Монахиня Евфимия - Испытание чудом. Житейские истории о вере Страница 27

Он ушел, а Аврамий некоторое время молча сидел на циновке в углу своей кельи. И думы его знал лишь Господь Всеведец… Потом он резко поднялся и стал молиться.

Вот и оборвалась последняя нить, еще связывавшая его с миром. Отец и мать оставили его – теперь уже навсегда. Что ж! Лишь бы его не оставил Господь!

Глава 3. Поединок

Однако в один из дней мир, оставленный Аврамием, властно напомнил ему о себе. К затворнику пожаловал сам епископ Эдесский. Его сопровождала свита, состоявшая из городских клириков. Но зачем они пришли к нему? Явно неспроста…

Впрочем, Аврамию недолго пришлось раздумывать об этом. Благословив его, епископ сказал:

– Я наслышан о тебе как об истинном рабе Божием и ревностном иноке. И потому намереваюсь дать тебе послушание. Ты знаешь Тению?[57]

Еще бы Аврамию не знать это село! Да этот несокрушимый оплот язычества слыл поистине местной притчей во языцех! Ведь все попытки эдесских епископов крестить тамошних жителей неизменно кончались тем, что священнослужители и иноки, посланные на проповедь в Тению, возвращались ни с чем, горько сетуя на коснеющих в язычестве селян, а то и призывая на головы сих нечестивцев и идолопоклонников все земные и небесные кары.

И это при том, что в самой Эдессе христианство было проповедано почти три столетия назад апостолом Фаддеем, одним из учеников Спасителя, пославшего в дар тогдашнему царю Авгарю, сыну Ухамы, чудотворный плат с нерукотворным изображением Своего Пречистого Лика![58] Поистине, Тения на эдесской земле была подобна пятнам проказы, оставшимся на лице уверовавшего, но еще не крещеного Авгаря! Но с какой стати епископу вздумалось напомнить Аврамию об этом оплоте языческого нечестия? И какое отношение это имеет к послушанию, которое владыка собирается на него возложить?

– Я хочу рукоположить тебя во священника, – продолжил епископ. – И послать в Тению. Полагаю, что своим терпением и любовью ты сможешь привести тамошних жителей к свету Истины.

Аврамий ужаснулся. Его – священником в Тению! А он-то думал, что навсегда порвал с миром! И вот теперь его вновь влекут туда, как птицу с привязанной к лапке нитью, чтобы отдать на растерзание язычникам! За что ему такая кара?

– Владыко святый… – пробормотал монах. – Я слишком слаб и недостоин для такого дела…

– В нашей немощи совершается сила Господня, – прервал его епископ. – Не ленись же выполнить столь благое послушание.

– Прошу тебя, владыко, оставь меня оплакивать мои грехи! – взмолился Аврамий. – Ради этого я ушел из мира. Позволь мне не возвращаться туда! Умоляю об этом твою святыню!

– Да, ты оставил мир и возненавидел все, что в мире, – строго промолвил епископ. – Но разве ты забыл, в чем состоит главная добродетель монаха? Где же твое послушание, Аврамий? Опять же, подумай, что важней: спасаться самому или спасти не только себя, но и ближних? А ведь Спаситель ради нашего спасения уничижил Себя Самого… смирил Себя, быв послушливым даже до смерти, и смерти крестной. Вспомни об этом, Аврамий!

– Воля Господня да будет! – сокрушенно промолвил отшельник. В самом деле – разве он вправе отказываться от послушания, возложенного на него архипастырем? Разве не Господь внушил епископу мысль послать Аврамия в Тению? Значит, он должен выполнить Его волю. Даже ценой собственной жизни.

Разумеется, первым делом Аврамий возвел в Тении храм, потратив на это часть родительского наследства, взятую им у отца Стефана (надо сказать, что тот расстался с деньгами весьма неохотно). Пока же церковь строилась, монах ходил в местное языческое капище и, стоя среди идолов и идолопоклонников, молча молился Христу, Свету Истины. Что до селян, то иные из них смотрели на него с опаской, иные – с любопытством, а кое-кто – с нескрываемой ненавистью. Особенно Аполлодор[59], местный жрец, надменный высокий старик с величавой осанкой. Сколько раз Аврамий ощущал на себе его взгляд, полный неистовой злобы! Казалось, Аполлодор готов был испепелить своим взором смиренного христианского священника, бесстрашно переступившего порог его храма, растерзать его в клочья, как ягненка, самонадеянно явившегося в волчье логово. Впрочем, Аврамий ощущал себя отнюдь не беззащитным агнцем среди кровожадных волков, а скорее отроком Давидом, который вышел на единоборство с вооруженным до зубов вражеским воином и сразил его камнем, выпущенным из пастушеской пращи. Тогда сила Господня совершилась в немощи юного Давида – да пребудет она ныне с ним и на нем! Ему не страшна бессильная ненависть Аполлодора и его лжебогов… нет, демонов, которым он служит! Христос поможет Аврамию сокрушить и посрамить их!

Когда же церковь была построена, Аврамий, укрепив себя молитвой, вошел в капище и низверг языческий жертвенник и идолов. Разумеется, он знал – это может стоить ему жизни. Как знал и другое: его жизнь – в руке и в воле Божией. Что ж, воля Господня да будет!

И, как предвидел Аврамий, первый удар нанес ему жрец Аполлодор, с неистовым воплем:

– Бейте его! Он посмел надругаться над нашими богами! Гоните его прочь!

Когда церковь была построена, Аврамий, укрепив себя молитвой, вошел в капище и низверг языческий жертвенник и идолов

Аврамия с побоями выдворили из села. Однако той же ночью он вернулся и, придя в церковь, стал слезно молиться Богу о спасении тех, кто давеча едва не убил его:

– Прости им, Господи, ибо они не знают, что творят! Дай им познать Тебя и спаси их!

Так Аврамий молился до самого утра. А с первыми лучами солнца до него донеслись крики:

– Его больше нет! Сейчас вы сами убедитесь в этом! Наши боги прогнали его! Слава великим богам!

В следующий миг дверь храма распахнулась, и на пороге показалась толпа селян во главе с Аполлодором. На лице старого жреца было написано нескрываемое торжество. Еще бы! Ведь он чувствовал себя победителем! Впрочем, уже в следующий миг Аполлодор в ужасе отшатнулся. И, побагровев от ярости, простер к Аврамию трясущуюся костлявую руку:

– Убейте его!

И разъяренная толпа язычников, словно морская волна – над обреченным кораблем, сомкнулась над коленопреклоненным Аврамием, молившим своих убийц – не о пощаде, но о том, чтобы они познали Истинного Бога, вере в Которого он пришел их научить…

Первое, что увидел Аврамий, открыв глаза, был белевший в лунном свете четырехконечный крест. Он высился над ним, словно знамение победы Господней над смертью и силами зла. Вот только сам Аврамий лежал во тьме и сени смертной – в овраге за околицей села. Избитый, полумертвый, побежденный, с камнем на груди. Но почему? За что? Господи Боже, почто Ты презрел дело рук Твоих?

Аврамий смотрел на крест, белевший среди ночного неба, и молился Спасителю теми же словами, с которыми некогда Он Сам обращался с креста к Своему Небесному Отцу:

– Боже, Боже мой, почто Ты меня оставил?!

Как же Аврамий жаждал сейчас получить от Господа хоть какой-то знак того, что он не оставлен, что он услышан! Но перед ним в ночной тишине безмолвно белел все тот же крест… словно то и был ответ Бога на молитву Аврамия: «Нас ради и нашего ради спасения…» И тогда он вновь стал молиться: уже не о себе самом – о своих гонителях.

– Господи, услышь молитву мою, смилуйся над рабами Твоими! Освободи их от уз диавольских. Даруй им познать Тебя, Единого Истинного Бога, ибо нет другого Господа, кроме Тебя!

Потом Аврамий приподнялся и, превозмогая боль, пополз вверх по пологому склону оврага. Несколько раз он срывался и падал, и снова полз, пока не оказался у подножия креста и не припал к нему с плачем, словно к ногам Спасителя, моля даровать ему силы для продолжения борьбы. И Животворящее Крестное Древо словно оживотворило его самого: Аврамий медленно поднялся на ноги и, не оглядываясь, побрел туда, где на фоне ночного неба чернели силуэты домов – казалось, село, погруженное во мрак язычества, было покрыто непроницаемой тьмой.

Но за спиной Аврамия в лунном свете победно сиял Крест Господень. И разве важно было, что это – всего лишь дерево с крестообразно раскинутыми сучьями?

Глава 4. Труды и плоды

День сменял день, месяц сменял месяц – почти три года прошло с тех пор, как Аврамий, исполняя послушание, явился в Тению. Однако его неустанные старания сделать православным христианином хотя бы одного из селян не привели ни к чему. И в своем храме Аврамий был и за священника, и за чтеца, и за певчего, и за единственного богомольца. Неудивительно, что ему все чаще казалось: он сеет Слово Божие на бесплодной земле. Ведь жители Тении продолжают коснеть в язычестве. Если же и заглядывают в церковь, то лишь из любопытства. Или для того чтобы, по наущению неистового Аполлодора, вытащить Аврамия на улицу и с побоями и оскорблениями протащить по селу. И бесы веруют, и трепещут. Но похоже, эти злостные язычники еще хуже бесов! Сам же он среди них, как в аду. Горе ему, обреченному выполнять невыполнимое послушание… не иначе как за свои грехи!