же, как и у меня. Ведь это же моя жизнь… Я должен знать ее, как родную сестру. Знать все ее слабости, всю силу…

— Громче, парни! Громче!

— Мы должны быть всегда неразлучны, быть частью друг друга, неразрывными частями одного целого…

— А ну, поддай пару! Поддай еще!

— Клянусь в этом перед богом. Моя винтовка, как и я сам, призвана защищать нашу страну. Пусть трепещут враги, пусть знают, что мы сильнее их. Ведь мы вместе — она ж я — спасаем мою жизнь…

— На сегодня хватит! Достаточно! — крикнул сержант. — Быстро винтовки в пирамиды и построиться в проходе… Марш!

Солдаты разбежались к пирамидам, бегом вернулись в строй, замерли двумя шеренгами вдоль прохода…

— Приготовиться к посадке… — Мидберри оглядел кубрик и замерших в ожидании команды солдат. Вроде бы все в порядке. Выждав еще несколько секунд, он выдохнул: — По коням!

Строй в мгновенье распался. Солдаты, будто выброшенные из катапульты, прыгнули по койкам и, вытянувшись на постели, замерли. Взвод как ветром сдуло. Сержант подождал, пока перестали звенеть разом нажатые пружины, прислушался:

— Завтра утром, народы, у нас начинаются стрельбы. Мы все уйдем на стрельбище и будем там жить все эти дни. Три недели. За это время пройдете курс огневой подготовки из всех видов оружия. Главная задача — сдать зачет по стрельбе. Каждый морской пехотинец должен уметь стрелять. Это ясно как дважды два. Кто стрелять не может — нам не подходит. Одно из двух: или сдать зачет, или пинком под зад, как дерьмо в консервной банке. Запомнили?

— Так точно, сэр!

— Тогда — спать!

Мидберри выключил освещение и вышел из кубрика. В сержантской горел свет. Магвайр стоял у плитки и кипятил воду.

— А я думал, вы уже домой ушли, — удивился Мидберри. Про себя же подумал: «Чего ему опять здесь понадобилось? Шпионит опять, что ли? Никак, видно, не хочет мне доверять. Боится даже на немного оставить меня одного со взводом».

— Вот гляди-ка… Схлопотали мы себе еще заботу, — как бы отвечая ему, сказал Магвайр. Кивком головы он показал в угол, где, вытянувшись в струнку, молча стоял рядовой по фамилии Вуд.

«Чтоб тебя черт побрал, — подумал про себя Мидберри. — И как же это я забыл про Вуда. Всех ведь вроде бы

перебрал. Всех до единого. А этого забыл. Но что же это все-таки значит? Новая выходка Магвайра, что ли? Еще какой-то ход? Или просто очередной прием контроля за младшим «эс-ином»? Так сказать, способ держать помощника всегда в узде. Чтобы тот знал свое место».

Мидберри чувствовал себя очень уставшим. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Магвайр хоть на минуту отпустил вожжи, сам передохнул и дал передохнуть другим. Особенно ему. Ну какого черта он не идет домой? Вечно крутится где-то поблизости. А может быть, у него жена такая рожа, что ему с ней невмоготу? Вот он и спасается в казарме. Ни черта непонятно!

— Здорово, что вы его взяли в оборот, — почти мимоходом, как ему показалось, легко и небрежно бросил он в сторону Магвайра. — Я ведь как раз собирался писать на него рапорт за самовольную отлучку…

Он внимательно наблюдал за штаб-сержантом, ожидая увидеть у того в глазах какое-то недоверие или подозрение. Взгляд Магвайра был непроницаем.

— Не в этом дело, — вдруг сказал Магвайр. — Тут дело не в самоволке. Никуда он не собирался смыться. Я уж думал уходить, а он вдруг тут как тут. Это когда ты пошел давать отбой нашему стаду. Гляжу, входит…

— Это еще зачем?

— Вот и я удивился. В чем, говорю, дело? А он и докладывает. Семейка-то наша, вишь, не без урода. У какой-то, сволочи оказались больно быстрые пальчики. Сколько у тебя сперли, червяк?

— Сэр, четырнадцать долларов. Они лежали в рундуке, и он был заперт. Это я точно знаю, сэр. Хорошо помню, что запер его, когда уходил.