Лев Сокольников - Саркофаг Страница 28

Рисковал историк, рассказывая об ариях? Пожалуй. Но не сильно: он рассказывал о них с добавлением "якобы". Говорить об арийцах нужно было только в насмешливом тоне с добавлением "так называемые арийцы". Под сочетанием этих слов понимались только немцы, проигравшие войну. Иных ариев на то время не существовало. Если немцы считали себя арийцами, если они войну затеяли, да ещё к тому же её и проиграли, то хорошими арийцы никак не могли быть!

И всё же: кто такие арийцы? Откуда?

Историк, произнося слово "арии", не ухмылялся и не кривил губы, не говорил защитного слова тех времён "якобы", и это удивляло. Преподавая историю, он почему-то входил в сферу деятельности преподавателя изящной словесности. Подмены уроков литературы не происходила, я это понимал, история стояла немного в стороне, но учитель свои уроки излагал красиво. Как это сделать без знания литературы? Математик сможет так?

— Племя ариев много веков тому назад говорило на языке, ныне совсем забытом, и "мертвее, чем латынь". Назывался тот древний язык "санскрит", и в нашем, нынешнем языке, очень много слов из санскрита. Хуже того: и немцы пользуются многими словами из этого языка до сего времени, и расставаться с ними не желают! Почему так — ищите ответы! Но чтобы всё это узнать — вам нужно хорошо учиться. Любить историю "мать всех наук" — но звенел звонок, известивший о конце самого интересного урока истории в моём школьном обучении. Если в гоголевском "Вие" крик петуха спасал бурсака Хому от ведьмы, то звонок, прекративший единственный урок истории, когда я впервые услышал об арийцах, "погубил" меня: с седьмого класса советской школы и до момента, когда в отечестве было разрешено любое знание, я помнил об историке и его опасных рассказах.

Рисковал человек "карьерой" преподавателя истории в школе железнодорожного посёлка? Может быть. Боялся он чего-то? Пожалуй, нет: куда его могли ещё сослать? Где были тогда такие места, где учитель мог бы забыть о древнем народе с названием "арии"? Несвоевременная порция "яда" была мною получена от историка! Захватывающая, интересная, но ядовитая информация о древнем народе! Да, проживало могучее племя ариев на территории Урала, а как оно там оказалось — для этого нужно было углубиться в историю человечества ещё на пятнадцать тысяч лет назад от тогдашней точки моей жизни. Стоит ли это делать, или всё это пропустить мимо — никто тогда не мог дать совета, а спросить об этом у любимого историка у меня не хватило соображения. Жил всего-то лишь четырнадцатый год и просто был обязан соображать лучше всех. И язык у Ариев был совсем такой, как у германцев, и походили они на них: рослые, светловолосые и голубоглазы, но в зеркале я видел ровно половину из того перечисленного, чем должен обладать настоящий ариец.

Глава 18. "Физик" Теория.

Не утомлюсь петь хвалу всем моим педагогам и удивляться: как могли в школе небольшого железнодорожного посёлка собраться столько талантливых педагогов? По всем моим дилетантским представлениям такие учителя должны были преподавать свои предметы в школах областного центра, или выше! Но, нет, они трудились в "глубинке" и не роптали.

Учитель физики Николай Иванович. Невысокого роста человек. Всегда опрятный и подтянутый. Много лет спустя таких "выправленных" людей, как мой учитель физики, показывало телевиденье в спортивных хрониках.

Свою науку он вносил в сознание не менее талантливо, чем другие учителя. Физику мы начинали с движения, и её я полюбил с первого урока. Раздел механики: "движение" Нет, как всё же хорошо вначале ознакомиться с практикой, а потом получить разъяснения некоторых моментов их этой практики! Вот, оказывается, почему я никогда не расшибался, когда прыгал с поезда: если бы я покидал вагон лицом против хода, то движение моего дохлого, слабого тела и движение состава складывались бы… и вместо сорока километров при встрече с землёй я бы получал все семьдесят! А это, извините, больно, это, прошу прощения, такая быстрая встреча, от которой переломать ноги — пара пустяков! Какое счастье знать, почему и отчего я ни разу не расшибся!

И чем дальше я углублялся в прекрасную и строгую науку с названием "Физика", тем сильнее, крепче в неё влюблялся: Оптика линейная! Чудо! Вот почему днём, в солнечную погоду, находясь вне комнаты, я не вижу того, что там происходит! Всё дело в освещённости, коя измеряется в люксах. А радуга!? Когда бы и где я узнал, что белый солнечный свет — никакой не "белый"!? А электричество! Это самое большое чудо! Бездна интересных вещей для размышления! Почему и отчего это происходит так, а не иначе? А тут тебе новенькое дарят:

— Эти законы, возможно, царят только в нашей Галактике, а за её пределами может быть что-то и другое… — Боже милостивый, неужели нет предела!? А если и есть предел, то каков он?

— И знания, ребята, так же беспредельны. Стремитесь к ним, познавайте мир, и он вам добром отплатит! — так нам говорил Николай Иванович Ковалёв, мой преподаватель физики общеобразовательной школы номер… Или он ничего подобного не говорил? это я придумал? Если и не говорили таких слов наши учителя, то они это делали "по умолчанию", и должен сказать, что такое у них прекрасно получалось!

Продолжение 18 главы. "Физик". Практика.

После первых уроков об электричестве я потерял покой. Ну, хорошо, механика — вот она, видимая; линейная оптика — вот она, ясная и понятная… Длина волны в ангстремах… ангстрем — сантиметр со многими нулями в минус… возьми линзу, собери в точку световые волны и можно ими поджечь всё, что способно гореть… То есть "окисляться": после уроков химии говорить о каком-то "горении" считал примитивным. Неправильным. Если тебя познакомили с "окислением", то о каком "горении" речь вести? "Горение" сгинуло, прекратилось, пришло время "процессу соединения с кислородом с выделением тепла".

— Николай Иванович, а что такое "взрыв"? — у меня были основания интересоваться прошлыми взрывами:

— Всё тот же процесс окисления, но мгновенный…

— А как он происходит?

— Об этом вам расскажут в старших классах — не "дотянул" до старших классов, поэтому явление взрыва усваивал самостоятельно. "Доходил своим умом". Выражение "доходил своим умом" неверное, я пользовался опытом людей, кои о взрывах знали всё.

А электричество? В электричестве ничего не видно, если не считать приличной искры после вращения стеклянных колёс "элетрофорной машины".

— Молния — это "статическое" электричество, но есть и другие виды движения электронов: в твёрдых телах, в жидкости и в вакууме. — ах, милый и умный Николай Иванович! Дорогой учитель, ты представить не мог, как один твой урок физики с названием "Электричество" определил мою дальнейшую жизнь! Чудо: ничего не видно, торчат из стены два провода — и всё! Соединяли проводки — в классе загорался свет, разрывали — наступал мрак! Почему от выключателя остались торчать из стены всего два проводка, как погиб выключатель, каким образом от него осталось так мало — этого я не знал, а так хотелось! Пожалуй, выключатель выработал свой "моторесурс" и "умер на боевом посту смертью героя". Но мог и погибнуть от чьего-то любопытства после первых уроков физики. От такого, как я. Раздел любознательности: "электричество".

Знаю все наши подлые методы школяров, коими мы "срывали" нелюбимый предмет: географию. Её преподавала женщина, бедное существо со странными интонациями в голосе. Зимние сумерки наступали рано, и со второй смены возвращался домой затемно. Ко времени обучения в седьмом классе отцу дали квартиру в одну комнату на втором этаже "пролетарского" дома неизвестно из чего построенного. Без водоснабжения, Отапливалась квартирка печью. К каждой квартире давался сарай для угля. Своих работников на "законном основании" углём для спасения от холода снабжала "железка".

Когда урок географии последний, за окном класса — полный мрак, сидеть в классе — невмоготу — тогда самый ловкий в метании предметов в цель и близко сидящий к выключателю, в момент, когда учительница отвлекалась вниманием на карту, бросал шапку в провода, разрывая электрическую цепь лампочки. Наступал мрак и дальнейшее преподавание "науки о Земле" становилось невозможным: моря и континенты на "карте мира" становились неразличимы. Бедная учительница не могла во мраке соединить провода, она всё же была женщина, а и электричество и женщины — несовместимые предметы. И здесь я становился предателем и подлецом, во мне говорила кровь отца-коллаборациониста: я вставал из-за парты, на ощупь пробирался к стене с проводами, и того света, что струился из окон дома напротив школы, вполне хватало для соединения проводов вместе. Удивительное дело: соединённые вместе, но всё же оголённые провода, не били меня током! Я давал свет! Сегодня не могу сказать, какая часть класса была готова меня "поставить к стенке за подхалимаж" перед "географичкой"