Ирина Мамаева - С дебильным лицом Страница 27

— И ты на все это смотрела?

— Дурацкое… любопытство, что ли. Живешь ведь и не знаешь, что такое бывает. Как же все это страшно!.. Но я не об этом. Иду я, значит, за Шаниным. И тут ему по телефону звонят, он начинает отвечать. А меня заинтересовала ванная комната. Я, с дуру, и отошла ото всех, заглянуть решила. А на меня все эти дети как кинутся. Как зверьки какие-то. Я им что-то говорю и не знаю, понимают они меня или нет. Но это еще ничего. Тут на меня вдруг как кинется какая-то девочка. Она из палаты выскочила и прямой наводкой на меня. Запрыгнула, обняв руками за шею, а ногами за талию, и повисла. Ну как девочка?.. Лет двенадцать, мне по плечо. Килограмм сорок на меня налетело — я еле на ногах удержалась от толчка. А она вцепилась в меня мертвой хваткой. А лицо такое… Дебильное-дебильное. Безо всякого выражения. Точнее, нет, можно сказать, с выражением абсолютного счастья; лицо человека, который всю жизнь мечтал о чем-то и, наконец, получил это. Замечала, у счастливых людей часто дебильные лица?

— И что ты с ней делала?

— Я попыталась ее отцепить… Если честно, то я испугалась и растерялась. Совершенно не знала, как себя вести. Ну и стала санитаров звать. Они подбежали и стали отрывать ее от меня. Все это пару минут заняло, просто рассказывать долго. Так вот, вцепилась она насмерть, они ее отрывают — она орет. Оторвали, утащили в палату. Мы с Шаниным уже на лестницу вышли, на другой этаж, а все слышно было, как она кричит…

— А чего она в тебя вцепилась-то?

— Как — чего? А вдруг — мама? Она же не помнит свою маму. Может, боится не узнать. Лучше уж во всех подряд на всякий случай вцепляться.

Лариска задумчиво пожала плечами:

— Да, им проще: для них весь смысл жизни — найти маму…

— А для нас какой смысл жизни? Для тебя? Для меня? Что обычно люди называют смыслом? “Смысл моей жизни”, — непременно скажет кто-нибудь, — “Достичь положения в обществе, заработать себе на хороший дом, машину, завести семью, родить детей…” Ну и так далее. А ведь, по сути, это не смысл, а цель. Смысл — это что-то другое…

— Мне кажется, что смысл в том, чтобы… Как бы это сказать, ну с каждым днем мы приобретаем какой-то жизненный опыт, чему-то учимся, и в голове понемножку складывается как бы паззл. Чем больше деталек встают на свои места, тем легче жить. Потому что больше понимаешь, проще реагируешь на все.

— Профессионалом становишься? Профессионал всегда чувствует себя увереннее и защищеннее. Только это тоже получается цель, а не смысл.

— Наверное.

Они снова разлили вино. Лариска закурила.

— Ой, мне тут опять снился сон про обувь, — вспомнила Татьяна. — Я где-то на юге, я купаюсь, выхожу из моря, одеваюсь, а мои любимые туфельки украли, и мне так плохо! Я иду босиком, мне неудобно, я вижу кучу чьих-то чужих шлепанцев — видимо, их владелицы купаются — я быстро подбегаю, быстро выхватываю из кучи первые более-менее подходящие мне по размеру тапочки и убегаю. Но они — чужие, мне в них неловко…

— Что ты хочешь этим сказать: Михайлов — твои любимые туфельки?

— Не знаю… Любила ли я его вообще? Люблю ли я Андрея?.. — и, помешкав, тихо добавила: — Или просто пытаюсь — раз уж оторвали от одного — вцепиться в первого попавшегося мужчину…

— С дебильным лицом…

Они разошлись, сидели, каждая у себя дома, но думали об одном и том же. Не зная, что в этом мире каждый кого-нибудь любит и каждый кем-то любим. В поезде едет Федор, чувствуя всякой клеточкой своего тела мучительное и неизбывное сиротство свое, но на каждой новой станции его встречает любовь Лариски, и бабки продают ему пиво по дешевке, а проводницы улыбаются ласковыми материнскими улыбками.

Сидит дома Татьяна, в одиночестве допивая вино — не оставлять же. Смотрит на выложенный на стол телефон. Но Андрей не звонит, и в квартире по-прежнему тихо. А где-то в другом конце города дома сидит другой человек и также смотрит на телефон. Он узнал недавно Татьянин номер и ежечасно мучается теперь желанием набрать его.

Лариска стоит столбом посередине своей квартиры. Всего лишь неделю жила она у Федора, а теперь смотрит на свой дом и удивляется, где это она? И до того ей грустно, пусто и тоскливо на душе… Как будто была она какую-то секунду назад наполнена любовью до краев, раздута, как воздушный шарик, а теперь — один неожиданный укол, и воздух вышел, и больше уже никогда не полететь. А у ее подъезда с охапкой цветов стоит мальчик-стриптизер, которому она играла на скрипке. Он смотрит на свет в ее окнах, видит, что она дома, но мучительно краснеет и стесняется зайти…

“Танька!

Помнишь меня? Это я, твой одноклассник Борька Романов! Помнишь, как я тебе в третьем классе жевачку подарил? Я думал, ты давно уже замужем, детей растишь, а ты оказывается такая красивая стала и незамужем. Я женат, но сама понимаешь, что жена это так скучно и не интересно, и она совсем меня не понимает, мы чужие люди. Танька! Ответь мне, напиши, помнишь ли ты меня, хочешь ли встретиться. У меня своя фирма, рено, дача под Москвой. А давай махнем в Египет, а? я так давно не общался с обычным человеком, чтобы не о бизнесе, а просто с другом или с красивой женщиной.

Пиши,

Твой Борька.”

Глава 18

Андрей ехал в маршрутке на встречу с Коляном, прижимая к животу свой опасный груз. Как вдруг зазвонил телефон. Высветилось не имя, но почему-то до боли знакомый номер. И тут же все внутри его вздрогнуло, натянулось как струна; с замиранием сердца он ответил:

— Алло…

— Привет, Андрей, — просто и буднично сказала Аленка, — как дела? Ты очень занят? Ты мне нужен.

И сразу все перестало существовать: Колян, самодельное взрывное устройство, Татьяна, весь мир.

— Да. Нет. Не занят. Ты где? Я сейчас приеду!

И как будто не было этого мучительного года без нее.

Они сидели на скамеечке около какого-то памятника. Она уже с ходу вывалила на него все свои новости — где учится, с кем общается — и теперь с удовольствием разглядывала свой маникюр, время от времени поднимая на него взгляд и кокетничая:

— Я красивая? Скажи, я изменилась? Давай, давай, учись говорить комплименты.

Андрей смотрел, смотрел, смотрел на нее и все не мог насмотреться. Хотелось вобрать ее всю в себя — на самое дно хрусталика. Вдохнуть в легкие вместе с запахом. Чтобы она жила в нем всегда. Он вспоминал моменты близости с ней, и как он шел потом на учебу, и тело его, как сосуд, было наполнено ею до краев. И вместе с тем что-то самое близкое, самое дорогое, напротив, всегда оставалось с нею, в ней. И нужно было снова возвращаться и снова вжиматься друг в друга со всей силы, рискуя сломать ребра в объятьях.

Целый год он лез ночами на стены — казалось, дали бы ему стену, огромную железобетонную стену, и сказали: проломи ее головой, и ты все сможешь вернуть, и он бы, обретя цель, бился в нее, бился, до тех пор, пока бы не проломил. Или не разбил себе голову.

Миллион раз он давал себе обещания забыть ее. Он педантично вспоминал все ее промахи, все недостатки, неудачно сказанные слова, которые можно было принять за желание обидеть, унизить. Выжигал из сердца любовь каленым железом. Но вот она пришла и сидит рядом с ним, и все чувства — корявые, хромые — снова оживают в нем, наполняя его.

— Да, да… — подтвердил он неизвестно что, не слушая, но чувствуя, что она ждет ответа.

— Ай, ты все такой же, — протянула она разочарованно.

— Что? — испуганно напрягся он.

— Хотя бы спроси меня, зачем я тебя пригласила встретиться.

Ему и в голову не пришло спрашивать о таком. Целый год он маялся, мучился, боясь признаться себе, ждал ее звонка. Целый год он пытался понять, что он сделал не так. Ведь каждый день, пока они были вместе, он щедро, с избытком отдавал ей себя. Для нее он пытался быть самым лучшим, самым сильным. Он брался за все сразу: писал стихи, с закрытыми глазами рисовал экипировку любого воина любой армии Второй мировой, ходил в секцию рукопашного боя, читал книги. Заманивал ее во время прогулок в самые опасные районы, мечтая только об одном — чтобы на них напали и ему пришлось биться за нее.

Не умея, не зная, что всему, и любви — в первую очередь, нужно учиться. Боясь, что она сочтет его недостаточно “крутым”, он пытался возможно больше вывалить на нее. И ему не приходило в голову, что она — такой же человек со своими особенностями и талантами. Он так и не сумел остановиться и попытаться разглядеть, а кто, собственно говоря, она — его любимая девушка? Чего она хочет, о чем мечтает, чем живет?

Любовь — это не упорная борьба, когда ты изо всех сил стараешься пусть не истребить, но хотя бы склонить противника на свою сторону. Любовь всегда предполагает жертву. И это не время, не деньги — это отказ от собственного “я”. Когда ты бесконечно отступаешь и отступаешь, сдаешь свои с таким трудом завоеванные территории. И этому надо учиться — долго, трудно, мучительно.