Василий Аксенов - Ленд-лизовские. Lend-leasing Страница 27

Когда они исчезли в «джунглях» – так он с Вадиком Садовским называл могучий елово-сосновый лес с орешниковым подлеском, – он спрыгнул с крыши «фанерки» в папоротниковую глухомань. Два ужа от растерянности оплели его щиколотку, но потом, прошептав «шмошш», укрылись в разных направлениях. Он стал считать шаги и сбился со счета, однако, пройдя то ли больше тысячи шагов, то ли меньше, увидел буколическую картину.

Поток Стремительный О медлительно раскручивал похожую на щавелевый суп свою поверхность. Юная, или даже юнейшая, юница, в общем, ровесница Джульетты, сидела на перилах маленького мостика, свесив ножки художественной гимнастки. Задумчиво, но бессмысленно глядя на золотые стволы сосен, она расплетала и заплетала нижнюю часть своей толстой косы, за которую бравые матросы поднимали не один бокал. В трех шагах от нее вторая гимнастка и одновременно верная дуэнья жонглировала двумя гуттаперчевыми булавами.

Акси-Вакси ужасно струсил. Он хотел было убежать прочь. И побежал. Но не прочь. И вдруг обнаружил себя рядом с Вольсман. Откашлявшись, пробормотал: «Здравствуйте. Я пионер четвертого отряда. Меня зовут Акси-Вакси». Звонко, по-детски Вольсман рассмеялась: «Натэлка, вообрази, к нам присоединился пионер четвертого отряда. Его зовут Акси-Вакси!» Слегка приободрившись, он промолвил: «А вы, если не ошибаюсь, являетесь пионеркой Стеллой Вольсман?» Взмахнув косой и вздув юбку гимнастическим пируэтом, она еще звончее рассмеялась: «Да, я являюсь таковой! Что вам угодно, сэр?» «Я хотел бы с тобой дружить, Стеллка!» – выпалил он. Она опять уселась на перила: «А что это такое – дружить, Акси-Вакси? Как ты это понимаешь? Что делают мальчики и девочки, когда дружат? Что, например, мы с тобой будем делать, если подружимся?»

Он опешил. В натуре, что они будут делать? Коньков у него нет. Лыжи – две плоские доски без креплений. Плавать боюсь в силу определенных обстоятельств. О родителях говорить стыжусь. Марками, может быть, с нею обмениваться? Увы, по сведениям японской агентуры, марками она не интересуется. Он не решался себе признаться, что главным делом в дружбе видится ему поджидание Стеллы после уроков, благо школа № 19 и школа № 3 находятся в двух кварталах друг от друга по Большой Галактионовской. Вот он установит личное наблюдение за подъездом, из которого выпорхнет волшебная Вольсман. Огромное счастье этого момента! Но если она не появляется вовремя, воцаряется огромное несчастье всех идущих друг за дружкой моментов. А вдруг она увлеклась их общим военруком Прямиком? Он ходит легко, хоть и поскрипывает протезом, и берет девочек за талию при прыжке с коня. Такое несчастье не является уже даже несчастьем; оно суть драма, лермонтовский поединок. Послушай, Акси-Вакси, говорил он сам себе, ведь ты же знаешь, о чем ты будешь мечтать в дружбе с Вольсман, и она, возможно, предоставит это тебе: ей это не составит труда. Ты будешь брать у нее портфель и нести его до ее дома как верный идальго – вот это и есть апогей дружбы или, возможно, апофеоз.

В общем, он переминался с ноги на ногу, не зная, как ответить на ее вопрос, а между тем глаза ее осветились какой-то симпатичной насмешкой.

«Так что же? Что мы будем делать в свободное от учебы время? Акси-Вакси, друг мой любезный, давай отвечай». – «Ну, знаешь, Стеллка, мало ли что можно делать, будучи в дружбе. Ну, будем разговаривать, задавать друг другу вопросы, ну, наконец, ходить в кино…» Она захлопала в ладоши: «Вот это здорово! Давай ходить на дневные сеансы! Куда, в «Электро» или в «Унион»»?

Мне очень понравилась ликующая Вольсман. Ура, дружба началась! И вдруг эту мою радость задвинули за косяк беспокойство и уныние. Да как я могу приглашать девочку в городские кинотеатры, когда у меня никогда нет денег на билеты? Два главных кинотеатра на центральной улице Баумана с дореволюционных пор, говорят, известны своими шикарными названиями – «Унион» и «Электро». Там были просторные фойе, где перед сеансами играли джаз-банды, а после сеансов, по ночам, там открывались дансинги, где появлялись иногда даже офицеры союзников. Конечно, вся эта роскошь была не для нас, ведь мы были глубоко несовершеннолетними, да к тому же и тотально безденежными.

Осенью я сделал несколько попыток разжиться «таньгой», то есть деньгой. Продал марку Британского Гондураса и купил у барыг несколько пачек папирос «Беломор». Под покровом темноты – в городе еще существовал режим затемнения – я присоединялся к шакальей стае торговцев папиросами, что прыгали возле «дансингов» и орали припевки из каких-то старых песен:

Друзья, купите папиросы!Подходи, пехота и матросы!Подходите, не робейте,Сироту вы пожалейте!Посмотрите – ноги мои босы!

В первую же ночь меня заприметили там пацаны с Подлужной. Вдруг окружили, начали затаптывать. Бывшие одноклассники, Лёка и Казак, хотели было вступиться – дескать, у этого Факси-Пакси «матуха припухает», – однако их тоже затоптали и отобрали товар.

С огромным фингалом я вернулся домой. Тетка устроила мне выволочку. Она взяла меня за шкирку, хотя я был уже выше ее. Ты что-то сильно куражистым стал в этом году. Ты что, не понимаешь, что должен в этом городе быть тише воды, ниже травы. Тетя Котя пришла из своего Радиокомитета и сказала, что один сотрудник видел меня на улице Баумана. Ты подумай о своих родителях, Акси-Вакси: ведь тебя могут мобилизовать в трудовую армию. В лучшем случае заберут в ремесленное училище. Пообещай, что перестанешь якшаться со шпаной. Я пообещал.

Через неделю мы с Холмским купили ящик чистильщика сапог, две щетки, бархотку, несколько баночек ваксы и несколько связок шнурков. Будем то вместе, то посменно работать на площади Кольцо. Там из трамваев вываливаются толпы черт знает кого, и всякий желает отсвечивать солнце в своих сапожищах.

Чистим, блистим, лакируетВсем рабочим и буржуям!Трудящимся за пятак, а буржуям за гуяк…

Теперь у нас всегда будет лишний рупь, чтобы сходить в кино со своей подружкой. Всезнайка Холмский рассказал мне историю первого Рокфеллера. Он тоже был чистильщиком сапог. Трудился возле биржи и стал мультимиллионером. К сожалению, наша история оказалась не похожей на историю Рокфеллера. Несколько часов к нам вообще никто не подходил. Потом окружил целый взвод солдат в башмаках и обмотках. Они сыпали махрой и хохотали похабщиной. Один за другим ставили свои бутцы на нашу шикарную подставочку. Мы попеременно с Холмским старались вовсю. Почистившись, взвод попер куда-то на построение.

«А кто платить будет, красноармейцы?!» – завопили мы.

Солдаты, галдя, перли куда-то, а нас даже не замечали. Мы стали их хватать за ремни, но тут они отпускали нам лишь пенделя в зад и больше nothing. Мы требовали сотню денег и ничего больше, но воины обещали отдать нас мильтонам или комендантским патрулям. Мы перебздели с Холмским и бросились спасать свой профессиональный пункт чистки. Пункт отсутствовал за неимением самого себя. Сидящий в своей будочке потомственный ассириец сочувственно покачал головой и указательным пальцем. Я думаю, что его внучатый племянник как раз и унес нашу установку.

Совершенно пришибленные, мы с Холмским волоклись с шумного Кольца по боковым улицам неизвестно куда. И вдруг обнаружили, что нам навстречу идет трешка подростковых детей вроде нас, в общем, миловидные мордахи: Стелла Вольсман, Натэлла Гибатуллина и Вадик Садовский. Последний давно уже присоседился к дружбе с Натэллкой. Уже в момент встречи на потоке Стремительном О он подкрался к Стеллкиной подруге и предложил ей дружить. Каков мечтатель! Предложение было принято.

Акси-Вакси вдруг заметил, что несколько мрачноватое лицо Вольсман при виде него озарилось чем-то радостным. Он и сам тут просиял.

«Ребя, айдате в киноху!» – предложил Садовский. Оказалось, что мы стоим чуть ли не на ступенях захудалой кинохи «Вузовец». Там никаких предсеансовых оркестров сроду не было. Вообще там ничего не было, кроме довольно вонючего зальца. Однако касса там была и билеты продавала. Продав билеты, она, то есть касса, становилась жестоким контролером только что ею проданных билетов. Особенно она старалась по поводу несовершеннолетних, стараясь побольнее ухватить за ухо или за вихор.

«Не трусьте, мои друзья! – воскликнул Вадик Садовский. – Не трусьте, и «Вузовец» всегда распахнет перед вами свои дружественные двери! Вернее, маленькие дверцы под кинобудкой».

Оказалось, что главным действующим лицом нынче тут выступает друг младости их мятежной, еще довоенный «костя-капитан», гражданин Шранин. Позвольте напомнить, что вместе со своим корешком Бобой Савочко были они по приказу генерал-майора Мясопьянова задержаны и препровождены для зачисления в летную спецшколу. Савочко давно уже трудился и сражался на фронтовых аэродромах, а вот Шранину повезло по части легочного туберкулеза. Обнаруженные в верхушках дырки, а в слюне немецкие бациллы вернули его туда, где он начал свою трудовую деятельность, в кинобудку «Вузовца». Там он, накручивая аппарат, вспоминал младших друзей, а верней, подчиненных по Средиземнодворью, и, конечно, впускал их в жаркую будку, а оттуда в прохладный зал бесплатно, в последний ряд, прямо под туманный луч, в котором, он был уверен, парит множество бацилл.