Агония Иванова - Украденные воспоминания Страница 27

Валера рванул его за волосы, заставив подняться и встать на колени. Он возился с застежкой своих брюк.

— Попробуй! — смеясь, потребовал он, — может я не хуже твоего ненаглядного Андрюши!

— Нет-нет-нет, — зашипел Илья из последних сил, — я не буду это делать, ты меня не заставишь…

Кровь заливала ему лицо, он почувствовал ее солоноватый привкус во рту, пока говорил это. Она застилала ему глаза мутной пеленой, из-за которой он переставал видеть даже очертания.

— Какой непослушный мальчик! — хмыкнул Валера. Илье удалось каким-то чудом извернуться и лягнуть обидчика. Это было удивительно при том, что ему едва хватало сил на то, чтобы дышать.

Он промазал, и удар пришелся в колено. Валера все равно не был к этому готов, поэтому осел, огласив помещение отчаянной руганью. Илья сильно поплатился за непослушание и уже скоро лишился последних сил к сопротивлению.

— Вот урод, — прорычал Максим, — надо его как следует проучить!

Борис поднял с кафельного пола, залитого кровью, школьную сумку Ильи и стал копошиться внутри. Он брезгливо бросал в сторону тетради и письменные принадлежности до тех пор, пока не наткнулся на линейку.

— Это подойдет? — спросил он у Валеры. Тот довольно кивнул и взял орудие предстоящей пытки из рук товарища.

— Расслабляйся и получай удовольствие, — сказал он Илье.

Вероятнее всего, полагалось, что он будет умолять о пощаде любой ценой. Но на свое счастье Илья потерял сознание, уверенный в том, что наконец-то отправляется в мир иной.

Андрей бежал так, как не бегал никогда на свете. Когда ему сказали, что Петров и его дружки потащили Скворцова в туалет, «разбираться», он сразу понял: будет беда. Счет шел на минуты, поэтому он словно убегал от смерти или, напротив, гнался за ней.

Дверь он открыл ногой, в туалет влетел как сумасшедший и накинулся на проклятую троицу с такой яростью, словно хотел растерзать их в клочья.

— Убирайтесь, убирайтесь, уроды! — орал Андрей. Он что-то еще кричал, сам не мог потом вспомнить, что и наносил бесчисленные удары. Силы у него сейчас было за десятерых. Страх ушел прочь.

Опомнился он только тогда, когда принялся бить Валеру головой о бочок унитаза. Максим и Борис с трудом растащили их и, сверкая, перепуганными глазами, поскорее увели своего главаря. Андрей остался наедине с неподвижно лежащим в углу Ильей.

Вначале ему показалось, что мальчик мертв, но, проверив пульс, он выдохнул облегченно.

Весь кафель на полу и стенах был забрызган кровью, словно они находились в пыточной.

В большое незашторенное окно лился тусклый солнечный свет.

Андрей принес воды и кое-как привел Илью в чувство. Мальчик слепо щурился на него ничего не видящими глазами. Андрей вспомнил про очки и убежал искать их. Когда он вернулся, Илья уже застегивал брюки дрожащими окровавленными пальцами.

— Как ты? — тихо спросил Андрей.

— Великолепно, — мальчик криво улыбнулся.

— Илья.

— Что ты ждешь услышать?

— Ничего… — потерянно пробормотал Андрей.

Илья забрал у него очки и стал собирать с пола свои вещи. Среди них он обнаружил и злосчастный дневник. Его сильно трясло, конечности слушались его плохо, но он не подавал и виду.

— Скажи… — начал, было, Андрей, наблюдавший за ним со стороны, но осекся.

Илья остановился напротив него и посмотрел ему в глаза долгим пронзительным взглядом из-под растрепанных и грязных светлых волос.

— Ты был для меня всем, — спокойно бросил Илья, — ты этого ждешь? Или что? — он приблизился и коротко поцеловал ошеломленного парня в губы. Андрей почувствовал железный вкус крови. Ему стало горько и холодно. Он не знал, что он должен делать.

— У тебя зажигалка есть? Или спички? — спросил Илья.

Андрей молча протянул ему коробок спичек.

— Тебе нужно ко врачу… — сказал он.

— Отвали.

Он плелся следом за мальчиком, пока тот спускался на первый этаж, одевал легкую куртку и шел прочь. У него не было сил, чтобы заговорить или уйти. Ему казалось, что стоит ему отойти, Илья броситься под машину.

Но его бывший друг не торопился этого делать. Он спокойно вышел со школьного двора, лишь слегка прихрамывая, завернул в первый попавшийся двор и вытащил из сумки свой дневник.

По очереди он вырвал все листы, сложил их горкой на земле и поджег спичками, которые дал ему парень.

Заметив, что Андрей следит за ним, он сказал:

— Уходи.

— Послушай…

— Убирайся, — потребовал Илья, но потом смягчился, — я тебя прошу. Уходи. Навсегда.

Андрея обожгло болью, которая звучала в голосе его маленького друга. Он некоторое время заворожено следил, как пламя поглощает страницы, а после послушался и ушел, не сказав больше не слова. Его вина была слишком велика, чтобы даже пытаться оправдаться.

Нина как обычно суетилась на кухне. Квартиру наполнял вкусный запах приготовленной ею еды, запах уюта и спокойствия.

Илья словно попал в другой мир, ему сразу стало легче.

Он прошмыгнул в ванную и быстро стал стирать с себя кровь и грязь.

Его удивляло только одно: почему он до сих пор жив. Это какая-то ошибка. Он должен был, если вообще не рождаться, то хотя бы умереть в младенчестве. Или сегодня, от бесконечных ударов озверевших одноклассников, от боли и унижения.

С волос капала вода.

Нина поставила перед ним тарелку.

— Как дела в школе? — спросила она с таким видом, будто это действительно интересует ее.

Илья промолчал.

— Что-то случилось? — забеспокоилась женщина.

— Нет, — покачал головой мальчик.

Он выдержал еще одну паузу.

— Пожалуйста… — наконец-то решился он, — переведи в коррекционную школу… или на домашнее обучение.

— Почему!? — изумилась Нина.

— Я не справляюсь, — коротко ответил Илья и выдавил из себя улыбку, настолько искреннюю, насколько это было возможно, — пожалуйста…

Он знал, что некоторое время Нина будет спорить и упираться, но рано или поздно согласиться. Иначе — нельзя. Если он увидит Андрея еще раз — он точно умрет, а ему отчего-то еще хотелось жить, не смотря не на что.

Глава десятая

Были такие дни, когда районную детскую поликлинику наводняли люди, а бывало, напротив, что длинные тоскливые коридоры с запахом медикаментов пустовали. Никто не мог сказать чем это обусловлено и сколько Илья не пытался экспериментальным путем определить от чего зависит посещаемость, тщетно. Происходило это совершенно спонтанно, но порой одновременно с эпидемией очередного гриппа.

Сейчас никакого гриппа не было, потому во всем здании полноправно царила сонная тишина, нарушаемая только нескромным смехом медсестры из открытой двери на втором этаже, радиоприемником в регистратуре и падением листьев.

Охранник дядя Саша весь извелся: он уже успел обойти все здание, проверить все ли везде «ладно», как он любил поговаривать и решить парочку кроссвордов. Поэтому он не придумал ничего лучшего, чем побеспокоить Илью, который, как обычно в такие дни, был очень занят чтением и даже рад тому, что никто не отвлекает его от этого занятия.

— Дурная погода, — сказал дядя Саша.

— Угу, — буркнул Илья.

— Вот снегу бы! — предался мечтаниям охранник.

Илья удостоил его взгляда и поежился, подумав о снеге.

— Нет, — рассудил он, — топят плохо. Мы здесь превратимся в ледяные скульптуры.

— Позитивнее нужно на жизнь смотреть! — обиделся дядя Саша и снова вскочил с места, чтобы еще немного погулять по пустому зданию.

— От этого топить лучше не будут, — хмыкнул Илья. Так они и общались обычно с дядей Сашей. Охраннику было немногим за пятьдесят, он был ленивым и часто спал на своем рабочем месте, от всего в жизни стараясь получать удовольствие. Илья ему поначалу не нравился, все казался каким-то дерганным, слишком серьезным и вечно напряженным. Но понемногу они нашли общий язык, Илья даже стал рекомендовать какие-то хорошие детские книги дяде Саше для его внучки. В литературе он разбирался отлично и все в поликлинике удивлялись тому, как настолько образованный человек может работать здесь.

Хлопнула тяжелая дверь, помещение наполнил запах дождя и гниющей листвы. Вошла молодая мамаша с девочкой в ярком розовом пальто и смешными хвостиками. Мамаша долго высвобождала свое чадо из-под сложного нагромождения одежды, в это время ее украдкой изучал весь скучавший персонал.

На вид ей было лет двадцать пять, не больше. А девочке уже десятый год, не меньше… Вся прелесть девушки сразу куда-то делась, как только Илья сделал соответствующие выводы о ее легкомысленности. Но красоты ей было не занимать: большие миндалевидные глаза глубокого синего цвета, насмешливые губы, длинные светлые волосы. Девушка и сама собой любовалась, что чувствовалось. Она бросила короткий взгляд в зеркало и, довольная, проводила девочку к гардеробу. Ребенок сам гордо тащил вещи, упиваясь иллюзией самостоятельности.