Джейми Форд - Отель на перекрестке радости и горечи Страница 27

Генри окинул взглядом Саут-Кинг. По бульвару прогуливалась самая разношерстная публика — люди всех слоев общества, всех цветов кожи. Китайцы и японцы, лаосцы, корейцы и, конечно, множество белых. А также всевозможные «хапа» — так называют на тихоокеанских островах полукровок. Людей, в ком всего понемногу.

— Мы были совсем детьми. И за девушками тогда ухаживали не так, как нынче.

— Значит, она была… больше чем друг…

Генри молчал. Он не знал, как объяснить сыну подоходчивей. Тем более после знакомства с Самантой. В дни его юности принято было знакомиться с родителями девушки, а уж потом ухаживать. Да и само ухаживание было куда официальнее…

— Мама знала?

Генри ощутил, как где-то внутри потянуло холодом, — пустота, возникшая с уходом Этель, теперь была всегда с ним.

— Немного. Но после того, как мы с твоей мамой поженились, я не оглядывался назад.

— Отец, ты не перестаешь меня удивлять. Да не просто удивлять — я на тебя смотрю другими глазами. Я просто потрясен. Все эти поиски пластинки… Может, дело не в пластинке, ты искал что-то на память о твоей Кейко?

Генри смутился от двух последних слов. Но ведь Марти прав, разве нет? Слишком много в свое время Кейко значила для него.

— Началось с пластинки, я всегда мечтал ее найти, — заговорил Генри, не вполне веря собственным словам. — Мечтал подарить кому-нибудь. Давно потерянному брату. Я смутно помнил, что ее вещи хранились там, но был уверен, что их давно забрали. Даже не думал найти их здесь, под самым носом. Год за годом ходил мимо отеля и знать не знал. И вдруг эти вещи, словно возникшие из небытия… тот самый бамбуковый зонт… Я не представлял, к чему приведут мои поиски. Но рад, что мы нашли альбомы Кейко.

— Постой, — прервал его Марти, — во-первых, ты единственный ребенок, так какой еще потерянный брат? А во-вторых, ты же сказал, что никогда не расстался бы с пластинкой.

— Да, не расстался бы за деньги, но подарить — это совсем другое. Подарить, тем более старому другу…

— А вот и я. — К ним подошла Саманта, нагруженная покупками.

Генри и Марти забрали у нее пакеты.

— Вечером вас ждет сюрприз — мой фирменный краб с бобами. — Саманта достала из одного пакета солидный сверток, судя по размерам, там был целый калифорнийский краб. — А еще чой сум[15] с пряным устричным соусом.

Два любимых блюда Генри. Он был голоден — и приятно удивлен.

— Я даже купила мороженое с зеленым чаем на десерт.

Марти состроил вежливую мину. Генри улыбнулся, радуясь, что у него такая внимательная, заботливая будущая невестка, и неважно, что мороженое с зеленым чаем — японское блюдо. Он давно усвоил: не на совершенстве строится семейное счастье.

30

Лагерь «Гармония» 1942

Наутро Генри прикинулся больным, даже от еды отказался. Но маму не проведешь. Наверняка все поняла, но сделала вид, что верит его мнимым жалобам. А заодно объяснению, откуда синяк под глазом, подарочек от Чеза. Генри соврал, что налетел на кого-то в толпе. В подробности он не вдавался. Хитрость сработает, только если мама с ним заодно, и Генри не стал искушать судьбу.

Итак, во вторник Генри решился на то, чего боялся всю неделю — стал собираться в школу, в шестой класс миссис Уокер. Один.

За завтраком мама не стала расспрашивать, как он себя чувствует. Она и так знала. А отец ел джук, читал газету и бушевал из-за череды побед японцев на полуострове Батаан, в Бирме и на Соломоновых островах.

Генри сверлил его глазами, но не говорил ни слова. Даже если бы ему разрешали обращаться к отцу по-кантонски, рта бы не раскрыл. В душе он винил отца за то, что Кейко с семьей выслали из города. Винил за бездействие, но если разобраться, в чем он виноват? В равнодушии? Как можно осуждать родного отца, если всем вокруг тоже все равно?

Отец, видимо, почувствовал пристальный взгляд Генри. Отложил газету, обернулся к сыну — тот смотрел на него не мигая.

— Вот, это тебе. — Отец достал из кармана рубашки значок. На нем красно-бело-синими печатными буквами было написано: «Я американец». Он протянул значок Генри, но тот не взял. Отец невозмутимо положил новый значок на стол.

— Твой отец хочет, чтобы ты это носил. Для безопасности, раз японцев эвакуируют из Сиэтла, — сказала мама, разливая густое, пресное варево и ставя перед Генри дымящуюся миску.

Ну вот, опять это слово! «Эвакуируют»! Даже в маминых устах, по-кантонски, оно прозвучало бессмыслицей. Что значит эвакуируют? У него отняли Кейко!

Зажав в кулаке значок, Генри схватил сумку с книгами и выбежал вон. Нетронутый суп на столе исходил парком. С родителями Генри даже не попрощался.

На этот раз китайские мальчишки, шагавшие навстречу Генри в китайскую школу, не дразнили его. Видимо, учуяли исходящую от него угрозу. Или их утихомирили пустые улицы и заколоченные дома Нихонмати — всего в нескольких кварталах.

Немного отойдя от дома, Генри швырнул новый значок в ближайшую урну, поверх битых бутылок и самодельных плакатов, которыми два дня назад размахивали сторонники высылки японцев.

В тот день миссис Уокер замещал другой учитель, мистер Диконс. Класс, похоже, вознамерился испытать нового наставника, и тот продирался сквозь урок, совершенно не замечая Генри, сидевшего за задней партой. Генри будто стал невидимкой. К нему никто не обращался. Никто не сказал ему ни слова — вот и хорошо.

Иное дело школьная столовая. Миссис Битти всерьез огорчилась, что Кейко исчезла. То ли возмущалась несправедливостью ее внезапного отъезда, то ли просто была недовольна, что теперь ей самой придется мыть посуду. Миссис Битти что-то ворчала себе под нос, ставя на прилавок последний противень с горячим блюдом, которое она именовала «кукарекуцу». Генри никогда о таком не слыхал, но на вид — чем не блюдо японской кухни? Или японо-американской. Куриные котлетки в сухарях, под бурым соусом, очень даже аппетитные. И пахнут вкусно.

— Пусть попробуют — поглядим, что скажут… — буркнула миссис Битти и удалилась.

Если школьники и догадались, что им подали японское блюдо, то не обратили внимания и, судя по всему, не возражали. Генри улыбнулся про себя: и миссис Битти не так проста, как кажется.

Что касается самого Генри, то никаких приятных сюрпризов ему не выпало.

— Гляньте, одного япошку забыли! — взвизгивали четвероклашки, когда Генри оделял их едой. — Эй, кликните солдат — тут один узкоглазый удрал!

На Генри сегодня не было значка. Ни старого, ни нового. Что от них толку? Сколько еще терпеть? — устало размышлял он. Шелдон считает, что война не может длиться вечно. Долго ли еще ждать?

В ту же минуту, будто на молитву Генри откликнулось жестокое и мстительное божество, появился Чез. Громыхнул о прилавок подносом.

— Ну что, сграбастали твою подружку, Генри? Будешь знать, как брата… братать… с врагом путаться! Эта японская гадина наверняка яду нам подмешивала!

Генри яростно зачерпнул целый половник, собираясь плеснуть его содержимое в рожу Чезу, как вдруг толстые пальцы стиснули ему локоть. Генри обернулся — за его спиной стояла миссис Битти. Отобрав у Генри черпак, она жестко глянула на Чеза:

— Вон отсюда, еды на всех не хватит.

— Да вы что, еды полно…

— Для тебя кухня закрыта. Катись!

Генри потрясенно смотрел на миссис Битти. Не лицо, а каменная маска, не кухарка, а просто неумолимая убийца какая-то!

Чез, как нашкодивший щенок, которого ткнули носом в содеянное, бросился прочь с пустым подносом, чуть не сбив по пути малыша.

— У меня этот поганец давно в печенках сидит, — сказала миссис Битти, когда Генри принялся раздавать еду оставшимся мальчишкам, страшно довольным увиденной сценой. — Хочешь в субботу подзаработать?

— Я? — удивился Генри.

— Кто же еще. Или ты в субботу занят?

Генри смущенно мотнул головой, его слегка пугала женщина, которая только что танком проехалась по Чезу.

— Меня как армейского подрядчика попросили помочь организовать столовую, и мне пригодится помощник — тот, кто от работы не бегает и знает, чего я хочу. Так как? Или боишься сложностей?

— Нет.

Да и что тут сложного? Миссис Битти стряпает, Генри накрывает и раздает, убирает и моет посуду. Работа тяжелая, но привычная. Хотя миссис Битти заставляет вкалывать не разгибаясь, но он ни разу не слышал от нее худого слова. Впрочем, как и доброго.

— Вот и хорошо. Встречаемся здесь в субботу в восемь утра. И не опаздывай. Платить буду десять центов в час.

— А где мы будем работать?

— В лагере «Гармония», на ярмарочной площади в Пуйяллапе, близ Такомы. Сдается мне, ты про него слышал. — Лицо миссис Битти по-прежнему было невозмутимо.

Генри знал, где лагерь «Гармония», — отыскал дома на карте. Он хотел сказать: буду в субботу, ровно в восемь, ни за что не опоздаю, — но смог выдавить лишь «спасибо».