Лев Сокольников - Саркофаг Страница 27

Большие сволочи небольших размеров! Полуголодные, полураздетые злые сволочи! Труден был немецкий язык, спору нет, и наше нежелание его изучать мы расценивали как добродетель, подвиг и одолжение. Рейнгольд в ответ ставил в журнал двойки. Это была наша война с учителем немецкого языка, и в этой "войне" я был тайным предателем. Ничего удивительного: кровь отца-коллаборациониста протекала и в моих сосудах. Мне, "как и всему советскому народу" в классе, нужно было ненавидеть немца, но за что!? Двоек-то он мне не ставил!

Хорошее у меня сегодня положение: семь десятков прожитых лет. Могу думать что угодно о прошлом, могу ошибаться и заблуждаться без всяких последствий для себя. Вспоминая учителя немецкого языка, думаю: "положим, враги захватили Россию по Урал, но переходить уральский хребет не стали. Японцам Сибирь отдали… хотя сомнительно, чтобы немцы позволили японцам "границу до Урала перейти". Стал бы Рейнгольд выпячивать своё арийское превосходство передо мной? Стал бы он кого-то учить немецкому языку? Удивительно: он, немец, моим, русским языком управлял лучше меня! Два языка в совершенстве! Стал бы он кого-то обучать немецкому языку, держа ученика за горло? Если "да", то зачем это делать? Лишний труд: всё равно обучаемые рано, или поздно будут уничтожены, как "низшая раса"?

Не думаю. Не смог бы Рейнгольд кого-то убивать. Учить нас настойчиво и неутомимо немецкому языку — да, на это у него нашлись бы силы, а вот убивать — нет! Верил я Рейнгольду Мартину!

Глава 17. "Историк"

Все мои учителя, с пятого класса, и до конца обучения, были большими умницами. Педагогами от Бога. Почему бы мне этого не понять тогда? Почему бы не понять, какой титанический труд они выполняли, давая нам за гроши самое великое, чем может владеть человек: знания? Как, каким образом полезную для нас, но очень опасную для "рядового советского человека" информацию высказать вслух? Ну, нельзя учителю, живому человеку, общаясь с учениками, ограничиваться одним материалом из "программы обучения". Ученики — не дураки, они задают иногда такие вопросы, на который неправильный, неверный ответ мог обернуться для учителя большими неприятностями. И каким нужно быть мудрецом, чтобы во времена "поголовного торжества социализма" сказать то, что думаешь и не подвергнуться "суровому осуждению всего здорового педагогического коллектива". Очень просто: с самого начала всё, что вы хотите сказать, объявите "ложью" и после такого "вступления" можете исполнять, что угодно! Найдите для информации издевательские слова, и говорите что угодно, но с усмешкой. Смейся над тем, что считаешь опасным для разглашения — слушатель разберётся сам… если сможет.

Когда-то, во времена поголовного атеизма, в институтах студентам рассказывали о Законе Божьем с маленькой поправкой: "заблуждение". Пришли иные времена и бывшие студенты превратились в стариков. Забыли о прежних "поправках сверху" к Закону Божьему и стали верующими людьми. Грамотными верующими: их когда-то "просветили" Вывод: смейтесь на правдой, но никогда к правде не добавляйте поправок и комментариев от себя, кроме единственной: "якобы"!

Пока люди будут получать образование, до тех пор и будет в их среде расслоение. Совсем пустяковое — но будет. Вот его суть и содержание: "скорость тела — это путь, пройденный телом в одну единицу времени". "Единица времени" — секунда. Так просто и понятно! Узнать скорость тела — пустяк: нужно всего лишь пройденный телом путь разделить на время его движения в секундах. Больше ничего не нужно. Всё! Чёткость, точность! Физика, её раздел "механика" — это твёрдые законы, ясность и незыблемость! Закон о скорости тел ещё очень долго только так и будут объяснять в школах. Скорость никогда не изменится. "Видимый нами белый свет разлагается на семь основных цветов…". "На погруженное в жидкость, или газ, тело действует выталкивающая сила равная…" и далее по тексту закона мудреца Архимеда. Это наш физик, строгач и умница, помню его голос пятьдесят лет!

"Валентность по кислороду равна шестнадцати!" — очень много элементов Периодической таблицы соединяются с кислородом. В основном — все, кроме золота и других "благородных" металлов. Золото игнорирует кислород, и кислород со своей стороны не соединяется с золотом. У них твёрдый и вечный договор о не "воссоединении". У них нет такого: "я с тобой хочу соединиться, а вот ты этого не хочешь!". Враги они заклятые — кислород и золото. А мы не можем жить ни без того, ни без другого, мы и то и другое прекрасно в себе объединяем… до момента, когда кислород становится дороже золота и его не хватает! Но до ужасного момента нехватки кислорода кислород и золото прекрасно совмещаем! Хотя "химичка" говорила нам, что "жизнь на планете "Земля" почему-то углеродная!

О математике ничего сказать не могу, математика меня доконала! Математику я стал любить и уважать только в свои шестьдесят лет. Уважать, но не знать её. Изучать математику после выхода на "социальную защиту" — ненужная затея…

Законы, законы, нерушимые законы! Единые законы для всей вселенной! "Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы" — с этим ничего, никто и никогда не сможет поделать! Ни при каком правлении! ни один строй! Ни в одном лагере этот закон не смогут отменить! Эталон метра из платины хранится в Париже! Это ужасно, но с этим ничего поделать нельзя! Если разве только разнести этот Париж вдрызг? а эталон метра… ну, да, понятно, эталон должен храниться "в стране победившего социализма…"

Тяжёлая работа выпала на долю историка Геннадия Матвеевич с ничего не говорящей фамилией. Мы его любили. Если кто-то из нас мог вылететь из класса за несносное поведение во время любого урока, то у историка таких эпизодов не припоминаю. Ценность и уважение к предмету, что давали нам учителя, определялась количеством вызовов родителей в школу и моментов, когда учащегося выгоняли из класса. Не помню, чтобы историк кому-то говорил:

— Чтобы завтра был в школе с отцом!

Он входил в класс, и мы дружно вставали. С удовольствием вставали! Всегда бодро, дружно и радостно встречали урок Истории! Его уроки были для меня "фильмами без изображения". Кому из учителей так "везло", как "историку"?

В зиму седьмого класса как-то всё интересно сложилось: "историк" рассказывал новую тему, а в это время в клубе шёл трофейный фильм о воине "Алой и белой розы": "Башня смерти" Ну, как было не побежать в клуб!?

1242 год, тевтонцы, Александр Невский, Чудское озеро. "Кто с мечом на Русь придёт — тот от меча и погибнет" — не говорил князь таких слов, режиссёр вольность позволил, Евангелием воспользовался:

— "Взявший меч — мечем погибнет" — и эту тайну открыл историк. Рисковал мужик:

— Откуда режиссёр мог знать, что сказал князь перед битвой с тевтонами? Ай, присутствовал при битве?

Историк мой, учитель мудрый! Ты "развратил" меня способностью видеть ложь, кою дуракам умные чужаки пытаются выдать за правду: помнишь эпизод, когда старый кузнец, мастер по кольчугам, отправился на битву в короткой кольчужке?

По интересу уроки историка не уступали фильмам. Не обладал ли он гипнозом? Кто знает, может, и было такое?. Есть, хотя бы одна, докторская, или кандидатская диссертация с названием "Применение массового гипноза в школьном преподавании Истории"?

Историк начинал урок не с въедливых "допросов" о пройденных материалах", а начинал рассказывать новый. Звонко, с каким-то аппетитом бросал классный журнал на учительский стол, и не интересуясь отсутствующими учениками, начинал рассказывать:

— Наши, ныне невысокие и разрушенные уральские горы, миллионы лет тому назад были выше нынешних Гималаев. Если сегодня Гималайские горы называют "крышей мира", то, представьте, какими были Уральские горы? В древности Уральские горы "Рифейскими" назывались — и после вступления уводил в исторические дали, где я "растворялся" полностью:

— А кто в древности Уральские горы называл "Рифейскими"?

— Арии. История — такая наука, в которой какое-то отдельное событие не живёт самостоятельно. В Истории всегда присутствует "цепь событий". Главное — вцепиться в конец "цепи".

А какой у него был язык! В его речи не было нынешних "слов-паразитов" "так сказать" и прочей словесной шелухи! Только сегодня, вдоволь наслушавшись за прожитые годы косноязычных "руководящих" тупиц, понял:

— Лучшего преподавателя истории, чем наш учитель, на то время не было в "стране советов"!таковые.

Был ли наш историк членом коммунистической партии, был ли он в "первых рядах строителей социализма/коммунизма" — этого, разумеется, я не знал, не спрашивал. Меня не должна была интересовать принадлежность историка к партии. Но от него впервые услышал об арийцах. Забавная складывалась ситуация: под владычеством арийцев прожил три года, был в лагере, построенном ими для моего извода из видимой жизни, но что так близко подошёл к ариям — и не подозревал! Историку ни словом не обмолвился о том, что воочию видел потомков ариев.